– А-а, – протянула Тиффани.
– Я буду новой метлой, – продолжала Аннаграмма. – Да и вообще, Тиффани, поверь мне, после этой жуткой старухи люди запросто полюбят кого угодно.
– Э-э… да, – буркнула Тиффани. – Скажи, Аннаграмма, ты с кем-нибудь ещё из ведьм раньше работала?
– Нет. Только с госпожой Увёрткой. Я ведь её первая ученица, знаешь ли, – с гордостью заявила Аннаграмма. – К ней очень трудно попасть.
– И она никогда не ходит по домам в деревнях, верно? – спросила Тиффани.
– Нет. Не хочет отвлекаться от занятий Высшей Магийей. – Аннаграмма не отличалась особой наблюдательностью, зато отличалась редкостной самонадеянностью даже по ведьмовским меркам. Но, должно быть, в этот миг какие-то сомнения у неё возникли, потому что часть её уверенности будто испарилась. – Ну, кто-то ведь должен этим заниматься. Нельзя же, чтобы мы все шатались по хижинам и перевязывали порезанные пальцы, – добавила она. – А что такого?
– Ммм… да нет, ничего, – сказала Тиффани. – Э… послушай, я тут все деревни знаю, если что, обращайся, я помогу.
– О, не сомневаюсь, я всё здесь быстро устрою по своему вкусу, – заявила Аннаграмма, поскольку её безграничная самоуверенность всегда быстро восстанавливалась после удара. – Ладно, я, пожалуй, пойду. Кстати, закуски заканчиваются. – И она упорхнула.
Гигантские миски на столике у самой двери и правда уже заметно оскудели. Тиффани увидела, как одна ведьма украдкой прячет в карман четыре яйца вкрутую.
– Добрый день, мисс Тик.
– А, Тиффани! – сказала ведьма, оборачиваясь к ней без тени смущения. – Госпожа Вероломна как раз рассказывала нам о твоих успехах.
– Рада это слышать, мисс Тик.
– Она говорит, ты подмечаешь даже то, что скрыто.
Например, ярлыки на черепах, подумала Тиффани.
– Мисс Тик, – сказала Тиффани, – вы слышали все эти разговоры о том, что я должна унаследовать дом?
– О, боюсь, всё уже решено, Тиффани, – ответила ведьма-учительница. – Да, некоторые из нас предлагали отдать домик тебе, раз уж ты здесь немного пожила и освоилась, но ты всё-таки слишком молода, а у Аннаграммы гораздо больше опыта. Мне жаль, но…
– Это нечестно, мисс Тик, – сказала Тиффани.
– Ну-ну, Тиффани, разве так пристало говорить ведьме…
– Я не про себя. Я имею в виду, это нечестно по отношению к Аннаграмме. Она ведь всё испортит, верно?
На какую-то крошечную долю мгновения вид у мисс Тик сделался виноватый. Это и правда был очень короткий промежуток времени, но Тиффани успела заметить.
– Госпожа Увёртка уверена, Аннаграмма замечательно справится, – сказала мисс Тик.
– А вы?
– Не забывай, с кем разговариваешь!
– Я разговариваю с вами, мисс Тик! И то, что вы задумали… неправильно. – Тиффани сердито смотрела на ведьму.
Краем глаза она заметила движение. Полное блюдо сосисок самостоятельно и быстро передвигалось по скатерти.
– А это – воровство! – прорычала Тиффани и бросилась в погоню.
Блюдо, скользя в нескольких футах над землёй, обогнуло дом и скрылось за козьим сараем.
Там в укромном уголке на усыпанной палой листвой земле стояли несколько тарелок. На тарелках лежали щедро сдобренная маслом картошка, дюжина ветчинных рулетиков, горка варёных яиц и две жареные курицы. Всё, кроме сосисок на блюде, которое уже обрело стабильность, было понадкусано.
И никаких признаков Фиглей – верный признак, что они где-то рядом. Они всегда прятались от Тиффани, почуяв, что она не в духе.
А она и правда была очень зла. Не столько на Фиглей, хотя их дурацкие игры в прятки и раздражали, сколько на мисс Тик, и матушку Ветровоск, и Аннаграмму, и госпожу Вероломну (за то, что она решила умереть), и даже на самого Зимовея (за очень многое, просто у неё пока не было времени подумать и облечь это «многое» в слова).
Тиффани отступила на шаг и замерла.
Вскоре пришло знакомое ощущение, но если обычно она медленно и безмятежно скользила куда-то, то на этот раз словно погружалась во мрак.
Когда Тиффани открыла глаза, мир был отдельно от неё, как если бы она заглядывала в огромный зал через окно. Звуки стали приглушёнными, словно доносились издалека, и кожа между глаз слегка чесалась.
Из-под сухих листьев и веток, даже из-под тарелок показались Фигли. Их голоса раздавались будто под водой.
– Раскудрыть! Она сотварнула с нами какое-то страшное колдунство!
– Раньше она тако не делала!
«Ха! Вы прятались от меня, а теперь я спряталась от вас, – подумала Тиффани. – Для разнообразия. Хмм, интересно, а что будет, если пошевелиться?» Она шагнула в сторону. Фигли, похоже, ничего не заметили.
– А вдруг она ща как напрыгнет! Ой-ёи…
Ха! Вот бы подобраться так к матушке Ветровоск, то-то бы она удивилась…
Зуд на переносице становился всё сильнее, и ещё у неё появилось ощущение, очень похожее на то, которое возникает, когда срочно надо в туалет, хотя, к счастью, ей пока было туда не надо. Это чувство говорило: скоро что-то произойдёт и неплохо бы к этому подготовиться.
