— Так это… Часть мебели, если не половину, барин по весне в Ивачево возит, как со времен господ Петраковых повелось. Они, пока в силе были, тоже на лето в имение уезжали, а на зиму в город. И чего мебель покупать, проще перевезти. Чего ей всю зиму в нетопленном доме стоять? А обратно еще не привезли. Барин должен был к середине октября вернуться, а он вчера приехал.
Мебель перевозят в имение, а потом обратно? Сам не видел, но не удивлюсь. Здесь выезд на дачу, словно в экспедицию на Северный полюс. И еду с собой тащат, и постельные принадлежности. Так что, вполне возможно, что хозяева и мебель таскают туда-сюда. Кто-то из наших цариц, переезжавших из одного дворца в другой, тоже возил обозы с мебелью, посудой и прочим. Так что, ничего нового.
— А слуги есть, кроме тебя?
— Слуги есть. Кухарка имеется, но она тоже еще не вернулась, а кроме нее постоянных никого нет. В усадьбе баб деревенских нанимаем, чтобы полы мыли, а здесь две обывательские женки — они тоже со времен Петраковых.
— А конюх есть?
— Так у барина своего выезда нет, зачем конюх? Весной извозчиков нанимает, они отвозят, а по осени обратно привозят. В имении-то он никуда не ездит, то есть, не ездил. Сам Григорий Алексеевич не здешний, знакомых нет. Да он и не желал ни с кем знакомиться. Зато рыбу каждый день ловить ходил. А на рыбалку и пешком можно. В город понадобится — в версте почтовая станция, кареты почтовые по пять раз в день ходят. И здесь, куда ему ездить? В церковь да в Дворянское собрание можно пешком дойти, а в непогоду извозчика нанять.
— А ты чем занимаешься?
— Так я летом дом сторожу, а с осени по весну дрова колю, печки топлю. Если надо — гостей приму. Хозяин меня иной раз дворецким величает, для смеха. Летом, если срочного ничего нет, один раз в неделю в Ивачево езжу — газеты вожу, письма, если приходят. Но не упомню, когда хозяин последний раз письма получал. Может, в тот год, а может и поза тот.
— А не проще почту в Ивачево переадресовывать? Чего тебе самому болтаться? — слегка удивился я.
Знаю, что дачники так и делают — оставляют на почтамте свой новый адрес, газеты с журналами туда и шлют. Какой интерес читать устаревшие новости?
— Хозяину виднее, — туманно отозвался Яков. — Да он и газеты-то не слишком любил читать. Некрологи рассматривал, радовался, если кто из знакомых встречался.
Обычно люди огорчаются, встретив в газете некролог на своего знакомого или сверстника. А этот радовался?
— То есть, постоянных слуг только двое? — решил уточнить я. — А личный слуга у хозяина был? Все-таки, отставной генерал, кто-то ему тапочки подавать должен, трубку набить, за водкой бегать. Генералы привыкли, чтобы у них денщики были.
Не факт, конечно, что у генерала имелся денщик. В армии денщику казна жалованье платит, и числится «военный» слуга нижним чином, а уходит в отставку нередко с унтер-офицерскими лычками.
Старый слуга притих, поджав губы. Кажется, не желает отвечать на этот вопрос.
— Яков, если не ты, то кто-то другой скажет, — слегка надавил я. — Никакой тайны ты мне не выдашь. Был у Григория Алексеевича денщик или нет?
Яков подумал, но все-таки решился.
— Был у него камердинер. Никитой зовут. Барин его недавно нанял — с месяц всего.
— И куда пропал?
— Вот про это не могу знать. Приехал с барином на почтовых, а потом пропал. Вечером оба приехали, мне Григорий Алексеевич велел к себе идти, во флигель. Я и ушел. Утром пришел, чтобы печь протопить, в доме пусто, а барин в петле висит.
Вот, значит как. Имеем мы теперь подозреваемого.
— Фамилия у Никиты есть? Приметы какие?
— Фамилии не помню, а приметы такие, самые обычные. Среднего роста — чуть пониже вас, в кости крепкий, волосы русые.
Как говорится — без комментариев. С такими приметами пять человек на дюжину.
— Сможешь определить — пропало что-то из дома? Деньги, скажем, драгоценности? Что там еще? Посуда серебряная, картины? Оружие какое?
— Из оружия только сабля парадная, позолоченная, вот и все. Но она в шкапе висит, вместе с мундиром. Посуда с картинами тоже в усадьбу уехала, когда привезут — тогда и смотреть надо. Особых драгоценностей у хозяина не было — кольцо, да пара сережек после покойной супруги. Они в столе, вместе с деньгами. А денег из пенсиона Григорий Алексеевич на месяц по двести рублей брал — на дом,на провизию и прочее. Все остальные в банке хранились.
— А летом как?
— А летом я на почте пенсион за него получал, двести рублей хозяину отвозил, триста в банк относил. Всегда расписку предъявлял от кассира. Те деньги, что я ему отдавал, он в бумажник складывал. А где нынче бумажник не знаю, надо смотреть.
— Яков, сколько у твоего хозяина денег в банке?
— А вам зачем? — насторожился слуга.
— Если спрашиваю, то положено отвечать, — спросил я, подпустив металла в голос. — Опять-таки — в банке могу справиться, мне скажут.
Старик вздохнул, призадумался, потом ответил:
— Здесь, в Череповце, на счете двадцать тысяч лежит, а еще в Петербурге — видел как-то расписки, там еще сорок.
