— А к Микешину, уряднику тамошнему, у меня еще вопросы имеются. Мне недавно доложили, что в Пачевской волости этим летом четыре скирды сена сгорели. Вроде бы — сено и сено, бывает, что и горит. Но, как оказалось, его тамошние мужики сожгли.
— Раскольники с никонианцами покосы не поделили? — предположил я.
— Почти угадали. Там, в Пачевской волости, имеется и помещичья земля. Тоже чересполосица — тут государственные крестьяне были, там уже частновладельческие.После реформы, когда мужикам земли намеряли, что-то не так намерили. Если бы помещик на месте жил, тогда бы и межевание позже правильное провели и все прочее. Но помещик в Петербурге, носа сюда не кажет, деньги за него управляющий собирает. А управляющий — он ведь и сам из здешних мест. Вот, под шумок, мужики покосы косить принялись, а потом и вовсе своими стали считать. У нас ведь как? Если я на земле работаю — земля моя. Не в Европе, где каждый кусок земли своего владельца имеет. Будет сорняком зарастать, а никто не тронет — чужое. А в прошлом году приехала барынька — супруга помещика, вместе с сыном. Кажется, она с мужем отдельно живет, тот ей паспорт выписал, разрешающий свободное передвижение, часть своего поместья переуступил. Я всех подробностей не знаю, но знаю только, что решила она от земли прибыль иметь побольше, нежели супруг ей платил. Дом себе барынька поставила — скромный, не барский, зато свой, вместо управляющего стала платежи за землю получать. Думаю — очень удивлена была, когда узнала, что денег больше, чем раньше получала. Нет ведь таких управляющих, чтобы не крали у барина. А так-как покосы по ее документам в собственности супруга, косцов наняла, сено скосила, продать решила.
Мужики с косцами подрались, а потом вообще — спалили все сено и пригрозили, что и ее дом спалят. Так что, убежала барыня вместе с сыном в столицу.
— А что Микешин? — полюбопытствовал я.
— А что Микешин? — вздохнул Василий Яковлевич. — Да ничего. Мог бы в самом начале все безобразия пресечь, не допустить никакого поджога. Всего и нужно-то было на мужиков рявкнуть, власть применить. Потом со старостой поговорить. Если община межеванием недовольна — пусть жалобу подают. Есть у нас уездное по крестьянским делам присутствие, оно межевые споры решает. Не первый же такой спор. А тут и сено спалили, и женщину с ребенком испугали. А если бы и на самом деле барыньку убили? Это что, из-за какого-то урядника в моем уезде крестьянский бунт? А Микешин мне даже не доложил. У торговцев узнал, свое расследование провел. Наверняка кто-то из его новых родственников тоже чужое сено жег. Вот, он своих покрывает.
— Василий Яковлевич, а если бы и на самом деле бунт случился? Что станет делать полиция?
— Бунт… — призадумался на секунду Абрютин. — Ежели мужички собрались, да орут — это еще не бунт. Я бы им даже орать не мешал — пусть себе проорутся. Но коли бы крестьяне за топоры схватились, за вилы, я бы своих городовых на них не повел. Даже если одна деревня поднимется — это мужиков двадцать, не меньше, а я, при надобности, больше десяти человек не соберу. А даже и соберу — что толку? В любой деревне отставные солдаты есть, которые в воинском деле понимают. Мятежники в чистое поле не пойдут, в деревне засядут, в первую очередь подходы и подъезды к ней перекрывают. Можно баррикаду поставить, завал из бревен. Ну да много что можно придумать! У нас с моим помощником да с Ухтомским по револьверу имеется, у полицейских однозарядные пистолеты, да палаши — колбасу резать. Я со своими городовыми и с конной страже завалы штурмовать не стану, а сразу телеграмму в Новгород отобью. Пришлют роту солдат, да пару орудий. Два или три залпа — завалы расчистят, потом солдаты войдут. Кто оружие сразу не выкинет — тех постреляют. А потом уже и мы с полицией войдем. Зачинщиков заберем, в уезд привезем. А дальше уже ваша работа — станете доискиваться, из-за чего бунт поднялся, кто виноват.
— Когда поедем? — спросил я.
— Сколько на сборы нужно?
— Так одного дня хватит, — ответил я. — Мне надо Лентовского в известность поставить, а что с собой брать — подумаю. Думаю, что если в чужие места поедем, запас еды взять невредно.
— Тут вы правы. Провизию лучше с собой брать, — согласился Абрютин. — Вы еще полушубок возьмите, шапку. Если валенки есть — тоже берите. Если нет — можно у кого-нибудь взять.
— Есть у меня валенки, — повеселел я. — Спасибо матушке — и валенки, и все прочее.
— Нужно еще Федышинского взять, а господин доктор любит во фрондера поиграть, придется поуговаривать малость, — усмехнулся Абрютин.
Дипломат у нас господин исправник. И доктору приятно будет, что уговаривают. А ведь все равно бы поехал, куда он денется?
— Револьвер брать? — деловито поинтересовался я.
— А зачем он вам? — удивился исправник.
— Ну как же, зачем? Сами меня напугали — черт те что творится в Пачевской волости, раскольники дикие бегают, мужики барское сено жгут!
