У англичан, если не ошибаюсь, будущий полицейский обязан два года отработать патрульным, а уж потом его поставят на соответствующую должность. И роли не играет ни его образование, ни происхождение.
— Иван Александрович, — обратился ко мне Волков. — Хотел вам сказать, доложить, то есть, что я по приказу Василия… его высокоблагородия по лавкам прошелся, про пули калибра четыре и два расспрашивал.
— Пули? — наморщил лоб Ухтомский. — А что за пули такие — четыре-два?
Между прочем, господин пристав не поправил канцеляриста, когда тот обратился ко мне по имени и отчеству, а не по чину.
— Наверное, молодой человек хотел сказать — патроны, — улыбнулся я, сам часто путающий понятие — патроны и пули. — И что там с расспросами?
— Приказчик Тугулукова сказал, что было такое, покупала патроны барынька, аккурат два дня назад, как театр приехал, — сообщил Волков. — Именно такого калибра, что для «Смит-Вессона».
— Барынька? — переспросил я.
Неужели Нина Порфирьевна Тенина, то есть, Затыкина? А я ведь вычеркнул ее из списка подозреваемых. Неужели в театральной среде зависть настолько великая движущая сила?
— Совершенно верно, — обрадовался Илья.
— Не совершенно верно, а так точно, — слегка повысил голос пристав. Вздохнув, пояснил: — Волков, ну, когда же ты прописные истины-то поймешь? В полиции служишь, а это почти военная организация. И говорить надо так, чтобы обыватель уважение к нам испытывал. Не мямлить, словно сопли жуешь, а говорить четко и внятно, как положено. А иначе всю жизнь самовары будешь начальству ставить.
Я с некоторым неудовольствием посмотрел на Ухтомского — ну вот, нашел время проводить воспитательные беседы! Но делать замечания старику не стал — не положено. Дождавшись паузы, спросил:
— Илья, а что за барынька? Как выглядит? Во что одета? Возраст, приметы какие-нибудь?
— Так просто — барынька, — вытаращил глаза канцелярист. — Я, как узнал, так и пошел себе. А надо было приметы вызнавать?
— Твою мать! — выругался я. Посмотрев на Ухтомского, сказал: — Пожалуй, сам попрошу господина исправника отдать вам Волкова. Проведете с ним курс молодого бойца. А чай ему пусть Савушкин заваривает, как оклемается. Барынька-сударынька…
— Вот это правильно, — улыбнулся пристав. Повернувшись к Волкову, проникновенно сказал:
— Илья, Череповец наш — город небольшой, но все-таки, не деревня в десять дворов. Допустим, барыньками можно назвать не всех, но сотни две наберется. Ладно, выбросим совсем молодых и слишком старых, но все равно, двадцать, не меньше. И не барыня могла быть, а горничная, которую хозяин за патронами послал. Ежели хозяйка свою одежду отдаст донашивать, так и прислуга за барыню сойдет.
— Ну, если барынька, так барынька и есть, — пожал плечами Волков.
— А ты ее по каким приметам искать станешь? — хмуро спросил Ухтомский.
— Я? — обомлел канцелярист. Однако, быстро нашелся: — А мне его высокоблагородие только с приказчиками приказывал поговорить, вот и все.
Ухтомский вздохнул, показав мне глазами — понаберут всяких образованных, а толку-то от таких? Ну, оперативное искусство и опыт сами по себе не возникает, всему следует учиться. Ничего, парнишка молодой, сбегает в лавку, не переломится.
— Значит, господин Волков, — решил я. — Идешь в лавку, берешь приказчика, и ведешь его в гостиницу «Москва».
— Так у него же лавка? — не понял Волков. — Тугулуков заставляет приказчиков до девяти вечера двери открытыми держать. Покупатели порой допоздна идут. Там же у него не только оружие и патроны, но и рыболовные снасти продаются.
Я только отмахнулся. Обойдутся клиенты, если часа на два пораньше лавку закроют. И вообще, заставлять людей работать допоздна — эксплуатация.
— Лавку пусть закрывает. Объявление на дверях повесит — закрыто по техническим причинам. Еще скажешь — в гостинице вести себя смирно, не орать, пальцами не тыкать.
— А в гостиницу-то зачем?
— Чтобы ты спросил, — не выдержал я.
Нет, чай парень заваривает хорошо, но отчего он такой дурной? И как таких в гимназиях учат, да еще и аттестат выдают? Впрочем, канцелярист из него выйдет, а для этого много ума не нужно. Вот, только, выше губернского секретаря — а это для начальника канцелярии исправника потолок, он не прыгнет. Разве что Станислава третьей степени получит, но с таким отношением к делу сомнительно.
Зато я успокоился. Не засланный это казачок, а попросту купцы Волковы осознали, что в семейном бизнесе от парня прока маловато будет, поэтому и спихнули в полицию.
Волков ушел за приказчиком, а я отправился в Москву. В смысле — в «Москву».
Госпожа Добрякова, как всегда, стояла за стойкой, словно она здесь жила.
— Иван Александрович, добрый вечер, — расплылась в улыбке хозяйка. Слегка снизив голос, спросила: — Вы по служебной надобности или по личному делу?
— По служебному, — отозвался я, обозначив приветствие прикосновением к козырьку фуражки.
— Жаль… — вздохнула Анастасия Тихоновна. — Я бы вам нумер самый лучший сдала, даже бесплатно.
— С чего это вдруг? — удивился я.
