С котенком стало уютнее, но хвост, который он норовил засунуть между страницами, мешал просматривать третью книгу, оказавшуюся гораздо интереснее.
Так вот и пришлось — почти одновременно придерживать хвост, а еще и проводить историческое исследование. Вернее — источниковедческое.
Переплет кожаный, рукопись. Может, список «Слова о полку Игореве»? Или неизвестная летопись? Жаль, что бумага, а не пергамент. Но большинство старинных документов известны не по подлинникам, а по копиям — то есть, по спискам. Читать текст пока не стану, попробую определить время по внешним данным.
Шерлок Холмс как-то говорил, что может определить время написания рукописи с точностью до десяти лет. Великому сыщику достаточно бросить взгляд на бумагу и чернила и, все готово.
Я могу датировать рукопись с точностью до пятидесяти лет, не больше. Не так и плохо, если подумать. Опыт. Все-таки, насмотрелся в архивах. И бумага, и чернила, да и почерка различных эпох очень отличаются. Проведу, так сказать, палеографическое и текстологическое исследование.
Значит, что нам дает исследование бумаги? Наша? Или иноземная? Точно скажу — бумага восемнадцатого века, это видно по текстуре, но, чтобы определить более точно — надо посмотреть водяные знаки. Или, как их именуют — филиграни. Чаще всего встречаются государственные двуглавые орлы, но это вторая половина восемнадцатого столетия. А в первой половине наши «бумагоделы» творили под иноземцев — ставили водяные знаки в виде лилии, петуха, собаки или головы шута. Петух и лилия — понятно, под кого «косили», а шут — не то голландцы, не то какие-то немцы. Теоретически, могла быть и импортная бумага, но это вряд ли. Русская гораздо дешевле.
Бумага рыхлая, значит, из первых партий. Во второй половине 18 века бумага уже более хорошего качества, плотнее.
Я пододвинул к себе лампу, посмотрел на просвет один из листов. Ага, тут явственно виден петух. Значит, бумага наша, только копирует французскую филигрань. Мода такая была. Первая половина 18-го столетия.
Почерк тоже даст подсказку, потому что у каждого времени свой канон, свой образец. А индивидуальность — это отклонение от стандарта, не более. Почерк именно такой, какие были в 18-м веке — с завитушками, а не в 19-м, когда стали писать более четко, без излишеств. На нынешние образцы я насмотрелся.
Чернила красноватые. Тоже особенность восемнадцатого века.
Правда, первая страница, где полагается быть выходным данным — названию, времени создания, вырвана.
Суммируя все свои наблюдения, скажу, что она написана в первой половине 18 века. Теперь можно прочитать какую-нибудь строчку… Увы и ах. Передо мной летопись Череповецкого Воскресенского монастыря. Теперь уже точно — написано все до 1767 года, потому что именно в этот год монастырь перестал существовать.
Грустно. А что бы я хотел? Если это Череповец, значит, и летописи местные. Полистаю, да и спать пойду.
Описывается здесь много чего. Но хозяйственные дела — ловля рыбы, ярмарки и прочее, мы пропускаем. Но все равно, больше про рыбу. Река Шексна, река Ягорба. Озера. Крестьяне с монахами рыбное озеро не поделили, так крестьяне монастырского надзирателя на пасынок посадили.
Их бин пасынок? Неродной сын одного из супругов? Глупости. Понятно, что речь идет не о ребенке. Пасынки есть у помидоров. Ветка, уходящая вбок. А здесь? На что посадили старца? Надо выяснить[1].
Вообще, очень странная летопись. Уж слишком много места уделено преступности. Всяким и разным разбойниками — хоть мирским, а хоть и монастырским. Но все это я уже и сам знаю от тутошнего краеведа господина Афетова[2]. Нет, не все. Вон, здесь описано, как в 17 веке боролись с преступностью. Очень своеобразно.
Фабула такова. Два череповецких помещика — Панфилов и Юрлов не смогли поделить покосы по реке Шексне, поссорились, а потом Юрлов убил Панфилова. Вологодский воевода, узнав об этом инциденте, отправил за убийцей стрелецкого сотника Чеглокова и отряд стрельцов. Чеглоков, прибыв на Череповесь[3], не сумел задержать Юрлова, поэтому, вгорячах разграбил и сжег его дом, а заодно разгромил дом его матери и брата. От родственников убитого Панфилова сотник узнал, что игумен Череповецкого Воскресенского монастыря приятельствует с Юрловым. Не мудрствуя лукаво, Чеглоков выбил ворота обители, вошел в монастырь, но ни игумена, ни помещика найти там не смог. Поймав келаря, узнал, что игумен с помещиком убежали от греха подальше за Шексну. Чеглоков заставил келаря накормить в монастырской трапезной его самого и всех стрельцов, потом, на всякий случай ограбил монастырь, побив монахов (одного до смерти), которые подвернулись под руку, вернулся в Вологду[4].
Эх, с такими блюстителями правопорядка и разбойников не надо. Наверное, ущерб от деятельности воеводы превысил ущерб от преступления Юрлова.
А что дальше-то было? Писал бы роман, придумал бы что-нибудь. Отдам-ка я эту летопись нашему краеведу. Авось пригодится.
[1] В Череповецком крае пасынком называют жердь или кол внутри стога (копны) сена.
