не сезон. Но ничего, вечером чайник спроворим, кипятком тебя напоим, а уж на довольствие только завтра. Да, и теплое что-нибудь надо с собой брать. Кофту какую, платок теплый. Осень на носу, похолодает скоро. Неизвестно, сколько тебе сидеть.
Свекровь утопленницы продолжала сидеть, словно в прострации, поэтому соседка, вместе с городовыми принялись собирать ее в тюрьму. Вернее — в полицейский участок, где имеются камеры предварительного содержания. Потом я ее допрошу и стану думать — домой ли отпустить или отправить в тюрьму?
А вот это будет зависеть от того, что я услышу. Покамест я этой женщиной не слишком доволен. А заодно и собой. Ишь, артистка, разыгравшая убитую горем любящую свекровь. И я хорош — купился!
Что там они собрали, смотреть не стал, но получилось два узла. Тоже правильно. Вполне возможно, что отправится свекровь из участка прямо в тюрьму, а родственники пока далеко, передачку не скоро принесут, так что лучше подготовиться заранее. Проводить досмотр — не сунула ли соседка в узел с вещами напильник, чтобы перепилить решетку, веревочную лестницу или лопату, тоже не стану. Не мое это дело.
Я сам упаковывал вещественные доказательства в такую волшебную штуку, как наволочка. И туфли туда засунул и оба штофа с настойкой. Хотел туда сразу же пристроить и веник из лекарственной травы, но обнаружил на шкафу старую газету, поэтому вначале все завернул, а уж потом засунул в «упаковку» — иначе предъявлю суду не лекарственную траву, а одну труху. Надо было, наверное, еще одну наволочку взять, но постеснялся.
Акт обыска, наволочка с уликами — это все мне, а арестованную женщину пусть забирают городовые. Да, а что с домом-то? Домашней скотины у Михайловых нет, собаки тоже.
— Присмотрю я за домом-то, — пообещала соседка. — И кошечку ихнюю себе заберу.
А где кошечка? А, вон, высовывает из-за сундука испуганную мордашку. Трехцветная. Боязливая киска, чужих боится. Впрочем, правильно делает. Люди чужие пришли, неизвестно, что от них ждать, лучше спрятаться.
Мы вышли из дома и отправились по направлению к Воскресенскому проспекту, где наши пути разойдутся. Я занесу бумаги и улики в свой кабинет, а городовые отведут Ангелину в участок, сами оформят задержание и определят в камеру.
Что я сегодня делать не стану, так это допрашивать Ангелину Михайлову. Не в том она состоянии, чтобы отвечать на вопросы. В тоже время, досада на женщину из-за нашей предыдущей встречи (я ведь поверил!) давала о себе знать. Не исключено, что она снова играет и к допросу будет готова. Значит, пойдем на компромисс.
— Спиридон, — тихонько окликнул я Савушкина, а когда тот замедлил шаг и вопросительно посмотрел на меня, сказал: — Вам, господин унтер-офицер, персональное поручение. Ангелину в камеру определишь, подождешь часок, а потом допросишь. Нет, не допросишь, — поправился я, — а просто спросишь — откуда в желудке у покойной Екатерины две кружки настойки валерианы и отчего у нее вся спина в синяках? Про валериану спроси — зачем ей столько? Можно полгорода вылечить.
С двумя кружками я малость преувеличил, равно как и с количеством синяков. Федышинский написал в заключении, что в желудке «изрядное количество настойки валерианы», а синяков всего два.
— Только спросить? — деловито уточнил Спиридон.
— Спросить, записать ответы, получить подпись. Если неграмотная — пусть крестик ставит. Откажется — так и напиши. Мол, от подписи отказалась. Еще можно сказать, что пока ее не допросил следователь, то можно врать. Потом сравню показания.
— Слушаюсь, — ответствовал Савушкин, перекладывая узел с пожитками в левую руку, а правую вскидывая к фуражке.
Надо бы хоть отчество парня (хотя, какой он парень — мужик женатый) узнать, неудобно как-то. А как исправник вернется из столицы, сказать Василию — пусть смело Савушкина назначает помощником пристава, а Фрола куда-нибудь перемещает. Абрютин пока официально дела не сдал, имеет право. Не сомневаюсь, что из Савушкина в перспективе получится неплохой пристав. Если, разумеется, выкинет из головы закидоны о том, что использовать агентуру нехорошо. Но выбросит, куда денется?
На обед если и опоздал, то самую малость. Проходя во двор, удивился — почему тишина? На месте ли подруга-то наша? Не удержавшись, открыл дверцу сарайки.
— М-ме? — с интересом посмотрела на меня Манька. Дескать — чего надо?
— Думаю, чего хозяина не приветствуешь? — хмыкнул я. — Переживаю — не украли ли тебя?
— Ме-еее-а!
Типа — тебе, хозяин, не угодишь. И так плохо, и этак нехорошо. А вообще — шлепай домой, у меня дела. Все понял, не стану отвлекать рогатое и четвероногое существо от высоких дум. Зато посмотрел на козу — от сердца немного отлегло. Все-таки, не зря мы Маньку завели!
— О, господин коллежский асессор явился, почти не опоздал, — поприветствовала меня вторая козлушка, домашняя. — Мой лапы и за стол. Пока не сели — похвастаюсь. Я сегодня две отметки получила — одну отличную, по математике, вторую хорошую — по Закону Божиему.
