— Можем-можем, — поддакнула Нюшка. — Иван Александрович не любит, когда его с мысли сбивают. И я не люблю, если Ивана Александровича начинают цеплять по пустякам. Цеплять его только я могу.
— Простите великодушно, если я вас отвлек. И вы, господин титулярный советник меня простите. Верно, я что-то не так понял. Но если вы меня собираетесь застрелить, так хоть скажите — кто вы такие? По крайней мере, умирать не так обидно.
Нюшка прыснула, да и я повеселел.
Наверное, стоило сказать Салтыкову правду. Мол — мы литераторы, соавторы. В данный момент находимся в творческом поиске. Так не поверит же! Литераторы — народ серьезный.
— Ань, а господин поручик — наш человек, — улыбнулся я. — Чувство юмора у него есть. Эх, так и быть. Не станем мы хорошего парня в медведя превращать. Пусть останется человеком.
— Вот, Иван Александрович, давно бы так! — обрадовалась девчонка. — И тоже упирались, словно… Ну, вы поняли. Который мелкий и рогатый. А свадьба будет?
— Оставим открытый финал, — решил я. — Юноша поцеловал принцессу, папа-король стоит рядом, все рукоплещут. А читатель пусть сам додумает.Если мы их поженим, найдется какой-нибудь заклепочник, скажет — ай-ай-ай, не принято, чтобы принцессы за медведей замуж шли, даже если они в человеков превратились. Но мы-то с тобой будем знать, что они поженились, а потом жили долго и счастливо. И деток нарожали, штук пять.
— Ура! — подпрыгнула Анька. — Но пятеро деток — это много. Как потом королевство делить? Троих — вполне хватит.
— Убедила. Два мальчика и одна девочка.
— Тогда, в честь такого случая — по пирожку? Господин поручик — вы что хотите — пирожок с рисом и мясом или с капустой?
— Нет, лучше стреляйте, — вздрогнул поручик. — И не нужно меня на дуэль вызывать, я сам… Но совсем прекрасно, если вы просто остановите карету. Тут и осталось-то всего ничего — верст пять, может десять. Я, как-нибудь, пешком дойду.
Глава втораяЧереповецкие драники
Батюшка, а по совместительству товарищ министра внутренних дел Российской империи, с сомнением нацелился вилкой на свою тарелку, где лежали странные оладьи.
— И что это? — поинтересовался Его Превосходительство.
— А это, как изволила выразиться Анна Игнатьевна — драники, — ответствовала матушка, успевшая продегустировать одно из изделий моей юной кухарки. — Кстати, мне нравится. Вкусно!
— А кто такая Анна Игнатьевна? — с непониманием уставился батюшка на нас. — Иван писал, что привезет с собой девчонку-кухарку. Как ты там выразился — на стажировку? Откуда какая-то Анна Игнатьевна взялась?
— Так я ее и привез, — хмыкнул я, а матушка сразу пришла на помощь сыну: — Саша, ты ешь. Драники нужно есть пока горячие. Остынут — совсем не то. О кухарках потом говорить станем.
Батюшка, веривший супруге на слово, смело отчекрыжил-таки микроскопический кусочек драника, неуверенно сунул его в рот и в задумчивости прожевал. Вскинув бровь, потряс бородой и принялся есть. Очистив тарелку, кивнул горничной, стоявшей неподалеку и та поспешно положила барину добавку.
Батюшка из-за своих дел по министерству вчера приехал поздно, едва ли не за полночь и мою прислугу еще не видел. Да и мы с Нюшкой приехали в город на Неве вечером, когда на улицах зажигали фонари.
Приезд в отчий дом (правда, на самом-то деле это Доходный дом на Фурштатской) — та еще песня! Нормальный бы человек заехал внутрь двора, чтобы перетащить поклажу — особенно, мешки и корзины с провизией, по черной лестнице. Но я таких тонкостей не знал, поэтому приказал ямщику подъехать к парадному входу, а когда швейцар принялся возражать, то припахал и его к разгрузке.
Был бы швейцар ветераном, отставным солдатом, то постеснялся бы. А тут стоит у входа здоровый мужик в ливрее, руками машет, пытается что-то мне разъяснять — мол, у них тут генерал живет! Да я и сам знаю, что тут живет генерал. Вот, для генерала-то мы картошку и привезли. А что, генералы картошку не едят? И все прочее они кушают. И как такого не припахать? И всего-то на второй этаж поднять. Не переломится. А у входа я сам постою, народ отпугну.
Правда, я был уверен, что батюшке полагается казенная квартира. А может, квартира считается казенной, если за нее казна платит?
Самое забавное, что я знал этот дом по Фурштатской. Пару лет назад (ну, или сто сорок с чем-то вперед) мы с Ленкой здесь снимали номер. И ходили на третий этаж по лестнице, что нынче считается черной. А третий этаж в старом питерском фонде — это пятый, по-нашему. Ошалеешь, пока поднимаешься.
Матушке вчера довелось пережить некоторый шок. Она-то ждала, что сын привезет с собой деревенскую девку в сарафане, в платочке и каком-нибудь шушуне, а тут… Вполне себе прилично одетая девушка, выглядевшая… А кто его знает, как выглядела? Это могла быть и дворяночка из не слишком богатых, и дочка купца или мещанина.
В общем, наобнимавшись и нацеловавшись с сыном, матушка перевела взор на мою спутницу.
