В-третьих, я очень тебя прошу не сообщать Ольге Николаевне о том инциденте с поленом и задержанием преступника. Надеюсь, что никто из наших череповецких знакомых не поставит твою матушку в известность.
Засим прощаюсь. Твой любящий отец.
P. S.
Ты уже стал взрослым, к тому же – ты нынче чиновник, и я не могу попросту снять с тебя штаны и как следует выпороть. А жаль.
Еще раз – я тебя очень люблю.
Отец.
P. P. S.
Прежде чем пользоваться моим подарком, настоятельно рекомендую вначале посоветоваться со знающим человеком».
Распаковав сверток, я обнаружил в нем бумажную коробку, а в ней – деревянную шкатулку, запертую на замочек. И ключик рядышком. Повернув ключик, поднял крышку.
Красота! В специальном отделении небольшой револьвер, восемь толстеньких патронов, шомпол. Вот так вот – отец, высокопоставленный чиновник Российской империи запросто посылает с курьером револьвер своему сыну. Читал, конечно, что до революции оружие можно было покупать в магазине без регистрации, но относился к этому с сомнением. Оказывается – правда.
Револьвер удобно лег в мою руку. Это у нас что за модель? Какой-нибудь «браунинг» или «наган»? Не знаток я оружия. Разберусь, конечно, машинка несложная, но пусть толковый человек все разъяснит. Вот пойду нынче к Ухтомскому, чтобы узнать, не выяснили ли чего городовые, его и расспрошу. Должен Антон Евлампиевич в оружии разбираться.
Я засунул револьвер в карман форменного сюртука. Оттопыривается. Не поленился, подошел к стене и примерил оружие к карману шинели. Уже лучше.
Раздался стук в дверь.
– Да-да, войдите, – разрешил я, торопливо отступая к столу и убирая револьвер в ящик.
В кабинет вошел доктор. Я в прошлый раз только отметил, что эскулап мужчина достаточно полный. Но статский советник Федышинский был таков, что, когда он прошел внутрь, в кабинете сразу же стало меньше места.
– Доброе утречко, господин следователь, – поздоровался доктор, усаживаясь на стул для посетителей. Стул жалобно заскрипел, а доктор, не обращая внимания на стон мебели, сообщил: – Я тут неподалеку по делам был, решил, что сам к вам зайду, занесу акт осмотра. Чего вам курьеров слать или самому ноги топтать?
Наш нештатный судмедэксперт протянул мне листочек. Бегло почитал. Ну да, все именно так, как мне и представлялось. Удар нанесен точно в сердце, лезвие его не просто пробило, а вышло насквозь с другой стороны тела. Спину-то я не видел, но доктор все осмотрел. Ширина и глубина раневого канала совпадают с параметрами орудия преступления, которое я нашел в избе старика. Угол – около пятнадцати градусов. То есть – удар нанесен сверху вниз. Значит, покойный Двойнишников в этот момент сидел.
Еще бы к этим данным да подозреваемого. Может, эскулап что-то подскажет?
– Михаил Терентьевич, – обратился я к доктору, вспомнив его имя и отчество. – Ежели удар точно в сердце, убийцей может быть профессионал? Мясник, там, или какой отставной военный?
– Вы еще скажите – хирург, – фыркнул доктор. – Хирургу таких ударов наносить нет надобности. И мясник, сударь вы мой, по-другому скотину колет. Либо по башке обухом бьет, а потом горло режет, либо по сердцу тычет. Но у человека и у скотины строение разное. Мы-то, как известно, прямоходящие, а животина – она в горизонтальном положении ходит. А военные… Я, перед тем как на статскую службу податься, военным врачом двадцать лет отслужил, до главного врача дивизии дослужился. Так вот: так точно никто ударить не может. Вот если на тренировке по штыковому бою, случайно – это возможно.
– Значит – случайность? – решил уточнить я.
– Наверняка, – авторитетно подтвердил доктор. – Случайность, сударь вы мой, она завсегда таится – везде и всюду. Вон как сейчас помню, два года назад мальчишки-реалисты решили ворон погонять – много их у училища развелось. Сделали лук, наподобие индейского, а один другому стрелой в глаз и попал. И что? Глаз-то вытек, и окривел паренек на один глаз. А обидчик ревет – мол, не хотел я в него стрелять, выше головы метил.
– Так то – мальчишки, – неуверенно сказал я.
– А что, у взрослых так не бывает? – хохотнул доктор. – Вон в шестьдесят четвертом году, я тогда полковым врачом служил, стояли мы на Валдае. Тамошний почтмейстер – смазливый, надо сказать, стервец, жену полкового командира осчастливил. Не знаю, на что и позарился-то. В возрасте уже, ни кожи ни рожи, да и раньше кто только ее не осчастливливал. Правда, там, в основном, молодые офицерики были, до баб жадные. А тут полковник свою супругу прямо с почтмейстером застал. Тумаков наглецу навешал, да из окна выкинул. Тому бы утереться да помалкивать. Так нет, он скандал потом закатил в дворянском собрании, пощечину полковнику дал и на дуэль вызвал. Если бы у командира оружие при себе было – пришиб бы мерзавца, да и все. Не хотел наш полковник со штатским драться, да и не дело, чтобы полковые командиры на дуэлях стрелялись, да еще и со штатским, но тут пришлось. Нашли где-то дуэльные пистолеты – им уж сто лет в обед, – с двадцати шагов бились. Полковник-то то ли промазал, то ли вообще в белый свет стрелял, а почтмейстер, скотина такая, прямо в лоб пулю засадил. Кричал, мол, не хотел убивать! Вот подумайте-ка, у полковника тридцать с лишним лет службы. Крест Святого Владимира, медали. Он и Польшу прошел, и на Кавказе сражался, и в Крыму был. А тут – пуля от какого-то мальчишки смазливого! Тот ведь и стрелять не умел.
