Как не ломал голову, не смог вспомнить. Или, в этой реальности Петр скачет в Москве? Теоретически, в Первопрестольной могла где-нибудь стоять копия с работы Фальконе, а я об этом мог и не знать.
— Доброго утра, Иван Александрович, — послышался женский голос.
Господи, кого же я вижу!
— Здравствуйте, Анастасия Тихоновна, — поприветствовал я хозяйку гостиницы.
Говорили, что после выхода из тюрьмы госпожа Кошелева «Англетер» собиралась продавать и съехать из Череповца. А тут, вишь, не съехала. Видимо, в цене с покупателем не сошлась. Возможно, что Анастасия Тихоновна временно здесь обитает, утрясает вопросы купли-продали, а скоро съедет. А новое название гостинице дал новый владелец.
— А я смотрю — его благородие, господин следователь идет. Думаю, не к нам ли он? Надо выйти, спросить. Если желаете нумер себе заказать — всегда пожалуйста, — улыбнулась женщина. — Правда, не обессудьте, цены теперь повыше — по рублю господский нумер сдаю. Так сами понимаете — убытков много, расходы, теперь вот, придется возмещать.
Еще бы расходов у нее не было. И сама в тюрьме посидела, и муж на каторгу ушел. А присяжному поверенному, который разливался соловьем, уверяя, что бедная женщина оказалась жертвой обстоятельств и мужа-злодея, сколько пришлось отдать?
Как ни присматривали за домом, но все равно, добрые горожане кое-что из мебели и посуды успели растащить. Пусть скажет спасибо, что полиция жилище и хозяйственные постройки сохранила, а еще лошадей. Но если Анастасия Тихоновна предлагает нумер, значит, она здесь остается хозяйкой. В принципе, законом это не запрещено, но кто другой на ее месте поспешил бы уехать. Ишь, смелая какая. Не опасается, что все сожгут? Или решила, что если сразу не пожгли, то теперь уже и бояться нет смысла? Все может быть.
— Спасибо. Если соберусь снимать нумер, так только к вам, — усмехнулся я.
— Да-да, Иван Александрович, только к нам. Вы человек молодой, пока неженатый. Да и поженитесь, так мало ли что… У меня нумера есть для встреч. И чистота обеспечена, и болтать никто не станет.
Знаю я про нумера для встреч. И еще знаю, что берешь ты с местных проституток процент, а тех, кто не отдает, приказываешь избивать.
Но говорить я о том не стану. Жалобы девицы легкого поведения не подают, а пугать хозяйку — только сотрясать воздух. Я не воспитатель в институте благородных девиц и с проституцией не собираюсь бороться. Кажется, уже как-то упоминал, что по моему разумению, от хорошей жизни на панель не идут? И с проституцией покончить легко — нужно ликвидировать тех, кто пользуется услугами «жриц любви». Не будет спроса, не будет и предложения.
Но свои мысли предпочитаю оставить при себе. Разумеется, с Абрютиным поговорю, а Василий Яковлевич, по мере возможности, сюда своего человечка внедрит. Идеально бы коридорного или горничную, но это уж, как пойдет.
Пусть муж с работником и взяли всю вину на себя, но я до сих пор считаю, что управляла ими сама хозяйка. Такие места обязательно надо держать под контролем.
Кивнув на вывеску, спросил:
— Это вы пошутить решили? Если уж памятник Петру Алексеевичу, назвали бы гостиницу Санкт-Петербургом. Для Москвы бы лучше памятник Минину с Пожарским подошел.
— Ох, Иван Александрович, лучше не говорите, — всплеснула руками хозяйка. — Хотели, чтобы вывеска покрасивше была. Супруг мой живописца нанял — Сашкой звать, фамилия Прибылов, пять рублей только за холст ему заплатил, да пятнадцать за работу. Велел ему что-то такое нарисовать, московское. Даже открыточки дал, где аккурат и памятник Минину с Пожарским изображен, и Собор Василия Блаженного. Что бы ему попросту не срисовать? Ему, как человеку, сарай для трудов отвели и четыре лампы керосиновые, чтобы света побольше. Наутро мужики пришли, холст на доски натянули, да вывеску и прибили. Мы посмотрели, ахнули. Известно же, что памятник Петру Алексеевичу, на котором он с конем шведа топчет, в Петербурге, а не в Москве. Муж его даже побить хотел, да что толку? Сашка в сарае лежит, распьянехонек. Всю ночь пил и вывеску вырисовывал. Растолкали его, а он еле-еле языком ворочает, но говорит — да так гордо, ну и что, что Медный всадник в Питере? О том каждый дурак знает. Вот он, он живописец, он Петра Алексеевиче в Москве видит! Он Петра Алексеевича спьяну увидел в Москве или у художников так положено? Мы тут подумали и решили — уж больно хороша вывеска, жаль снимать. Сашка у нас пока. Пьет, правда, но все равно, художник отменный. Он нам уже и стены покрасил, а поверх краски человечков смешных нарисовал. Постояльцы говорят — ради смешных картинок у вас останавливаться будем. Маловато, постояльцев-то правда. Две трети комнат пустует.
— А если Москву замазать, да Санкт-Петербург вместо нее написать? — предложил я. — Можно даже ничего не снимать, стремянку поставить. Медный всадник сбоку, краска на него не нальется.
— А Санкт-Петербург в городе уже есть, — сообщила хозяйка. — Гостиница «Лондон» теперь «Санкт-Петербургом» именуется. Зачем в Череповце две столицы?
