– Виноват, Николай Викентьевич, исправлюсь, – бодренько отозвался я.
– Не возражаете, если присяду?
Я только руками развел. Разве генералы должны спрашивать разрешение у старлеев? Мне стало неловко. Мог бы и сам предложить стул.
– Чем заняты? – спросил Лентовский.
Я слегка замялся. Срочных дел у меня не было – да их вообще в последнюю неделю не было, поэтому штудировал книги.
– Вот, Николай Викентьевич, изучаю «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных».
Я не врал. А если и врал, то только отчасти. Кроме «Уложения» читал еще и учебник грамматики для земских школ. Его я нашел в книгах, оставшихся от мужа моей домовладелицы.
– Похвально, – одобрил мою деятельность Лентовский. – И что вы скажете о нашем законодательстве?
– Трудновато, – признался я.
Еще бы не трудновато! Вот как определено в «Уложении» понятие преступления: «Всякое нарушение закона, чрез которое посягается на неприкосновенность прав Власти Верховной и установленной Ею власти или же на права или безопасность общества или частных лиц, есть преступление». И что, нельзя было как-то попроще изложить?
– Охотно верю, – улыбнулся гражданский генерал. – Я, с тех пор, как закончил Ришельевский лицей, а было это, не соврать бы, почти тридцать лет назад, занимаюсь вопросами, связанными с гражданским и уголовным правом. Так мне и то иной раз трудновато.
Ришельевский лицей – это во Франции? Вона куда занесло на учебу нашего генерала[4].
А я сидел как на иголках. От появления начальства, пусть даже и считающегося формальным, я ничего хорошего не ждал. Но с другой стороны – если бы я в чем-то провинился, так генерал вызвал бы меня к себе в кабинет.
– Я, Иван Александрович, хочу вас поздравить, хотя повода для поздравления нет, но смею надеяться, что он будет, – заявил вдруг Лентовский.
– А с чем меня можно поздравить? – слегка оторопел я. Насколько мне известно, дело по обвинению Шадрунова в убийстве суд еще не рассматривал – там очередь, а если бы и рассмотрел, так поздравлять не с чем.
– Наш уездный исправник написал на вас ходатайство о награждении.
Уездного исправника, коллежского асессора Абриотина, которому подчинялась наша полиция, включая моего приятеля пристава Ухтомского, я почти не знал. Видел пару раз, вот и все.
– А с чего вдруг – о награждении? – недоуменно спросил я.
– Наш исправник, Василий Яковлевич – человек очень справедливый. Ему доложили, что во время ареста Шадрунова судебный следователь Чернавский проявил себя с самой лучшей стороны, более того – спас нижнего чина полиции, поэтому глава уездной полиции решил, что вас следует наградить.
Я чуть не застонал. Ну за что награждать-то? За то, что ухватил за шкирку городового и отшвырнул его в сторону? Или за то, что треснул кузнеца чуркой? После того инцидента, когда страсти немного схлынули, мне стало стыдно. Скорее всего, городовой бы по голове не получил, потому что пьяный кузнец наверняка промазал бы. Так чего огород-то городить? А если мой нынешний отец узнает? Матушка? Они же переживать станут. Я, кстати, письмо собирался написать, но так и не собрался. Вот как домой приду – сразу засяду. А то и прямо здесь, подожду только, пока председатель уйдет.
– Василий Яковлевич пришел ко мне, попросил, чтобы я дал вам краткую характеристику. И я, разумеется, ответил, что вы очень добросовестный человек, что занимаетесь изучением права, даже дома по вечерам читаете книги. А ведь в вашем возрасте у молодых людей другие интересы. Девушки там, общение со сверстниками.
Ага, другие интересы. У меня пока никаких интересов. Ни к девушкам не хочется, ни с ровесниками общаться. Какие девушки? Да они все умерли за много лет до моего рождения! Я до сих пор еще привыкаю. И книги читаю – учебники по географии Российской империи и карты Череповецкого уезда, памятные книжки Новгородской губернии. Еще изучаю адрес-календари дома Романовых, чтобы не забыть кого-нибудь из великих князей или не перепутать. Иной раз кажется, что я шпион, которому нужно вжиться в чужой образ. А еще огромное спасибо моей квартирной хозяйке, что оставила в моем распоряжении библиотеку мужа и за ее бесчисленные консультации. Если бы не Наталья Никифоровна, как бы я узнал, что мои носовые платки следует называть гарнитуровыми? Я-то считал, что это просто шелк, а гарнитур всегда ассоциировался с мебелью. И что летние ботинки с верхом из ткани, в которых любят щеголять юные черепанки (да-да, не череповчанки, а именно так!), именуют прюнелевыми. А люстриновые платья не имеют отношения к люстрам, хотя шерсть, из которых они сотканы, и блестит.
А Лентовский продолжал свой монолог.
– Исправник отправит свое ходатайство в Новгород, губернатору, а его высокопревосходительство уже примет решение – передать ли ходатайство выше, министру внутренних дел, чтобы тот отправил в министерство юстиции, или он сам вас наградит, властью губернатора.