Итого, значит, шестьдесят тысяч. Теоретически, генерал может иметь такие сбережения. Жалованье большое, шесть тысяч в год. Если с «боевыми», так и все восемь. Станем исходить из шести тысяч. Выйдет, что генерал копил десять лет. Еще дом и имение. Приплюсуем… пусть еще тридцать тысяч. Лучше сорок. Значит, все про все, тысяч сто. И за сколько бы он накопил? Лет так… за шестнадцать. Не пил и не ел, а копил и копил. И когда Григорий Алексеевич стал генералом? Генералы, конечно, жалованье и пенсию достойные получают, но сто тысяч… Не много ли?
Глава 6Козы осенью в большой цене
— Ваня, прости, но обед не приготовила, не успела, а кушать хочется, — покаялась Аня, когда я вернулся домой. — Сейчас быстренько в кухмистерскую сбегаю, только горшки сполосну.
Я скривился.
В последний раз кухмистерская нас очень огорчила — каша недосолена, щи невкусные. Из топора их стали варить, что ли? Подозреваю, что это произошло из-за начала учебных занятий, когда количество едоков в городе резко увеличилось. Соответственно, хозяин увлекся количеством и перестал следить за качеством. Может, реалистам и «александровцам» все равно, что есть, лишь бы недорого, но мне нет.
— Пойдем в ресторан.
— Какой ресторан? Мне же нельзя, — вытаращилась девчонка, попыталась даже сопротивляться для вида, но я уже ухватил ее под руку и увлек за собой.
Ишь, напридумывали правил — гимназисткам по ресторанам ходить нельзя, и дизель-электропоезд нельзя посмотреть.Со мной можно. Какие правила, если у меня ребенок голодный? И я сам, по правде сказать, хочу есть. Все утро провел в доме покойного генерала, а толку ноль. После обеда надо идти к Абрютину, покумекаем сообща — какие действия предпринять?
К моему вящему сожалению, осмотр письменного стола не дал ничего. Верхние ящики, где хозяин должен был хранить самые ценные документы — метрики, выписки из приходских книг, указы о наградах и назначениях, аттестаты, дипломы и прочее, оказались пусты. Не нашлось ни одного письма. Если у него сын, неужели он не пишет отцу? Нет друзей, с которыми старый служака обменивался письмами? Быть такого не может.
А где, скажем, памятные адреса сослуживцев и подчиненных? У моего здешнего отца такими папками-адресами два ящика забито. Все пусто, все безлико.
А я рассчитывал с помощью бумаг восстановить детали биографии Калиновского. Вдруг это что-то даст? Допустим — письмо любовника покойной жены, который обвинял генерала в смерти супруги. Неважно, что после смерти прошло много лет. Вот, было бы интересно, запутанно и дало бы мне нить к поиску убийцы. Или убийц. Впрочем, свой архив генерал мог вместе с остальным добром в усадьбу возить, хотя, сомнительно.
Отыскались только старые конспекты, старые чертежи. Чтобы понять — деловые это документы, имевшие отношение к его прежней службе, или, например, макулатура времен военного училища или гимназии (есть такие люди, что хранят весь свой школьный хлам!), здесь нужен специалист.
Еще я не обнаружил генеральского мундира, сабли и орденов. Куда он подевался? Впрочем, его генерал мог в деревню отвезти. Может, он в «парадке» и при всех орденах рыбу ловил?
Шучу. Тело было в партикулярном платье, а внизу, в прихожей, пыльник, во внутреннем кармане бумажник с деньгами — пятьсот рублей. Значит, точно убийство совершено не с корыстными целями.
Осмотр библиотеки тоже ничего не дал. Верно, покойный инженер-генерал вообще не читал беллетристику, потому что на книжных полках наличествовали справочники, труды по фортификации, начиная с Вобана (даже на французском языке).
В общем, зацепиться абсолютно не за что.
Ладно, поедим, а на сытое брюхо думается лучше.
Когда проходили мимо сарайки, где проживал третий член семьи, не услышали меканья. Чего это Манюня голос не подала? Подозрительно.
Анька откинула запорчик, приоткрыла дверцу.
— Ваня, посмотри-ка, — засмеялась девчонка. — А наша Манька гостя принимает.
Точно. Коза сегодня принимает визитеров. В качестве гостя выступал наш рыжий котенок. Кузя шипел, топырил шерстку, пытаясь показаться большим и грозным, но Манька его почему-то не боялась, но не бодала, а только тыкала носом, пытаясь выдворить его с охапки свежего сена, на котором устроился пушистый малыш. Видимо, Кузька изучает территорию, поэтому и заглянул.
— Пусть знакомятся, не станем мешать, — усмехнулся и я, закрывая дверцу.
Авось, Кузька козу не съест. Познакомятся, поболтают, выяснят — кто главнее, потом нам с Анькой скажут. Нам же надо знать — кто у нас нынче начальник? Понимаем, что пока Манька, но скоро власть поменяется.
Ноги отчего-то понесли в ресторан при гостинице «Савой». Официант — половой, то есть, при виде меня расплылся в улыбке. Не помню, как его звать, но рожа знакомая. Вроде, он нас обслуживал, когда я банкет устраивал.
— Есть кабинет, чтобы нам с гимназисткой можно было перекусить и, чтобы нас никто не увидел? — поинтересовался я, осторожно вкладывая в ладонь парня двугривенник.