— Ме-ее, — отозвалась Анна, показав розовый язык.
— И это гимназистка шестого класса? — горестно вздохнул я. — Какой пример вы будете подавать?
— Кому я пример должна подавать? Вам, ваше высокоблагородие? Вам бесполезно пример подавать.
— Да хоть бы козе своей. Никакого воспитания, а мне, как старшему брату, за вас стыдно.
— За меня стыдно или за Маньку?
— За вас, мадмуазель. Манька — дитя природы, что с нее взять? А вы, как-никак, княжна.
— Манька, моя, между прочем, тоже аристократка, хоть и коза. И очень умная. И она не виновата, что княжна проспала, — заерепенилась сестрица козы, но потом сникла. — Ваня, мне стыдно… Чаю крепкого с тобой напилась, всю ночь не спала, под утро только заснула.
— Ладно, бывает, — примирительно сказал я. — Я даже рад, что ты тоже умеешь просыпать. А то уж слишком ты у меня правильная. Один раз в жизни и проспала, ничего страшного. Я тоже хорош — будильник забыл завести.
На самом-то деле я его и не заводил. Но Анька все равно переживала.
— Проспала все на свете, и печку не затопила, и вы у меня с Манькой голодными остались. Но я сейчас затоплю, а как ты вернешься, завтрак готов будет.
— В смысле, завтрак? — не понял я. — Когда вернусь, так уже и обедать пора. Давай яичницу быстренько сообразим, да я на службу побегу.
— Иван Александрович, воскресенье сегодня, тебе на службу не надо. Тебе на заутреню надо идти, а как придешь, я к тому времени и завтрак сготовлю. Маньке пойло заварю, а тебе кашу пшенную сварю на молоке — как ты любишь. А яичницу ты вчера вечером — вернее, сегодня ночью — ел. Я помню, как меня Наталья Никифоровна наставляла — не перекармливать тебя яичницей. Мундир я тебе приготовила наилучший, рубашка свежая.
Заутреня? Точно, воскресенье. И Леночка на заутрене должна быть.
В храм явился, запасся свечкой и начал высматривать — а где же моя невеста? Разумеется, на том же месте, где лет сто стоят Бармины-Десятовы, а теперь еще и я пристроился.
Мы с Леночкой готовы были броситься друг другу на шею, но только и смогли, что руки пожать, а тетушка, разумеется, привычно заняла место посерединке — опасалась, что мы примемся целоваться. Слишком плохо тетушка о нас думает. Вот уж целоваться бы мы в храме не стали. Если только пообнимались бы, поприжимались… Но тоже неприлично.
Конечно же, молитвы я не слышал, да и Леночка тоже, потому что мы только глазели друг на дружку, из-за чего тетушке приходилось пихать в бок племянницу, и шипеть на меня.
Ну хоть на обратном пути мне было дозволено пойти с невестой под руку.
— Ваня, как же я рада, что ты приехал, — сказала Леночка. Оглянувшись — не видит ли кто, быстренько поцеловала меня в губы.
— Кхе-кхе, — сурово напомнила о себе тетушка. И не только о себе, а еще и о прихожанах, степенно выходящих на Воскресенский проспект. А добрая половина здесь тех, с кем нужно либо поздороваться, либо хотя бы обозначить поклон — кивнуть, то есть, только пониже и помедленнее.
Я чинно поклонился Лентовскому с супругой. Представлять невесту и представляться тут никому не надо — все друг дружку давным-давно знают.
— Иван Александрович, я вас поздравляю, — пожал мне руку наш генерал, — уже наслышан, злоумышленник пребывает в тюрьме. Но никто даже не сомневался, что вы справитесь. Думаю, завтра вы…
— Николай Викентьевич, — потянула Председателя супруга. — О служебных делах поговорите на службе, а Ивану Александровичу нужно побыть с невестой.
— Виноват, — смутился Председатель суда.
— Ничего-ничего, — поспешно ответил я, потом еще раз поклонился Марии Ивановне: — Ивану Андреевичу от меня огромное спасибо за хлопоты.
— Это разве хлопоты? — заулыбалась дочка Городского головы. — Вот, с железной дорогой — это хлопоты. Нужно определить стоимость топографических изысканий…
Теперь уже Лентовский потянул жену за рукав.
— Машенька, пойдем, оставим молодежь в покое.
Раскланявшись на прощание с Лентовскими, заодно поклонился еще кому-то — не понял, кому именно, но лучше лишний раз поклониться, нежели пропустить. Это как в школе, когда здороваешься с коллегами — если не помнишь, здоровался или нет, лучше поздороваться лишний раз.
— А что за хлопоты с железной дорогой? — поинтересовалась Леночка.
— Мы с Иваном Андреевичем железную дорогу затеяли строить от столицы до Череповца, — пояснил я, потом уточнил: — Вернее — затеял-то он, а я, когда у государя на аудиенции был, о дороге заговорил. Надеюсь, Его Величество проект одобрит.
— Иван, ты был у самого государя? — обомлела тетушка, позабыв, что ей следовало добавить к моему имени еще и отчество, но я на это обижаться не стал.
— Совершенно верно, — важно изрек я. Полез, было, в карман, но вспомнил, что царские часы с собой не ношу, чтобы не потерять, предпочитая им батюшкины. — Хотел подарком государя похвастаться, но позабыл взять.
— Подождите-ка, а ты теперь не коллежский ли асессор? — опять удивилась Анна Николаевна, рассмотрев мои петлички со звездами.
