Так что, сделав морду ящиком, пошел домой.
Как же пройти мимо сарайки и не посмотреть на Анькино сокровище? Приоткрыл дверь, глянул. А эта рогатая бестия поглядела на меня, мекнула, тряхнула мушкетерской бородкой и пристукнула копытцем — дескать, вали отсюда и не мешай.
Нет, стоило лучше нам кота завести. Больше пользы и расходов поменьше.
— Обед еще не готов, — сообщила Анька. — Тебе еще целый час на службе положено быть.
— А мне лениво стало, — сообщил я, снимая сапоги. Ох, а тапочки-то и не купил. Сходить, что ли? Пожалуй, так и сделаю.
— Ваня, а ты куда? В ресторацию, что ли? — заволновалась Анька. — Потерпи, совсем недолго осталось. Я щи сварила, сметанка свежая.
— Да я за тапочками схожу, — пояснил я. — Свои-то где-то в дороге потерял. Сбегаю быстренько и куплю, пока ты доделываешь.
— Мог бы вначале и прислугу спросить. Купила я тебе тапочки. Знала же, что забудешь.
И что бы я без Аньки делал?
Глава двадцать втораяНе рубить сплеча
Как и положено после обеда — то есть, будучи сытым и довольным, отправился тянуть тяжкую служебную лямку. Но по дороге решил зайти в библиотеку. Нужно мне, понимаете ли, кое-что выяснить. Причем, это «кое-что» касается моего собственного отца и нескольких слов, сказанных ему императором. Обмолвился же Его Величество, что отец сбежал от придворной службы в киргизские степи. И что бы это значило?
Чернавский-старший наотрез отказался отвечать, значит, придется восстанавливать самому картину событий. Не то, чтобы это было для меня жизненно важным или необходимы, а так… Н-ну, простое человеческое любопытство.
Коль скоро у меня нет компьютера, то вместо поисковика пусть выступит наш библиотекарь. Озадачил я его еще в июле, когда мы с Анькой торжественно подарили нашей библиотеке книги, времени было достаточно. Теперь следовало узнать — что же он накопал?
Интересовала меня Киргизская комиссия тайного советника Гирса, в которой принимал участие мой отец. Да, получается, он оставил маменьку одну, с трехлетним сыночком (со мной, между прочем!), на целых два года? Нет, на полтора. Но все равно, срок немаленький.
Интересно, что же им тогда двигало? Отцу в ту пору было… двадцать пять лет, матушке — двадцать два. Судя по их отношениям, сохранившимися и по сию пору (а мне, к слову, очень нравятся семейные пары, сохранившие любовь на протяжении многих лет) Чернавскому-старшему требовались очень сильные побудительные мотивы.
Удалось кое-что выяснить о самом Федоре Карловиче Гирсе. Сейчас он у нас действительный тайный советник, кавалер высших орденов империи. В некотором смысле, мой коллега — в 1854 году, будучи чиновником по особым поручениям МВД, Федор Карлович был председателем судебной комиссии по расследованию убийства двух мальчиков в Саратове. В убийстве обвиняли евреев, едва ли не весь город, включая высших чинов, заразился антисемитизмом, но Гирсу удалось доказать, что евреи абсолютно не при чем. А на такое требуется не только профессионализм, но и смелость.
Комиссия Гирса, которую именуют то Степной, а то и Киргизской, занималась изучением быта казахов и киргизов. По итогам исследования было создано Положение об управлении Туркестанского края. Восток — очень загадочен и сложен, а чтобы им управлять, требуются немалые знания, дипломатия, уважение к существующим обычаям. В тоже время — необходимо помнить, что территории бывших самостоятельных государств вошли в состав империи, в которой имеются свои собственные законы. Так что, кого попало в эту комиссию не брали. И то, что туда вошел мой отец, должно бы о чем-то говорить.
Знаю прекрасно, но до сих пор не могу привыкнуть, что в Российской империи библиотекарями работают мужчины. Причем, далеко не старые и не увечные. Так и у нас, в Городской библиотеке трудятся аж двое сотрудников — старший библиотекарь и младший. И у обоих, как я знаю, гимназическое образование. А мне нужно поговорить со старшим. Кстати, он моложе своего подчиненного лет на десять.
— Федор Федорович, — приветливо поклонился я, подойдя к стойке, за которой громоздились еще неразобранные книжные тома. Видимо, откуда-то прибыло поступление.
— Иван Александрович, отыскал, — радостно сообщил библиотекарь, вытаскивая и шлепая на прилавок (стойку, разумеется) не слишком и толстую книгу. — В наших фондах отыскался отчет экспедиции господина Гирса. К сожалению, — развел руками библиотекарь, — у нас всего один экземпляр, и попал-то к нам чудом, поэтому домой мы его вам дать не сможем.
— Я только быстренько посмотрю. Если найду что-то интересное, сделаю выписки, потом верну, — пообещал я, забирая книгу и отправляясь в уголок.
Пока просто полистаю, потому что надо бы и на службу идти, а не наглеть. Но точно знаю, что у меня имеется минимум полчаса, потому что Лентовский раньше четырех часов дня с обеда не придет.
Итак, «Отчет ревизующего по высочайшему повелению Туркестанский край тайного советника Гирса», изданный в Санкт-Петербурге, в типографии МВД. Что здесь интересного?