Голоса сделались чётче, перед глазами поплыли лиловые и синие пятна…
А потом это случилось. Если бы оно сопровождалось звуком, то звук был бы: «Чпок!» Примерно такое чпоканье раздаётся в ушах после полёта на особенно большой высоте. Тиффани возникла из пустоты посреди толпы Фиглей, отчего те немедленно ударились в панику.
– Прекратите таскать еду с поминок, вы, чуни позорные! – гаркнула Тиффани.
Фигли замерли и вытаращились на неё. Потом Явор Заядло сказал:
– Шерстявые боты?
Это была одна из тех ситуаций (имея дело с Фиглями, в них оказываешься постоянно), когда кажется, будто весь мир превратился в одну сплошную путаницу и пока всё не распутаешь, дальше не продвинешься.
– О чём ты? – спросила Тиффани.
– Чуни, – пояснил Явор Заядло. – Лапоти такие теплущие, их зимой в дому носят.
– А, ты имеешь в виду войлочные тапочки?
– Ах-ха, мож, тапсами их лучше звать, они ж для дому, – согласился Явор Заядло. – А то, что ты хотела сказануть, эт’ было, как я кумексаю, «чучундры воровастые», тойсь…
– …мы, – услужливо подсказал Туп Вулли.
– О. Да. Ясно, спасибо, – тихо сказала Тиффани. Потом сложила руки на груди и рявкнула: – Так вот, чучундры воровастые, не смейте таскать еду с поминок госпожи Вероломны!
– Ой-ёи-ёи, она руки кресть, ру-у-у-ки кре-е-есть! – завопил Туп Вулли, упал ничком и попытался зарыться в листья.
Другие Фигли тоже принялись стонать и прятаться, а Громазд Йан стал биться головой о стену молочни.
– А ну кык, кончевай панику! – заорал Явор Заядло, отчаянно размахивая руками.
– Губы жамк! – взвыл какой-то Фигль, указывая трясущимся пальцем на лицо Тиффани. – Она жамканьем губей владеет! Кирдыкса нам всем идёт!
Фигли попытались сбежать, но с перепугу кинулись куда попало, налетели друг на друга и попадали.
– Я жду объяснений, – сказала Тиффани.
Фигли замерли, как по команде, и все лица обратились к Явору Заядло.
– Объясненьев? – переспросил он, переступая с ноги на ногу. – Ох. Ах-ха. Объясненьев, знатца. Нае проблемо. Дыкс от, Объясненье… А тебе которое?
– Что значит «которое»? Я хочу услышать правду!
– Нды? Ох… Правду. А тебе точно она надыть? – осторожно спросил Явор. – Я и чего получшей её могу. Я тебе такое Объясненье могу выдасть…
– Хватит! – крикнула Тиффани, притопнув ногой.
– О-о-о-о, ноготопсы пошли! – простонал Туп Вулли. – Ну всё, щаз как пропилит насквозняк…
Тут Тиффани не выдержала… и расхохоталась. Невозможно смотреть на толпу перепуганных Фиглей без смеха. Они редко пугались, так что опыта в этом деле у них, считай, не было. Одно резкое слово, и они становились словно дрожащие щеночки в корзинке, только воняло от Фиглей куда сильнее.
Явор Заядло неуверенно ухмыльнулся.
– Дыкс ыть все громазды карги тырят почемздря! А одна мала толстукса пятнадцать рулей улямзила! – добавил он с восхищением.
– Это, наверное, нянюшка Ягг, – сказала Тиффани. – У неё в панталоны вделана верёвочная сумка.
– Да что это ваще за трызна! – фыркнул Явор Заядло. – Ни тебе песней, ни тебе пойла, ни тебе ногодрыжества, сплошь шу-шу да шу-шу.
– Ну, слухи и сплетни – это тоже часть ведьмовства, – сказала Тиффани. – Ведьмы должны убедиться, что никто из сестёр пока не спятил. А что за «ногодрыжество»?
– Да плясы всякие, рилы там, джиги. Настояшшие поминки – эт’ когды руки махают, пятки мельтешают, ногсы дрыгают и килты реют.
Тиффани никогда не видела, как Фигли танцуют, только слышала. На слух фиглевские танцы сильно напоминали всеобщее побоище, которым, возможно, и заканчивались. Однако упоминание реющих килтов её слегка смутило. Тиффани давно тревожил один вопрос, но прежде она никак не могла решиться его задать…
– Скажи, – спросила она, – а под килтом у вас что-нибудь надето?
По гробовому молчанию Фиглей стало ясно, что это не тот вопрос, на который они любят отвечать.
Явор Заядло прищурился. Фигли затаили дыхание.
– Не обязательно, – отчеканил он.
Наконец поминки подошли к концу, возможно, потому, что закончилась еда и напитки. Многие ведьмы унесли с собой небольшие свёртки. Это тоже была традиция. Большинство вещей в доме принадлежали самому дому и должны были перейти к его будущей хозяйке, но кое-какие мелочи доставались подругам будущей покойницы. Поскольку сама она на момент делёжки была ещё жива, это позволяло избежать пререканий.
Тут надо кое-что сказать о том, как устроены ведьмы. Матушка Ветровоск говорила, что ведьмы «высоко глядят». Она не объясняла, как это понимать. Матушка вообще редко что-то объясняла. Вряд ли она имела в виду «смотрят на небо» – на небо время от времени смотрят все. Возможно, она хотела сказать, что ведьмы порой отвлекаются от повседневных забот и задаются вопросами вроде: «Зачем всё это? Как это устроено? Что мне делать? В чём моё предназначение?» и, может быть, даже: «Надевают ли что-нибудь под килт?» Наверное, именно поэтому странности для ведьм – дело обычное…