Выпив ароматного чаю, на сей раз безо всяких добавок, подумал: может, ну нафиг и карьеру, и социальные роли? Жениться мне на моей хозяйке, что ли? Коли доведется жениться, то с этой квартиры придется съехать. А где я такую повариху найду? Разница в возрасте – ну всякое бывает.
Но все-таки прямо сейчас делать предложение я не стал. Поблагодарив Наталью Никифоровну – она до сих пор не может привыкнуть к моим благодарностям, – пошел в кабинет трудиться. Просмотрю свои акты, протоколы допросов. И есть еще самое трудное дело – напишу письмо матушке.
Когда уходил, Наталья Никифоровна сказала вслед:
– Сегодня на службе жену Карандышева встретила. Мы с ней здоровались раньше. Я подошла, спросить хотела – как там супруг, а она морду в сторону отворотила, словно и не знакомы.
– А вы сильно расстроились? – усмехнулся я.
– Сильно, не сильно, но все равно, неприятно, – поморщилась хозяйка. – Я-то ее раньше за приличную женщину считала, а она вон как. Так ну ее, как вы сказали, – к чертям свинячим. Ох, прости господи.
Ну вот, научил свою хозяйку плохому.
Письма – это вообще нечто. Написал я письмо матушке в таком духе: «У меня все хорошо, служба идет нормально, я здоров – чего и вам желаю, – погода стоит дождливая, привет батюшке», и сразу же получил длинную отповедь аж на две страницы. Мою любезную матушку интересовало все. Как меня кормят? Не забываю ли я молиться по утрам и ходить в церковь? Что я читаю? Появились ли у меня друзья в городе? Если появились, то кто такие, чем занимаются? Ношу ли я теплые кальсоны и не забываю ли надевать галоши (да, именно так), не калоши.
Не нужно ли мне что-нибудь прислать? Если со здоровьем какие проблемы, а в череповецких аптеках искомого лекарства нет, чтобы написал, она все отыщет.
И даже – не завел ли я себе какую-нибудь девушку? Но чтобы имел в виду: если у меня серьезные намерения, вначале посоветовался с родителями. И если девушка появится, то необязательно, чтобы она была богатая и родовитая. Богатства и знатности у меня на двоих хватит. Но чтобы родители девушки были солидными, пусть и без большого дохода.
Как великие и выдающиеся люди умудрялись писать по несколько писем в день, да еще несколько страниц? Кое-кто даже черновики составлял. Видимо, для того, чтобы исследователи их биографий могли вставлять письма в полные собрания сочинений.
Письма чиновника из уездного города Ч. собственной матушке в губернский город Н. вряд ли заинтересуют историков и исследователей, но я терпеливо писал, дескать, галоши ношу, теплое белье по причине хорошей погоды не надеваю. Дождь у нас шел третьего дня, нынче все распогодилось. Друзей пока у меня не появилось, времени от приезда прошло мало, кое с кем поддерживаю приятельские отношения. Можно сказать, что я приятельствую с приставом? С натяжкой. Напишу, чтобы не огорчать матушку.
Квартирная хозяйка меня кормит очень хорошо, все вкусно, опасаюсь, что растолстею и не стану влезать в мундир. Молиться не забываю, в церковь хожу так часто, как позволяет мне служба.
А что про чтение книг? Кого хоть нынче читают-то? Писать про Пушкина и Лермонтова – банально, писателей, что нынче популярны или модны, я просто не знаю. Надо будет в библиотеку сходить.
Напишу так: читаю много, но не художественную литературу. То есть – не беллетристику. Из-за службы приходится уделять время законодательным актам да всяким инструкциям. Как только освоюсь, появится время на новые книги, а пока читаю в московских газетах юмористические рассказы Чехова.
Присылать мне из Новгорода ничего не нужно. Все у меня есть. Вот разве что кофе здесь трудно купить, так у меня все равно нет ни кофемолки, ни кофеварки. Да и варить мне кофе не на чем. Спиртовку бы какую сообразить, только в здешних лавках таких не видел.
Написал и испугался. Матушка решит, что я прошу кофе, и пришлет с какой-нибудь оказией или по почте все то, что я упомянул. Зачеркнуть аккуратно или лучше переписать набело?
И что-то еще меня смутило в моем письме. Что именно? Ах, да – Чехов. Не уверен, что Антон Павлович уже приступил к творческому труду. Если и да, то он еще не настолько известен широкой публике. И про то, что пока не обзавелся девушкой, тоже не написал. И про здоровье не забыл.
С тоской посмотрел на три страницы своего текста, начал вносить правку. Потом вздохнул, взял чистый лист бумаги. Нет, лучше переписать. Слишком много правок – неуважение к матери.