— Иван, а кто эта барышня? — растерянно спросила матушка. — На твою невесту она точно не похожа. Да и по возрасту еще слишком молода. Надеюсь… — тут голос супруги товарища министра внутренних дел дрогнул, — ты не украл эту барышню? Но если украл, так будь добр, хотя бы представь мне ее.
— Маменька, да ты что! — возмутился я. — Как ты могла подумать? Отродясь маленьких барышень не крал. Я же писал, что приеду не один, а с кухаркой. Вот это она и есть.
— Кухарка?
Глаза матушки округлились. Но окончательно ее добило, когда Нюшка бодро произнесла: «Бонжур, мадам» и сделала книксен, отчего генеральша сама заговорила с ней по-французски…
Спасибо Наталье Никифоровне за то, что я понимал не только книжную, но и разговорную речь. Правда, беседа была этакая, дежурная. Матушка поинтересовалась — как барышне нынешняя погода? Нравится ли ей Санкт-Петербург? Ну и прочие, малозначительные фразы.
Разговор длился недолго. Все-таки, маленькая кухарка принялась учить чужой язык недавно, здесь даже я перед Анькой выглядел знатоком.
— Так что, дорогая маменька, это моя кухарка. Зовут ее Анькой, но откликается и на Аню, и на Анну Игнатьевну, — представил я девчонку. — Никто ее не воровал, отправилась с хозяином добровольно, как декабристка.
— М-да, — только и произнесла мама-генеральша. Повернувшись к отцовскому камердинеру, приказала: — Степан, отнеси вещи Ивана Александровича в его комнату, да и молодого барина проводи. Пусть умоется. — Подумав, приказала горничной. Той самой, молоденькой Лидочке. А я-то думал, что девушку нанимали на определенный срок. — Лида, а ты проводи Анну… Игнатьевну в комнату для гостей. Покажешь ей — где можно умыться с дороги, да и иное — ну, ты поняла. А потом проводишь на кухню и проследишь, чтобы Матрена девочку накормила.
Вот это да! Определенно, для моей Нюшки изрядное повышение. Я-то считал, что ее определят в комнату для прислуги. Но хоть свой чемоданчик (надо бы выяснить, у кого Нюшка его одолжила?) девчонка несла сама. И кормить ее станут при кухне. На кухне приличных барышень не кормят, зато там самое вкусное.
А мы с матушкой так вчера толком и не поговорили. Меня тоже накормили, а потом я понял, что устал. И спать ужасно хочу. Три дня в дороге, а спать в почтовой карете не очень-то удобно. И на постоялом дворе мы с Нюшкой подремали кое-как. И вот, теперь все навалилось.
Так что, маменька отправила меня спать, а уж проснулся я сам, в семь утра. Но оказалось, что и завтрак готов, и пора к столу.
Наевшись, Александр Иванович со значением посмотрел на меня.
— Вкусно, — сообщил он и спросил: — А что твоя кухарка еще умеет готовить?
— На обед судака запечённого обещала изладить, — сообщил я.
— Судака?
— Анна Игнатьевна очень вкусно его готовит, — заверил я. — Тем более, что рыба из Шексны. Можно сказать — что свежая. Такую в Неве точно не поймать.
Господин товарищ министра посмотрел на супругу, но та лишь пожала плечами. Матушка тоже не знает, на что способна прислуга ее сына. Но она уже познакомилась с Нюшкой и, с моей легкой руки, стала называть ее Анной Игнатьевной.
— Уверена, что Анна Игнатьевна хорошо готовит, — кивнула матушка. — Вон, посмотри-ка — у нашего Ванечки щечки появились! В январе, помнится, они чуточку поменьше были.
Какие щечки! Это не щечки, это румянец у меня во всю щеку.
— Точно, — хохотнул батюшка. — И пузо у него скоро станет, как у меня. Ладно, что он длинный, а то бы уже заметно было.
Батюшка мне об этом уже говорил. Как раз, когда я приезжал на Рождественские праздники. Но в ту пору виновата в моем наметившемся пузе была Наталья Никифоровна. А теперь Анька. Я же не виноват, что меня так хорошо кормят? Так что, все беды от женщин!
— Нет у меня никакого пуза, — обиженно заявил я. — А ежели что намечается, так это трудовая мозоль и сокровищница опыта и мудрости.
— Вот, Оленька, — еще раз хохотнул товарищ министра, похлопав себя по животу — в отличие от моего, между прочем, внушительному. — Ты мне все время талдычишь — мол, пузо висит, а это не пузо, а сокровищница.
— Ага, сокровищница, — грустно отметила матушка. — Еще год-другой, так ты уже сам и шнурки завязать не сможешь!
Мне вспомнился доцент Михаил Юрьевич из моего мира, и даже с нашей кафедры, у которого имелся свой собственный тест — если он умудрялся зашнуровать ботинки, не присаживаясь на табурет, то все нормально. А если нет — тогда пора бежать в тренажерный зал.
Нет, определенно нужно поменьше жрать. И с завтрашнего дня стану заниматься гимнастикой. Куда годится заполучить пузцо в двадцать один год?
— Батюшка, ты не переживай, — решил я слегка подколоть отца. — Если у тебя животик большой, ничего страшного. Хорошего человека должно быть много.
— Нет, определенно, очень вкусные лепешечки, — еще раз похвалил Анькину стряпню отец. — Как ты сказал их у вас называют?
— Драники, — поспешно подтвердил я. — Череповецкие драники. Можно сказать, что наше национальное блюдо. Их только у нас готовят.