— Так печку-то я уже затопила. А вы это, как это вы без завтрака? Пойдемте в избу, у вас еще полтора часа до начала службы. Я вам быстренько яичницу поджарю. С салом, как вы любите. И кофе вам настоящий сварю, а то вы опять чего-то набухали. Пойдемте, Иван Александрович, а то стоять холодно.
В тот день, когда я принимал жалобу от господина Карандышева, обсудить мы ее с Лентовским не успели. Процесс затянулся, а потом наш Председатель почувствовал себя неважно — возможно, устал или давление подскочило, а может, и то и другое сразу, поэтому отсутствовал несколько дней.
Зато сегодня он вспомнил о нашей договоренности и вызвал меня к себе. Николай Викентьевич, прочитав жалобу, покачал головой.
— В палату для душевнобольных Карандышева отправлять оснований нет, а вот Эмилю Эмильевичу этот пасквиль хлопот доставит, — сказал Председатель. Вздохнув, Его Превосходительство спросил: — Надеюсь, вы не станете строго судить господина Книсница? Наш прокурор сейчас вступил в период бабьего лета…
Вступил в период бабьего лета? Образно, однако. Надо будет запомнить. Правда, не рановато ли наступило бабье лето для прокурора? Ему ведь еще и сорока нет. Вслух же сказал:
— А за что судить? Да и кто я такой, чтобы судить вышестоящего начальника? Как говорят, кто без греха, тот пусть первым кинет в меня камень… Я думаю — а уместно ли мое присутствие здесь? Может, вы с Эмилем Эмильевичем поговорите с глазу на глаз? Вы начальник, а я кто?
— Бросьте, Иван Александрович. Вы в этом деле человек заинтересованный. Тем более, что и жалобу принимали вы. И весь сыр-бор из-за протекции, которую должен был составить Книсниц.
— Тогда добавим, что я сделал намек Карандышеву, что могу поинтересоваться у отца — нет ли какой-нибудь вакансии для него?
— Вы это серьезно? — вскинул брови Председатель суда. — Идти на поводу у шантажиста — последнее дело.
— Не спорю, — согласился я. — Если бы он попытался шантажировать меня самого — спустил бы с лестницы. А вот касательно Эмиля Эмильевича другое дело. Не хочется, чтобы Карандышев пил кровь хорошему человеку. К тому же, я ничего конкретного не обещал. Если батюшка откажет, то что я могу? Но если имеется вакансия в Туруханске, так пусть он туда и едет. И всем будет хорошо.
Откровенно-то говоря, я изрядно покривил душой, когда говорил, что спустил бы шантажиста с лестницы. Просто сам в подобные ситуации не попадал, но зарекаться не могу. Кто знает, как бы я себя повел?
Наконец пришел и Эмиль Эмильевич.
— Садитесь, господин надворный советник, — официально сказал Лентовский. — Садитесь. Читайте. А я пока с господином следователем побеседую.
Пока Книсниц вчитывался в текст жалобы и объяснения, что я взял у мужа его любовницы, Николай Викентьевич устроил мне легкий разнос, касающийся моей самодеятельности. В общем и целом все сводилось к тому, что судебные следователи ведут себя как мальчишки и лезут не в свое дело. Я молча слушал и кивал. Закончив монолог, Лентовский спросил:
— Надеюсь, у вас хватило ума не открывать уголовное дело?
— Обижаете, господин генерал, — хмыкнул я. — Я что, больной на всю голову? Злодеев мы на живца поймали, Абрютин со своими башибузуками их допрашивает, краденое ищет. Как все напишут, я гляну, не надо ли что-то дополнить? Ну, а потом их куда-нибудь этапируют. Либо в Новгород либо еще куда. Зачем нам лишняя головная боль?
— Почему мне о своей инициативе не доложили? — поинтересовался Председатель.
Я покосился на господина Книсница, уже слегка оживившегося и повеселевшего. Правильно, приятно сознавать, что не ты один в чем-то виноват.
— Николай Викентьевич, если бы я вам доложил, так вы бы не разрешили, — сказал я.
— Конечно бы не разрешил. Кто же даст разрешение на подобную авантюру? Мощи святого Карла — католического святого. Я бы до такого и не додумался. Вам бы, Иван Александрович, романы писать.
Про романы сказать ничего не могу, а сказку мы с кухаркой уже сочиняем. Что-то я сплагиатил, но что-то и свое привнёс. Например — вместо злой девочки Мальвины у нас действует кареглазая Хелена, которая приходит проказнику Буратино на помощь.
— Я так и подумал, поэтому и не стал докладывать.
— Прошу прощения господа, что вмешиваюсь, — подал голос окончательно пришедший в себя Книсниц. — Но коли дерзких грабителей поймали с участием следователя по особо важным делам господина Чернавского, то следует считать, что Иван Александрович доложил о своем плане Председателю Окружного суда.
Я с уважением посмотрел на нашего прокурора. Вот здесь он прав! Если бы моя затея закончилась пшиком, то Лентовскому ничего не положено знать. Частная инициатива следователя, спишем на его молодость и служебное рвение. Но здесь-то иное дело.
Лентовский призадумался. С одной стороны — поимка преступников не входит в обязанности Окружного суда, но с другой — заманчиво отправить докладную в Судебную палату, расписав, что следователь Чернавский составил план по задержанию злоумышленников. И, разумеется, действовал под чутким руководством своего начальника.