Раздел «промышленность». Читаем '… А. Произведение из шерсти, волоса и овчин… Нет, изготовление арканов мне не интересны. [1]
А что там в разделе «Медицина»?
«Киргизы в болезнях пользуются чрез своих докторов разными травами и в некоторых случаях весьма удачно. Поэтому я изложу некоторые средства, которыми киргизы пользуются. А) при грудных болезнях пьют декокт с корня травы Ит-Мурун. Б) от болезни зубов употребляют джилдыс — траву и корень растения усыка. В) От ран по опухоли — корень растения шукур. Г) при кашле сасапарен и корень растения Андыс. Этим средством вылечить болезни пользуют и скот. Д) Для возбуждения пота пьют чилибуху, корень растения мир. Е) для предохранения от оспы и горячки принимают ванны из травы Адреспан. Ж) От ломоты делаются припарки из гнилой травы куде».
Если кто-то считает, что я издеваюсь над медициной киргизов — совершенно напрасно. Я прожил почти год в Череповце, и все медицинские средства, которыми пользовался, опять-таки сводились к травкам и заговорам. Даже Наталью от простуды лечил ее же горчицей.
Нет бы, составители отчета растолковали — растет ли у нас растение усыка, помогающее от зубной боли, а если да, то как оно у нас именуется?
Увы и ах. Возвращая книгу библиотекарю, спросил:
— Федор Федорович, вы у нас человек начитанный, знающий. Не вспомните ли — что за событие могло случиться в 1865 году?
— У нас, это в Череповце? Или в России? — наморщил лоб библиотекарь.
— Нет, Череповец не нужен. Что-то в России. Вон, — кивнул я на «Отчет комиссии Гирса», — узнал, что к киргизам комиссию отправляли. А что еще?
Библиотекарь задумался. А я сам начал ломать голову, но на ум ничего не шло. 1860-е годы — эпоха Великих реформ. Но судебная и земская реформы начались раньше, в 1864 году, а реформа городского самоуправления случится позже[2]. Россия не вспоминалась. Зато припомнилось иное:
— Вот, знаю, что в Северо-Американских Соединенных штатах президента убили. Вернее — смертельно ранили, но это детали.
— О, так и у нас смерть случилась, — вспомнил библиотекарь, — великий князь и цесаревич Николай Александрович умер. Я как раз гимназию заканчивал, в апреле панихиду служили.
Точно. В 1865 году скончался Николай Александрович, старший брат ныне правящего императора. Есть ли какая-то связь между смертью цесаревича и отъезда Александра Чернавского в степи? Пока не знаю. Не исключено, что абсолютно никакой, но все может быть.
На службу явился вовремя — даже раньше начальника. Губернский секретарь, завидев меня, опять обрадовался:
— И снова вы, как по заказу, Иван Александрович, — сообщил заведующей канцелярией. — Вот, посмотрите — от исправляющего должность исправника господина Щуки сверток прислали и рапорт с уведомлением.
Развернув сверток обнаружил в нем револьвер и три патрона… Рапорт составлен городовым Федором Смирновым, сообщавшим, что вчера, в вечернее время, мещанка города Череповца Наталия Петровна Будсбергова, проживающая по улице Садовая в собственном доме, явившись в ресторан «Горка» по улице Казначейская, сдала буфетчику Фомину револьвер с тремя патронами и попросила его сохранить до тех пор, пока она не отправится домой. Фомин тотчас же отправил полового за городовым, а он, городовой Смирнов, изъял оружие, потому что с заряженными револьверами ходить по улицам воспрещается.
В уведомлении же надворный советник Щука сообщал, что отправляет оружие и рапорт в Окружной суд, для принятия решения.
— Что скажете, Иван Александрович? — поинтересовался заведующий канцелярией.
— Это не к нам, это к мировому судье, — сообщил я, мысленно обматерив Щуку. Да, понимаю, что человек боится взять на себя хоть какую-то ответственность, но направлять в Окружной суд всякую ерунду — чересчур. Абрютин бы уже отдал распоряжение передать револьвер и рапорт по подсудности, не захламляя нашу канцелярию.
— Я тоже так считаю, что в мировой суд, — кивнул заведующий канцелярией, пододвигая мне лист бумаги и кивая на чернильный прибор. — Вы уж сразу черкните ответ господину Щуке, как товарищ прокурора, а я в журнал учета запишу, потом с курьером верну.
Разгладив лист бумаги, который был и без того гладкий, начал писать, что данное дело должен рассматривать мировой суд, в соответствии со статьей… А какой именно?
С задумчивым видом поинтересовался:
— Игорь Иванович, не напомните статью Уложения о наказании?
— 118 статья гласит, что заряженное оружие можно хранить дома, брать в дорогу, и на охоту, но ни в коей мере нельзя брать его с собой в общественное место, — быстро отозвался заведующий канцелярией.
— Ух ты! — восхитился я. — Да вам бы самому в пору помощником прокурора служить!
— Так у меня образования никакого нет, — вздохнул завканцелярией. — Была бы хоть церковно-приходская школа или городское училище. Я ж так, самоучка. А Уложения да циркуляры по должности приходится знать. Через мои руки столько бумаг прошло — поневоле запомнишь.