Ну да, ну да. Две столицы в захолустном городке — многовато.
— А «Континенталь» старое название сохранила? Или стала… «Самарой» там, «Нижним Новгородом»?
— «Континенталь» теперь «Севастополем» прозывается.
Севастополь — не Москва или Санкт-Петербург, но название громкое. Как-никак, город русской славы. Но что-то я выпал из жизни. И Нюшка мне новости на хвосте не принесла. А у нас, понимаете ли, гостиницы переименовывают. Тенденция, однако.
— С чего вдруг гостиницы кинулись переименовывать? — полюбопытствовал я.
— Так мода нынче такая, — пояснила хозяйка. — Хозяин «Лондона» в Петербурге по делам был, говорит, там теперь в моде все русское. Вот, он и решил, что надо гостинице другое название дать. Долго не думал, Санкт-Петербургом и назвал. А мы-то чем хуже? Но коли Петербург занят, так мы Москвой стали. И картина с памятником у нас есть, а у них только буквы.
Мода пошла… Да, начинаю вспоминать. Как раз с государем-императором Александром Александровичем мода и пошла. И храмы отстраивали, и жилые помещения. В советское время за стилем закрепился термин «псевдорусский», но теперь (я имею в виду свое «прошлобудущее»), именую попросту русским. Что там еще было? Названия, это понятно. Элементы народной одежды… Кажется, даже придворные балы устраивались в русском стиле?
Отчего у нас любят давать гостиницам названия городов? В Новгороде видел «Дрезден», а еще есть «Варшава». Почему бы не давать более оригинальные названия? Читал, что в Европе сплошь и рядом отели прозывают — «Луна и яичница», «Золотой карп», «Кот с яблоком» или что-то такое, мифологическое «Владычица озера», «Меч короля Артура». Почему бы в Череповце «Англетер» не переименовать в какую-нибудь «Крынку и Динку» или «Леший из Коротова»? Недавно узнал, что мужики, живущие у болот, всерьез уверены в существовании «Рудного Артемки» — маленького бородатого мужичка, у которого вместо ног утиные лапки. Бегает такой Артемка по болоту, охраняет железную руду. Как я понимаю, это местный вариант анчутки. И были бы названия оригинальными, вполне в русском стиле.
Анастасия Тихоновна продолжила:
— А рисунок этот, где памятник с государем — даже и хорошо, пусть и неправильно. Так ведь не все и знают, что царь на лошади в Питере стоит. А те, кто знает, посмотреть придут, посмеются, да у нас и остановятся.
Я покивал. В принципе — любая реклама хороша, кроме некролога. Что-то я еще собирался спросить у хозяйки? А, она про супруга упомянула. Третий брак? Хм… Ах, с Николаем-то теперь не считается.
— Да, вас поздравить можно? Замуж вышли?
— Можно, — слегка зарделась хозяйка. — Я же, коль Николай-то Кошелев, супруг мой бывший, душегубец проклятый, на каторгу пошел, лишился прав, стала свободной. Муж мой нынешний, Ефим Савельевич, не из наших, не черепанин, а из Тихвина, но так оно и лучше. И человек он хороший, по торговым делам мастак, не посмотрел, что в городе обо мне гадости болтают. И не злодей, каким мой прежний супруг был. И не Кошелева я теперь, а Добрякова. Фамилия такая, что надо ее оправдывать.
— Что ж… Как говорится, совет, да любовь, — поздравил я женщину.
Первого супруга она схоронила. Сам ли умер, нет ли, вопрос открытый. Второго на каторгу отправила. Или, мы второго считать не станем, если брак аннулирован? Надо у отца Космы выяснить. Стало быть, не третий муж, а только очередной. Ефим Савельевич Добряков из Тихвина… А ведь из Тихвина был покровитель (не исключено, что и любовник?) Анастасии Тихоновны. Как там его — Фрол Фомич Челноков, купец первой гильдии из Тихвина, но имеющий огромные связи в столице. Челноков купил акции, похищенные у Борноволкова. Господин Наволоцкий — высокий чин из непонятной «конторы» говорил, что Челнокову придется «вбрасывать» акции на Парижскую биржу.
Добряков из Тихвина. Случайность или нет? Предположим, купец приказал кому-то из приказчиков жениться на своей любовнице. Так тоже бывает, если в придачу к бывшей любовнице денежку дадут. Вопрос — для чего купцу это нужно? Из человеколюбия или из-за чего-то другого? Или я строю какие-то ненужные гипотезы? Посмотрим, как дальше станут события развиваться. Нет, насяду я на Абрютина, пусть берет дамочку под плотный надзор. И преемнику своему, если Василий Яковлевич на повышение согласится пойти, ее передаст.
— Спросить вас хотела, господин следователь. Если у кого-то из черепан свою мебель увижу, обратно вернуть могу?
Интересный вопрос. В сущности, черепане, воспользовавшись ситуацией, совершили тайное хищение чужого имущества. А красть нехорошо, даже если воруют у нехорошего человека.
— Можете вернуть, — твердо ответил я. — Если увидите у кого-то свои вещи, мебель, так и скажите — возвращайте добром, а иначе в суд подам. Правда, — заметил я, — вам свидетели нужны будут, которые подтвердят — мол, лавка эта или буфет у Анастасии Тихоновны стояли, подтверждаем. Но вначале добром попросите, а потом жалобу на имя исправника подадите. Думаю, его высокоблагородие прикажет городовому вместе с вами по соседям пройтись.