– Так, может, почтмейстер просто прикидывался? – предположил я. – Научился стрелять, а потом врал, что не умеет.
– Куда там, – отмахнулся Федышенский. – Чтобы из тех пистолетов стрелять – навык нужен и тренировка. Но и умелец с двадцати шагов пулю в лоб не засадит. Да и почтмейстер – совсем не герой. Его бы на каторгу следовало отправить, но он с перепугу с ума сошел. Два года в тюремном замке продержали, потом в психиатрическую лечебницу перевели. И секундантов разжаловали. Хорошо, что не я в этот день на дуэль ходил, а мой помощник, иначе бы без чина остался. Умные люди потом говорили: надо было полковнику этого ловеласа не бить, а попросту застрелить. Ну посидел бы пару месяцев под арестом, потом бы оправдали – мол, пребывал в сильном душевном расстройстве. Из армии бы пришлось уйти, но ушел бы и с мундиром, и с пенсией, ведь ему все равно уходить в отставку. Но все умники задним умом крепки.
Отставной статский советник собрался уходить, а я вспомнил о подарке батюшки и его совете – проконсультироваться со сведущим человеком. Я-то собирался с приставом проконсультироваться, но доктор тоже сойдет. И мне не придется таскать при себе железяку. Вес – не ахти, но карман оттянет.
– Михаил Терентьевич, вы ведь в оружии разбираетесь? – поинтересовался я, а когда тот кивнул, вытащил из стола револьвер и положил на стол.
– О, знакомая штука. У нас его воблой звали. А иной раз – бульдогом.
Так это и есть «бульдог»? Излюбленное оружие террористов? Не знал. Точнее – знал, но в руках не держал и в глаза не видел.
– Мне тут подарок прислали, не поможете разобраться?
– Так тут и разбираться не нужно. «Бульдог» – штука простая до изжоги.
Наверное, я бы и сам разобрался, но пусть толковый человек поможет.
Федышинский, умело орудуя толстенькими пальцами, показал, как снаряжать барабан, как извлекать стреляную гильзу с помощью шомпола.
В барабан заряжалось только пять патронов, а я думал, что во всех револьверах их семь. Ладно, буду знать. Под руководством Федышинского и я потренировался заряжать и разряжать револьвер.
– Ну вот и все, – вскинул отставной военврач револьвер, прицелившись в стену. – В парк сходите, потренируйтесь. Только подальше куда-нибудь, а лучше за город, чтобы реалисты или «александровцы» не увидали, да за вами не увязались. Любопытные, спасу нет! Из-за любопытства своего могут под пулю сунуться. Но с пяти шагов вы и без тренировки попадете, а больше с вашей-то профессией и не нужно.
Здесь я согласен. Вряд ли мне придется вступать в перестрелку с гангстерами. И в засаду на конокрадов не собираюсь идти. Наслышан про них, но этим пусть мои коллеги из сел занимаются. Я вообще не собирался таскать при себе револьвер. К чему это? И кобуру батюшка не прислал, а таскать в кармане несолидно. Запру в столе, пусть лежит. Вряд ли он мне понадобится, но как говорят – пусть будет.
Михаил Терентьевич поинтересовался сурово:
– Помните, что без нужды оружие на человека нельзя нацеливать?
– Помню. Говорят, что один раз в год и палка стреляет.
– Вот-вот, – кивнул доктор. – Но вы, как я слышал, с поленом хорошо управляетесь. Так что, если опасность какая, – так вы поленом. Но на человека полено не нацеливайте, вдруг стрельнет.
Я только головой покрутил. Кажется, это полено – и не полено вообще-то, а чурочка – станет теперь преследовать меня всю жизнь. Или не всю жизнь, но очень долго.
Доктор закряхтел, вставая со стула. Направляясь к двери, сказал:
– Вот вы про случайность заговорили. А я нынче на вызов к Карандышеву ходил. Знаете такого? Нет? Ну и не надо. Так вот… Вроде и не пьет человек, а брякнулся, голову ушиб.
– Сильно ушиб? – заволновался я.
– Так ничего страшного, – отмахнулся Федышинский. – Легкое сотрясение мозга. Правда, он что-то недоговаривает, на подбородке-то у него синяк, словно кто-то в рыло приголубил. Пытать не стал, его дело, где ему в морду дали. Полежит с недельку, как синева под глазами сойдет, может и на службу идти.
Федышинский ушел, а я вздохнул с облегчением. Карандышев жив, сравнительно здоров, а самое главное – не дал на меня показаний, не написал на меня жалобы. Потом подумал, что я все-таки до сих пор живу старыми представлениями. Вот что бы сказал титулярный советник, если бы к нему явился с проверкой травмы городовой? Мол, ударил его господин Чернавский за то, что хотел подложить ему свою жену в обмен на протекцию? Да и не похоже, чтобы здесь полиция реагировала на травмы.