М-да, дела. Нет, письмо я обязательно напишу, чтобы родители знали – сынок в порядке. Губернатор непременно известит моего отца. А то и совсем просто. Масолов частенько бывает в столице или объезжает губернию, а в его отсутствие губернаторские обязанности кто исполняет? Ответ очевиден – вице-губернатор. Но есть надежда, что при здешней бюрократии, когда нужно передавать из родного ведомства в другое, времени пройдет изрядно.
Не дай бог, действительно наградят меня чем-нибудь на первом-то году службы, а сослуживцы живьем сожрут.
– Иван Александрович, на самом-то деле я пришел к вам по другому вопросу.
Ну вот, я так и думал. Неужели сейчас станет читать нотацию о моей безграмотности? Но Лентовский заговорил совсем о другом:
– Вы ведь знаете, что существует Череповецкое тюремное отделение Новгородского комитета Общества попечительства о тюрьмах?
О существовании такой организации я не знал, но говорить о том вслух не стал. Конечно же, сделал значительный вид и кивнул.
– Так вот, в Общество входят очень значительные особы. Разумеется – в рамках города и уезда: тут и наш городской голова – Иван Андреевич Милютин, и благочинный, настоятель нашего собора отец Кузьма, господин Сомов – предводитель дворянства, и председатель земской управы господин Румянцев. Есть еще именитые граждане, купцы. Да и наш господин окружной прокурор тоже входит в этот комитет.
Я слушал действительного статского советника, не очень понимая, к чему он клонит. К благотворительным обществам я относился со скепсисом. А Лентовский, прищурив глаза, сообщил:
– Иван Александрович очень хотел бы, чтобы, помимо всех этих господ, в состав комитета вошли и вы. Вы – человек молодой, образованный. Внесете, так сказать, свежую струю в общество.
Эх, хитрит господин генерал. Ивану Андреевичу Милютину – самому влиятельному человеку в уезде – нужен не молодой и образованный, а сын вице-губернатора. Непонятно лишь – зачем? У Милютина, как я успел узнать, хватает связей и в столице. Если бы не его знакомства, то не было бы в Череповце ни реального училища, ни всего такого, что отличает этот город от прочих уездных городков.
– Николай Викентьевич, про свежую струю я прекрасно понял. Но у меня встречный вопрос: а мне-то это зачем? Терпеть не могу заседания.
– Зачем это вам? – вскинул брови председатель окружного суда. – Во-первых, если вы собираетесь продвигаться по служебной лестнице, запись об участии в Обществе, пусть даже и провинциальном, украсит ваш формуляр. Поверьте – титулярный советник вам обеспечен не через три года, а через два. Во-вторых – вы завяжете нужные знакомства, установите связи. Вы, кстати, не задумывались о женитьбе?
Я чуть не упал со стула. Вот уж о чем о чем, а о женитьбе я не задумывался.
– Я помню ваш формуляр. Пока вы молоды, и вам двадцать лет. Год-другой еще ладно, но скоро придется задуматься о семье. В Череповце вам могут подобрать прекрасную партию. Или у вас уже кто-то имеется на примете?
Я судорожно помотал головой, а потом мгновенно охрипшим голосом сказал:
– Женитьба – очень важный вопрос. Чтобы его решить, нужно не только мое желание, но и согласие родителей.
Забыл сказать самое главное. Нужна еще и девушка, которую я полюблю. А где взять похожую на мою Ленку? Как она там? Может, себе уже другого парня нашла? Если нашла, то пусть будет счастлива.
– Безусловно, воля родителей священна, – не стал со мною спорить Лентовский. – Но в нашем городе и в уезде есть красивые и образованные девушки, чьи родители имеют неплохие состояния. Если вы подберете выгодную партию, уверен, что ваши родители не будут против. Не скрою – ко мне уже обращались, интересовались, как вы и что? Это вы не задумываетесь, а у нас на вас уже посматривают и прицениваются, как к очень выгодному жениху. В провинции следует жениться как можно скорее. А при порядочной и богатой супруге, да с вашими-то родственниками, вы в Череповце недолго задержитесь. Года за три-четыре дослужитесь до коллежского асессора, а еще лучше – лет за семь до надворного, а потом – в столицу. Поверьте, в Санкт-Петербурге вам такую карьеру не сделать.
М-да, вот такого я не ожидал. Меня уже рассматривают как жениха? Нет, не хочу жениться. И чиновничью карьеру не хочу строить. Может, в бега податься? Уйти куда-нибудь в скит, если они еще остались, и сидеть там.
Но если в скит, там работать нужно. Пахать, сеять и все такое прочее. А я этого не умею. Косил один раз в жизни, кровавые мозоли себе за час натер. Надеюсь, совещания этого общества не каждый день…
Как выяснилось, заседания «Череповецкого тюремного отделения Новгородского комитета Общества попечительства о тюрьмах» (Фу ты, какое название-то длинное! Пока выговоришь, уже устанешь) собираются не каждый день и даже не каждую неделю, а только раз в месяц. И совещания проходят в помещении Городской управы – деревянном двухэтажном здании с пожарной каланчой[5]. И там же находятся некоторые городские чиновники и проходят заседания Городской думы. И как вся власть умещается в одном доме