— Супруг мой, в прошлый раз, глупостей наговорил, а я вас очень уважаю. — сообщила хозяйка. — Не хочется выглядеть неблагодарной в ваших глазах.
Отвечать не стал. Понятно, что предложение провокационное. Но топать ногами и кричать, что я не такой, как все прочие, тоже не стану. Да и с каких рыжиков стану оправдываться и что-то доказывать? Поэтому, предложение проигнорировал, а приступил к делу.
— Анастасия Тихоновна, у меня к вам просьба, — обратился я к хозяйке. — Вы не могли бы под благовидным предлогом вызвать в коридор вашу постоялицу? Актрису, звать Нина…
Отчество госпожи Тениной и ее настоящая фамилия отчего-то вылетели из головы, но Добрякова сама пришла на помощь:
— Нина Порфирьевна Затыкина.
— Да, именно так, — кивнул я. — Будьте любезны, подзовите ее сюда, к стойке, по какому-нибудь делу. А я, вроде бы, не при делах.
— Как вам угодно, — поклонилась хозяйка. — Только, вы за ключами присматривайте. Надо бы еще одного коридорного нанять, но не на что.
— Обязательно, — почти серьезно пообещал я. — Возникнет надобность — я и постояльца приму, и место ему выделю.
— Главное, чтобы вы постояльцев не распугали, — хмыкнула хозяйка, отправляясь за актрисой.
От нечего делать я принялся рассматривать картинки, нарисованные художником Прибыловым — сцены из сельской жизни. Крестьяночки, в праздничных сарафанах жнущие хлеб и косящие траву, крестьяне в нарядных армяках везущие подводы с мешками, пашущие пашню. Даже лошади выглядели не так, как наши северные тощие коняшки, а как арабские скакуны, по чистой случайности впряженные в телегу. В общем, красотень! Кажется, в прошлый раз тут было намалевано нечто иное? Ну да, свежей краской до сих пор пахнет. Когда же парень все успел переделать? Прав Чижаков. Из парня получится первоклассный театральный художник.
А тут как раз явились и хозяйка с постоялицей. Анастасия Тихоновна что-то вещала о постельном белье, которое следует поменять, а заодно и о картинах, украшающих стены. Мол — хотела узнать женское мнение, потому что мужчины в искусстве ничего не понимают. Я, где-то, был с этим согласен, потому что всегда исходил не из правильности наложения цветов, не из теней, что отбрасывают деревья в полдень, а по принципу — нравится или не нравится. Нина Порфирьевна с некоторым испугом посмотрела на меня, но я только улыбнулся, делая вид, что совершенно не при делах. Так, погулять зашел.
С шумом раскрылась дверь и в гостиницу заявился канцелярист Илья вместе с приказчиком из лавки Тугулукова. Я этого парня — вернее, уже мужчины, знал лишь в лицо, потому что имя мне совершенно не нужно. Зато он меня сразу признал.
— Здравие вам, господин следователь, — сорвал с себя шапку приказчик, одновременно складываясь в поклоне.
Отвечать на приветствие я не стал, а просто подошел и спросил:
— Которая барынька?
— Нет тут ее, — замотал головой приказчик. — Тихоновну я знаю, а другая не наша. Но та, что патроны брала, помоложе будет. И в шубку одета.
Что ж, вычеркиваем Тенину из списка подозреваемых во второй раз. И кого же приказчик видел? В шубку одета… А наши барыньки уже на пальто перешли. Март, пусть и зимний в наших краях месяц, но шубы уже снимают.
— Спасибо, — поблагодарил я приказчика за помощь, а потом, взяв под локоток, повлек его к выходу. Уже выйдя на улицу, спросил: — Нервы у вас крепкие?
— Нервы?
— Значит, крепкие, — решил я. Кивнув канцеляристу, сказал: — Илья, благодарю за службу, ты мне больше не нужен. Сегодня, по крайней мере. Можешь возвращаться в участок, к Антону Евлампиевичу.
— Ваше благородие, Иван Александрович, а можно мне с вами? — спросил вдруг канцелярист. — Вы же теперь в покойницкую пойдете?
Хм… А гимназист-то не такой дурак, как я о нем вначале подумал. Но в покойницкой он мне на фиг не нужен.
— Нет, возвращайся к приставу, — твердо сказал я. — Не забывай, что твой сослуживец сейчас один, на весь город. Мало ли что случится, что тогда?
Покойницкая, как и все у нас в Череповце, недалеко — минут пятнадцать ходьбы. Можно бы и быстрее пройти, но весна запаздывает, днем выпал снег, а дворники и домовладельцы не торопились расчищать дорожки перед домами. Видимо, считали, что скоро все само-собой стает.
Пока шли, приказчик решил поделиться своим, наболевшим.
— Ваше благородие, а что с мальчишками делать, которые патроны таскают?
— А что, воруют? — заинтересовался я, хотя мальчишки, что утаскивают патроны, свои поступки кражами не считают.
— Ну да, — подтвердил приказчик. Давеча Ванька Аксенов — семинарист, два патрона к бульдогу спер.
Аксенов? Что-то фамилия знакомая. А, так это фамилия моей директорши. Тетка, хоть и вредная, но неплохая. Может, ее предок?
— Ваньку Аксенова отловить и задницу надрать, — веско сказал я.
В моем прошлобудущем есть специальная милицейская служба. Поставят воришку на учет, станут потом проверять. Еще родителям выпишут штраф за ненадлежащее воспитание. Но жоподрание — куда эффективнее словесных методов.