— Если хотите — возьмите. Но думаю, он вам не понадобится. Ваше дело следствие проводить, а наше — вас охранять. Но лучше мы через неделю выедем. Масленичная неделя начнется, нельзя Череповец без исправника да без городовых оставлять. Вот, отгуляем, блинов поедим, а в Великий пост и поедем.
[1] Автор, в отличие от ГГ должен знать, откуда берутся данные. См.: Билл Брайсон. Краткая история быта и частной жизни. Для информации — в США ежегодно погибает при падении с лестниц около 12 тысяч человек. Чаще всего страдают пожилые люди старше 65 лет, а еще холостые и разведенные мужчины, женатые реже. Дети падают еще чаще, но почти без последствий.
[2] Считается, что основателем этого направления был беглый стрелец по имени Филипп.
Глава восьмаяПроводы русской зимы
Суббота. Вечер. Плохо, что Леночка еще не вернулась. Но хорошо, что на службу завтра не нужно.
— Иван Александрович, ну, пожалуйста, еще чуток расскажите, — канючила Нюшка.
Я сидел, разморенный блинами, которых слопал неимоверное количество. И со сметаной, и с медом, и со сливочным маслом. И просто так, без ничего. А блины маленькая кухарка пекла классные. Не хуже, чем Наталья Никифоровна, а может, они получались даже вкуснее.
Масленичная неделя расписана по дням, но одно общее — лопаем блины! Скоро на эти блины глаза не станут смотреть, но все равно — продолжаем лопать. А в суде, вроде бы, официально никто неприсутственных дней не объявлял, но вся работа сама собой свелась на нет. Какая работа, если в понедельник в Окружную тюрьму идут родственники с блинами? И во вторник идут. И в среду. И во все остальные дни. Мировые судьи уже просителей-посетителей не принимают, куда-то пропали. В том смысле — что пропали все судьи, все три штуки. И у нас как-то все заседания перенесли на Великий Пост. Правильно — в Пост положено не только поститься, но и страдать.
По улицам уже Масленицу катают, да не одну, а три. Одну возят в санях, а две таскают мальчишки Можно только посочувствовать преподавателям учебных заведений. Детишки — мальчишки, оно понятно, но даже важные гимназистки пытались сбежать с уроков, чтобы покачаться на огромных качелях, установленных на двух площадях — Торговой и Соборной. В реальном училище прошло состязание — кто больше съест блинов? Победил Вася Злобин, умудрившийся слопать аж тридцать штук! И как не лопнул?
Холостякам, вроде меня, жить полегче. В гости к родственникам ходить не надо, и к себе никого не ждем. В среду, на блины к теще не идти (будущая теща в Санкт-Петербурге), зато и в пятницу ее не нужно кормить блинами.
Масляничная неделя — череда сплошных безобразий. Правда, городовые нынче добрые, из-за ерунды никого в участок не тягают.
В среду одной из моих соседок — Марии Ивановне кто-то вымазал окна сажей. И зачем было так шутить над старухой? Или она не только у меня дрова воровала? Я, поначалу испугался — не подумала бы на меня. Но узнал, что в прошлую Масленицу над старушкой подшутили еще более жестоко — поставили ей на крышу сани. Тоже — постараться ведь нужно! А как их потом снимать? Веселуха.
Бабуля пыталась отмыть окна горячей водой. Хотя бы посоветовалась вначале с кем-то, а не плескала кипяток со всей дури! Два стекла в раме разлетелись вдребезги, зато остальные у бабки хватило ума не мыть. Несмотря ни на что, жалко старушку. Пока заткнула окно подушками, а что дальше станет делать — видно будет. Может, скинемся с соседями по гривеннику, купим бабке новые стекла? Или я бы и сам заплатил стекольщику. Гложет до сих пор чувство вины за поленце, что подкинула ей юная «диверсантка».
Вечером, в четверг, ко мне приходили ряженые. Судя по миленьким девичьим мордочкам, которые не смогли испортить ни сажа, ни фальшивые бороды из пакли — одноклассницы моей Леночки. Пели, плясали, били в бубны, потом требовали угостить их вином. Ишь, обнаглели! Вина у меня нет, да и вредно гимназисткам пить, зато я заранее (по совету Нюшки) запасся конфетами, орехами, поэтому каждой из девчонок выдал по целой горсти. Надеюсь, остались довольны, а иначе бы вымазали и мне окна сажей. Рассерженные девчонки народ опасный.
С четверга и по воскресенье на реке Шексне можно было полюбоваться конскими бегами. Мужики из уезда соревновались — чей жеребец круче? В конце концов выбрали трех победителей. В качестве награды всем выдали по самовару. Раздали призы за второе место — по паре сапог. «Бронзовую» тройку одарили скромнее — серебряными рублями. Но рубль — неплохие деньги.
Спрашивается, где справедливость? Старался жеребец, а награду получал хозяин. Кони и чай из самовара не пьют, и сапоги им без надобности. Тем более, что помимо награды, владельцы лучших жеребцов имели еще и другой бонус — к ним теперь выстроится очередь из желающих заполучить жеребенка. Тьфу… Не от мужика, конечно, а от его жеребца. Так что, жеребцы в накладе не останутся.
Сам я на бега не ходил, но задумку организаторов оценил — тут вам и зрелище, и польза — улучшение лошадиного поголовья в уезде.
Не зря Масленицу считают языческим праздником, где принято наедаться впрок. А я, после Нюшкиных блинов, того и гляди лопну.