— А почему по Закону Божиему четыре? — возмутился я.
— Мне девочки сказали, что у нашего батюшки хорошо — высшая отметка. Дескать — на отлично только он сам Закон Божий знает, потому что семинарию заканчивал, а все остальные не могут.
Странный подход у батюшки. Мне кажется, так делать не стоит. Можно отбить у детей желание учиться. Впрочем, в педагогический процесс вмешиваться не стану.
Щи, постоявшие в русской печке стали только вкуснее, поэтому мы с Анькой добили все, что сварено (барышня — одну миску, а я, разумеется, две), потом приступили к чаю. За чаем, как водится, можно поговорить.
Первый вопрос, что я задал, касался очень важных вещей.
— Ты варенье купила? — поинтересовался я.
— Купила, но его позже привезут, — доложила Аня. — Не самой же мне тридцать банок переть?
Тридцать банок клубничного варенья? Не так и много, но на пару месяцев должно хватить. А при должной экономии, так и на четыре!
Пожалуй, если Леночка собирается попить у нас чаю, так я на службу сегодня не пойду. Прикинусь шлангом, если что. Типа — допрашивал. К тому же, никто не поинтересуется, куда я делся.
Анька, словно прочитала мои мысли, ехидно сказала:
— Да, а Елена Георгиевна сегодня прийти не сможет — какие-то дела в гимназии. Кажется, заседание попечительского совета.
Ну елкин же кот! И тут заседания.
— Но она просила напомнить, что песни репетировать нужно, так что — очень ждет в гости сегодня вечером.
А то бы я сам не догадался!
— Ваня, тебе в гостях покормят? — озабоченно поинтересовалась Анька. — Но ты особо не увлекайся, потому что еще ужин будет.
Глава 11Похищение века!
— Маньку украли!
Спросонок не сразу понял, какую Маньку украли, где, но через мгновение пришел в себя, а через минуту уже выскочил во двор в чем был — в одних подштанниках. Анька вчера печку топила, из-за жары спал полураздетым. А по здешним меркам это равносильно, если в моем будущем времени расхаживать голышом по Тверской.
Точно — дверца сарайки распахнута настежь, калитка в заборе хоть и закрыта на щеколду, но видно, что не до конца. А тут моя Анька, в одной рубашонке, рванула на улицу. Еле-еле успел ухватить за хвост, за подол, то есть. А он, простите, слегка задрался, приведя меня в некоторое смущение.
— Куда, бестолочь? — остановил я девчонку. Вот, сейчас как выскочит…
Определенно, маменька с сорочкой слегка напутала. Такую девчонке лет двенадцати носить, а моя-то уже взрослая барышня!
Открыв калитку, осторожно высунулся на улицу. Посмотрел налево, потом направо. Конечно же, улица по утреннему времени пуста. Коли украли нашу рогатую подругу, то неизвестно, в какую сторону увели.
— Ваня, что теперь делать-то⁈ — заголосила моя названная сестренка.
— Для начала оденемся, — мудро предложил я, разворачивая девчонку в сторону родного крыльца. — Накинь на себя что-нибудь, не смущай людей. Бегаем, как два погорельца.
И мне самому надо в штаны запрыгнуть, сюртук напялить. Да, еще башмаки не забыть.
Мы собрались, словно по тревоге — сорок пять секунд. Не сговариваясь, выскочили на улицу и побежали в разные стороны.
Судя по тому, что только-только начинается рассвет, времени около четырех утра. Улицы города в это время напоминают нечто апокалиптическое — даже петухи спят и печки еще рано топить. Где-то вдалеке проблеяла коза. Уж не наша ли? Может и Манька, но не факт. Коз в Череповце держат. Да что там — и коров держат, и свиней. Овец ни разу не видел, но и они, скорее всего, имеются.
Пробежался до Воскресенского проспекта, а там-то куда? От него несколько улиц в разные стороны идут. Плюнув, пошел обратно.
Анна возвратилась чуть позже. Уже не плачет, взяла себя в руки, но вся из себя насупленная и грустная. И тоже, судя по всему, сбегала безрезультатно.
— И что теперь делать? — опять спросила девчонка.
Можно подумать, что знаю, что делать. Отродясь коз не искал. Да и не крали у меня покамест ни коз, ни прочий мелкий рогатый скот.
— Раз уж встали в такую рань — можно ложиться досыпать, или окончательно вставать. Кофе попьем, покумекаем — как быть дальше. Иди воду ставь, а я пока в участок схожу.
— Куда ты сейчас пойдешь? — хмыкнула Анька. — Вначале оденься. Вон, грудь у тебя волосатая торчит.
А я разве не одет? А, сюртук-то напялил прямо на голое тело, неприлично. Городовые не так поймут, если заявлюсь с нарушением формы одежды. Но про волосатую грудь Анька свистит. Так, кое-какой пушок.
Отправив сестренку в дом, еще раз внимательно осмотрел место происшествия. Фотоаппарата нет, следы копыт не заснять, отпечатков пальцев тоже не видно. Эксперту-криминалисту здесь точно нечего делать.
Ок, есть улика — огрызок капустного листа. Между прочем — относительно свежий. Если вчера Манькина «кормилица» тетка Ираида и приносила лакомство своей любимице, листик бы уже подзавял. Да и не долежал бы он до утра. Наша козлушка (это про Маньку), при всей свой любви к чистоте, не позволила бы валяться капусте.