Глава четырнадцатаяПосылка от батюшки
Явившись на службу, хотел отправиться к председателю суда, поинтересоваться – не положен ли мне отгул. Худо-бедно, один из своих законных выходных потратил на служебные обязанности. А если по интенсивности, то мог бы рассчитывать и на два. Но к чему мне отгулы? Уверен, что и слова-то такого нет. Чем я стану заниматься, сидючи дома? Пытаться читать книжки, лежавшие на книжной полке покойного коллежского асессора? Так там ничего интересного. Учебники – покойный служил по ведомству министерства образования – да русская классика первой половины девятнадцатого века. Но Пушкина, Лермонтова с Гоголем, я читал еще будучи школьником и перечитывать не было никакого желания. Так что – лучше на службу и заниматься чем-нибудь соответствующим должности. Например – искать убийцу старика. Правда, не знаю, за что хвататься.
Внизу, в вестибюле, рядом со служителем, которого я принимал за швейцара, сидел на табурете мужчина в форме чиновника почтового ведомства, в запыленной шинели, выглядевший усталым, с каким-то небольшим пакетом на коленях.
– Вот, господин курьер, его благородие Чернавский явился, – сообщил служитель.
– Господин Чернавский? – уточнил курьер, вставая со своего места.
– Именно так, – кивнул я, слегка удивившись, что за курьер такой.
– Коллежский регистратор Милашкин, – представился чиновник. – Чиновник для особых поручений канцелярии его высокопревосходительства Новгородского губернатора. Я уполномочен передать вам послание из канцелярии и небольшую посылку. Будьте добры – распишитесь в квитанции.
Продолжая удивляться, я оставил автограф в отпечатанном типографским способом листочке, куда были внесены мои имя, фамилия и должность, забрал пакет с сургучной печатью и посылку – тоже с печатью.
Курьер вскинул руку к фуражке и вышел, а я принялся рассматривать пакет. Действительно, указано, что получатель – коллежский секретарь г-н Чернавский Иван Александрович, а отправитель – канцелярия его высокопревосходительства губернатора. Странно. Не помню, чтобы корреспонденцию доставляли со специальным курьером. Не по чину мне такие письма получать. И не помню, чтобы в окружной суд что-то доставлялось курьерами. Имеется государственная почтовая служба, вся корреспонденция поступает в Череповецкую почтовую контору, а уже потом почтальон приносит в канцелярию. У нас-то вообще интересно. Официальные бумаги, что идут к нам из Санкт-Петербурга, из судебной палаты, делают изрядный крюк – сначала отправляются в Новгород, а уже оттуда приходят к нам.
А частные письма – и отца, и матери – приходят по моему домашнему адресу: г-ну Чернавскому, город Череповец, улица Благовещенская, дом вдовы коллежской асессорши Селивановой.
Спросить, что ли, швейцара… то есть служителя? Он-то здесь все про все знает. Но отчего-то постеснялся задавать вопросы э-э обслуживающему персоналу.
Поэтому просто прошел в свой кабинет и вскрыл казенный конверт. А в нем оказалось письмо отца.
«Мой дорогой сын Иван. В связи с отсутствием непосредственного начальника губернии, я уже месяц исполняю обязанности губернатора. Две недели назад на мой стол легло прошение череповецкого исправника, в котором он испрашивает награду для судебного следователя Череповецкого окружного суда, коллежского советника Чернавского Ивана Александровича. Позволю себе процитировать: "Повинуясь внутреннему чувству долга и уважения к законодательству Российской империи, судебный следователь проявил истинную храбрость и отвагу при задержании опасного преступника, признанного в ходе расследования убийцей – Шадрунова Николая, крестьянского сословия, убившего из ревностных побуждений своего соперника.
При этом господин Чернавский спас жизнь городового Фрола Егорушкина, голова которого вошла в опасную близость с поленом, коим был вооружен вышеозначенный преступник.
Покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство возбудить ходатайство перед Министерством юстиции, в ведении которого состоит Череповецкий суд, о награждении судебного следователя И. А. Чернавского соответствующей наградой".
Отвечу сразу – я мог бы своей властью отправить ходатайство в Министерство юстиции, минуя товарища министра внутренних дел, в чьих полномочиях является передача документов из нашего ведомства в иные, но я не хочу сам принимать такое решение, чтобы у окружающих не сложилось впечатление, что я каким-то образом влияю на карьеру своего сына. Поэтому сообщаю, что ходатайство череповецкого исправника будет лежать и дожидаться возвращения его высокопревосходительства г-на Мосолова. Решение должен принять Александр Николаевич.
Надеюсь, ты все правильно поймешь и не обидишься на меня.
Не скрою, когда я читал ходатайство, меня охватила гордость за своего сына. Но, разумеется, как отец, я очень переживаю за тебя. Прошу прощения, но я, по своим каналам, навел дополнительные справки по делу о задержании Шадрунова.
Очень тебя прошу, дорогой мой сын:
Во-первых, не соваться туда, где должны обойтись иными силами. Задержание уголовных преступников должно осуществляться полицейскими, в крайнем случае – жандармами или солдатами. Каждый должен выполнять то дело, к которому он приставлен.
Во-вторых, если уж ты бросаешься на вооруженного преступника, не хватай полено, даже если оружием самого преступника является точно такой же предмет, а используй оружие, сообразно своему положению. В той посылочке, что прилагается к письму, ты найдешь именно то, что тебе нужно. Но лучше, если бы эта вещь тебе никогда не понадобилась.