[2] О преступности здесь: https://author.today/reader/387436/3574502
[3] Напомню, что так называлась местность, города еще не было
[4] Возможно, этот рассказ и лишний, но автор не удержался.
Глава 13Допрос без пристрастия
Нонешним утром… Конечно же, правильно говорить — нынешним, но в последнее время так часто слышу слово «нонешний», что уже и сам взял его на вооружение. Равно, как и слово шкап, давеча, намедни. Есть какая-то прелесть в этой неправильности.
Нет, все-таки пусть будет — нынешним утром. Так вот, с утра пришла Леночка, чтобы прихватить свою подругу-гимназистку, а я решил проводить девчонок. Накатило. Навязался, можно сказать. Почему, говорить не стану. И рабочий день у меня начинается на полчаса позже, нежели уроки.
Преподавательница и гимназистка шли рядышком, только что за руки не держались, а я чуть-чуть сбоку и спереди. Обе красавицы, обе с портфелями, важные. Чуть было не цапнул портфельчики, но нельзя. Женские.
Прямо-таки залюбовался девчонками, едва не брякнулся и чуть шею не вывернул.
У входа в гимназию Аня отошла, хитренько посмотрела на нас, а мы с Леночкой быстренько осмотрелись. Кто бы мог подумать, что на первый урок столько девчонок в коричневых платьях и передничках бежит? Бегут, видите ли, стремятся к знаниям. А еще глазеют — и чего любопытного? Зато Анька быстренько подняла свой портфель, прикрыла и мы успели поцеловаться. Мы в этот момент никого не видели, значит, и нас никто не видел. Логично?
Эх, пересудов будет! Стопудово, что коллеги Елены Георгиевны узнают, что юная училка целовалась со своим женихом. Наверное, не стоило провожать невесту к месту ее службы? Есть в этом какая-то высшая мудрость.
Скорее всего, следует ожидать жалобы директора гимназии господина Белинского моему начальству. Или директор прямо батюшке напишет? Похоже, Леночку нарушение моральных установок волнует меньше, чем меня. Вот, молодец! Мне бы так.
Девчонки убежали. Одна учить, вторая учиться, а я зашагал в сторону Окружного суда. Но по дороге остановился. Что мне там делать, да еще на полчаса раньше времени? Проверить — высох ли генеральский мундир с ободранными эполетами?
А не нанести ли визит купчине? Посмотрю на него, но бить не стану. Правда-правда. Как говорится, только спросить. Что-то такое отвлеченное, о природе. Например — а любит ли он цвет воды в реке Шексне? Или ему больше нравится оттенок Ягорбы, где вода отчего-то зеленоватая. Водоросли, наверное. Зато там раки крупнее. Еще о цветах можно поговорить. Допустим — как вы относитесь к цветочным клумбам? Какие цветы предпочитаете выращивать?
Опасаюсь, что господин Вавилов не так поймет. И угрожать — это не мой метод. А самое главное, так это то, что Абрютин просил меня не ходить к купцу. Знает, что могу не выдержать. А ведь могу.
Эх, пусть живет. Тем более, что исправник ему уже устроил выволочку, а если еще и я зайду… Два раза наказывать нельзя.
Значит, воздержусь от визита, но на заметочку я Вавилова возьму. Купец первой гильдии, блин, а мыслит словно охреневший крепостник.
Если первая гильдия, да еще жаждет выйти в Городскую думу, то человек он небедный. Не миллионщик, как Милютин или Демидов с Волковыми (это братья, их четверо), но все равно. Выясню у Ивана Андреевича — сколько Вавилов готов отстегнуть на строительство железной дороги? Если жаждет вложиться в пару верст — уже неплохо. А еще лучше — в три. Повременю наказывать. Посмотрю на его поведение.
Значит, личные дела пока побоку, нужно расследование продолжать. И где же мой судебный и медицинский эксперт? Где его собаки носят?
Федышинский не обязан доставлять лично мне свое мудрейшее заключение. Но меня бы устроило, если бы господин эскулап принес документ (самый важный, между прочем в уголовном деле) в приемную исправника, где он ежемесячно получает жалованье, как внештатный судмедэксперт, или в канцелярию Окружного суда. А он не спешит. Неужели так заработался, что забыл о своем лучшем друге? Об ученике. И на ком бы он тренировал свой язычок, если бы меня не было?
Или ждет, чтобы к нему пришли с поклоном? Что ж, мы люди не гордые. Если патологоанатом не идет к Чернавскому, то Чернавский сам идет к патологоанатому.
В унылом полуподземном помещении, что неподалеку от земской больницы, нынче занят только один стол, на котором лежит покойник, укрытый серой простыней в грязно-кровавых пятнах. Не сомневаюсь, что это и есть мон женераль, потому что всех остальных мертвяков уже похоронили, а из-за малочисленности населения города, наплыва покойников не бывает. Стало быть, генерал на месте, а вот Михаила Терентьевича отчего-то нет. Неужели к пациенту вызвали? Да еще куда-нибудь в уезд? Если так, то это надолго.
Помимо покойника в морге имеется только Арсений — служитель, сторож и тутошний санитар. Этот почти трезв, но смотрит на меня враждебно. Не знаю, на кого он больше похож — не то на Харона, не то на Цербера. Хотя, больше все-таки на Харона, пусть у Арсения шляпы нет.