— Я, господа, подумаю, — кивнул Лентовский. Посмотрев на меня, спросил: — Вам ведь исправник сообщит — кто эти люди, сколько преступных эпизодов они совершили, где совершили.
— Это уж само-собой, — кивнул я. — Сегодня я решил не дергать полицию — пусть работают, а завтра пойду к исправнику. Нам ведь подробности не нужны? Описи похищенного и прочее?
— Достаточно краткой справки, — отмахнулся Лентовский. — Имена и фамилии, место проживания, сословная принадлежность. Само-собой — названия храмов и населенные пункты, где грабители совершали преступления.
— Будет исполнено, — доложил я.
— Вот и славно, — кивнул Лентовский. — Имеется еще одно дело. — Книсниц мгновенно напрягся, но Председатель суда сказал другое: — Эмиль Эмильевич, не возражаете, если я стану поручать господину Чернавскому некоторые обязанности помощника окружного прокурора?
А что, прием жалоб входит в функционал помощника прокурора? А я и не знал.
— Разумеется нет, — хмыкнул Книсниц. — Тем более, — хмыкнул надворный советник, кивая на жалобу, лежавшую перед ним, — Иван Александрович уже выполняет обязанности помощника прокурора.
— Так не Лазаревскому же было ее принимать, — повел плечом Лентовский.
Здесь Председатель прав. Лишняя огласка в этом деле никому не нужна. К тому же, судя по всему, новый помощник прокурора — Сергей Иванович Лазаревский, не очень нравился Председателю. Я с ним особо дел пока не имел, поэтому ничего не могу сказать. Но коллегам не очень нравится, что Сергей Иванович постоянно сравнивает уездный город Вологодской губернии, в котором он служил — Великий Устюг, с Череповцом. И не в пользу нашего города. К месту и не к месту упоминает — а вот у нас в Устюге! Понимаю, что Великий Устюг и побогаче, чем наш городок, и население там больше в три раза, но все до поры до времени. В моей истории про Великий Устюг будут знать, что это родина деда Мороза, а про Череповец, что это крупный индустриальный центр.
— Николай Викентьевич, кому мне сдавать дела? — спросил Книсниц. — Как я понимаю, вы меня вызвали, чтобы предложить мне выйти в отставку? Я бы с удовольствием передал должность господину Чернавскому, но его, скорее всего, пока не утвердят. Из помощников у меня в наличие только Лазаревский, вторая должность вакантна.
Чего это он вдруг? Вроде, только что повеселел? Или в башку стукнуло? Да еще, чтобы меня в прокуроры! На фиг мне это надо.
Кажется, Лентовский тоже опешил.
— Эмиль Эмильевич, да что вы такое говорите? Какая отставка? Ваша личная жизнь никого не касается. Если вы расстроились из-за жалобы этого…
Николай Викентьевич задумался, подбирая подходящее слово. Мне на ум пришло только слово чудак, слегка переиначенное, но я его произносить не стал. Не стоит вносить лишние анахронизмы.
— Жалоба странного человека, — пришел я на выручку начальству.
— Да, пожалуй, что подойдет, — согласился Лентовский. — Жалобу принимал судебный следователь, исправляющий некоторые обязанности помощника прокурора. Ему и решать, что с ней делать. Повторюсь — ваша личная жизнь никого не касается.
Ну да, ну да. Здесь тоже по ситуации. Понадобится — личная жизнь государственного чиновника очень даже касается начальства. В отставку вылетают и за меньшие нарушения. Но кем заменить прокурора? А Эмиль Эмильевич, если впредь и захочет сходить «налево», то вначале подумает о последствиях.
— Если я исполняю обязанности помощника прокурора, то имею право посоветоваться со своим начальником? — поинтересовался я и, дождавшись, пока оба начальника кивнут, сказал. — Я даже могу передать жалобу непосредственно прокурору, чтобы тот решил — давать ли ей ход?
— Лучше оставьте ее пока у себя, — решил Лентовский. — Пусть она у вас полежит.
В принципе, Председатель суда прав. Отдавать жалобу тому, на кого жалуются, нелогично. И уничтожать бумаги нельзя. Мы ведь бюрократы, поэтому никакие бумажки не уничтожаем. Вот потерять — это вполне возможно.
Да, а за исполнение некоторых обязанностей помощника прокурора доплата положена? Или я на общественных началах стану трудиться?
Глава девятаяТекущие дела
К своему удивлению, господина исправника я не застал, хотя обычно, в это время, Василий Яковлевич сидел в своем кабинете и разбирал бумаги, накопившиеся за предыдущий день — рапорта урядников, сообщения о происшествиях и мало-мальски значимых событиях, случившихся в уезде. Череповецкий уезд большой, а дел, за которые отвечает полиция много — от жалобы крестьянина на обман со стороны заезжих торговцев и до пожаров. Все это приходится разбирать и делать выводы — отдать приказ урядникам произвести расследование, установить — имелся ли обман и что являлось причиной пожара? Случайность, чья-то безалаберность или умысел?
— Его высокоблагородие сказал — сам не знает, когда освободятся, — сообщил мне канцелярист, протиравший штаны в канцелярии. С укором посмотрев на меня, добавил: — Работы нынче много. Господин исправник обыски проводит у злоумышленников. Половина канцелярии вещественными доказательствами завалена и все городовые в разъездах.