— А что, Аня не сообщила? — посмотрел я на Леночку.
— Нет, — покачала моя невеста головой. — Наверное решила, что Иван Александрович сам похвастается… Я тебя тоже поздравляю. Но я бы и не заметила, ты уж прости. Я на тебя смотрела, не на мундир.
— Елена, как это ты не заметила? — возмущенно хмыкнула тетушка. — Иван — твой будущий муж, а такие вещи, как петлицы, следует замечать. Чем выше чин — тем больше жалованье. На сколько больше?
Хм… А я ведь пока и не знаю, на сколько больше.
— Мне завтра к нашему бухгалтеру нужно зайти, он и скажет — сколько у меня теперь жалованье, на сколько увеличат прогонные, — пожал я плечами. Прикинув, сказал: — Наверное, рублей сто двадцать или сто тридцать в месяц и выйдет.
— А в год это сколько будет? — не унималась тетушка. Вишь, привыкли тут, жалованье за год считать. А я до сих пор считаю — сколько в месяц.
Я с тоской посмотрел на свою невесту.
— Лена, ты не подскажешь?
Леночка сосредоточилась и быстренько сообщила:
— Если сто двадцать в месяц — в год это составит одну тысячу четыреста сорок рублей. Сто тридцать — тысяча пятьсот шестьдесят.
— Ох, молодец! — с восхищением похвалил я невесту, сумевшую безо всякого калькулятора сосчитать.
Расцеловал бы, но тетка рядом.А еще испугался вопроса — чего это бывший студент-математик не умеет считать?
— Вот кто и на самом деле молодец — так это твоя кухарка, — улыбнулась Леночка: — Я у нее экзамен принимала, вместе с нашим преподавателем математики — Константином Петровичем, а он у нас тоже и коллежский асессор и кандидат университета. Он сказал — поразительно.
— Так у Ани учительница была замечательная, — улыбнулся я. — Знаю-знаю, кто мою кухарку алгебре и геометрии учил. Надеюсь, ты ее немецкому и французскому не станешь учить? А, у тебя же с первого по четвертый классы, начальная школа.
— Какая школа? — не поняла Леночка.
Тьфу ты, нет у нас пока понятия начальная школа. Есть — начальное образование, а применительно к гимназисткам это называется прогимназия. Опять придется как-то выкручиваться.
— Это я неправильно выразился. Хотел сказать — младшие классы. А Аня в шестой пойдет.
Леночка покивала, а потом похвалилась:
— Мне показали сведения о нашей гимназии для «Памятной книжки Новгородской губернии» на будущий год. Про меня будет написано — учительница французского и немецкого языков, дочь статского советника, потомственная дворянка Елена Георгиевна Бравлина. Но там в сокращении будет — дочь стат.сов., пот. двор.
— Лучше бы написали — супруга коллежского асессора, — вздохнул я.
— Иван, хотела спросить — зачем ты столько времени уделяешь своей прислуге? — поинтересовалась вдруг тетушка.
Вместо меня ответила Лена.
— Тетя Аня, я тебе говорила — Анечка очень умная барышня и будет жалко, если останется необразованной.
— А зачем прислуге образование? — хмыкнула тетушка. — Писать и читать, насколько я знаю, она умеет, а к чему простой девке в гимназию поступать? Балуешь ты Иван свою прислугу. А девчонка красивая, не спорю, скоро от кавалеров отбоя не будет. Завертит ей голову какой-нибудь проходимец. Уж лучше бы ты ей жениха подходящего подыскал, да немного с приданым помог. Рублей пятьдесят вполне сможешь дать.
Ну вот, делать мне больше нечего, как Аньке женихов искать. А уж пятьдесят рублей в приданое — даже не смешно. Слышала бы сейчас это моя маменька, готовая отдать воспитаннице столько, сколько даже за Леночку не дали… Но Леночку я и без приданого готов взять, хотя безусловно, с приданым оно лучше.
А Леночка только сжала мне руку — мол, не обращай внимания.
Так и не заметили, что дошли до самого дома Десятовых. Я остановился, в ожидании — не пригласят ли меня на завтрак? Но нет. Не положено женихов завтраками кормить.
— Иван Александрович, — сказала тетушка, вновь переходя на официальный тон. — Приглашаю вас сегодня у нас отобедать. Только, — строго посмотрела она на меня, потом перевела взгляд на племянницу, — станете плохо себя вести — выгоню! Иван, ты меня понял?
— А если не слишком плохо? — жалобно поинтересовался я. — Так, слегка, чтобы и не хорошо и не плохо?
— Сказала — выгоню, — опять повторила тетушка, потом отвернулась, делая вид, что рассматривает собственные окна.
Разумеется, мы успели поцеловаться, но вдоволь нацеловаться не успели, потому что тетушка обернулась.
— Расскажете — как вас государь принимал, и подарок Его Величества не забудьте принести — никогда в руках царских подарков не держала.
Завтрак к моему возвращения из храма барышня-крестьянка приготовить не успела, сказала, что еще минут десять, а пока посоветовала прочитать-таки это письмо, которое ей показалось оригинальным.
Взяв письмо, пошел в свою спальню-кабинет, уселся за письменный стол. Посмотрел на книжный шкап, заполненный книгами — и теми, что уже были, и теми, что привез из Москвы и Санкт-Петербурга. Их, правда, нужно еще расставить в тематическом порядке, но это не работа, а удовольствие. Вот ту-то я понял, что наконец-таки оказался дома. Наверное, книги все-таки успокаивают.