.
И никто не услышал, как Зимовей сказал: «Серы довольно на человека!»
Когда Тиффани вошла, притопывая, чтобы отряхнуть снег с башмаков, нянюшка Ягг сидела у огня.
– Я смотрю, ты до костей замёрзла, – заметила она. – Стакан горячего молока с капелькой бренди, вот что тебе нужно, точно говорю.
– Д-д-да, – с трудом проговорила Тиффани, стуча зубами.
– Ну, тогда и мне тоже стаканчик сделай, ага? – улыбнулась нянюшка. – Шучу, шучу. Ты садись, отогревайся, я всё приготовлю.
Ноги Тиффани превратились в две ледышки. Она опустилась на колени перед очагом и протянула руки к котелку, висящему на большом чёрном крюке. Похлёбка в котелке побулькивала.
Настрой свои мысли и не теряй равновесия. Протяни руки, как будто хочешь приложить ладони к котелку, и сосредоточься, сосредоточься на заледеневших башмаках…
Прошло время, и она смогла почувствовать пальцы ног, а потом…
– Ой! – вскрикнула Тиффани, отдёргивая руки, и сунула пальцы (рук, конечно, а не ног), в рот.
– Мысли не смогла настроить, – заметила нянюшка с порога.
– Знаете, довольно непросто правильно настроиться после трудного дня и бессонной ночи, да ещё и когда Зимовей тебя повсюду ищет, – огрызнулась Тиффани.
– Огню-то без разницы, – пожала плечами нянюшка. – Молоко почти готово.
Когда Тиффани согрелась, жизнь стала гораздо лучше. Интересно, сколько бренди нянюшка Ягг добавила в её порцию? В свою собственную она, возможно, лишь капнула молока…
– Что ж, вот теперь стало хорошо, тепло и уютно, верно? – сказала нянюшка спустя какое-то время.
– Мы будем говорить о сексе, да? – спросила Тиффани.
– Кто тебе сказал? – невинно удивилась нянюшка.
– У меня вроде как предчувствие возникло, – ответила Тиффани. – И я знаю, откуда берутся дети, госпожа Ягг.
– Да уж надеюсь.
– И как они там заводятся, я тоже знаю. Я выросла на ферме, и у меня много старших сестёр.
– Хорошо, – сказала нянюшка. – Выходит, ты вполне подготовлена к жизни, как я посмотрю. И я мало что могу сказать такого, чего ты не знаешь. К тому же, насколько я помню, ни один бог отродясь не ухаживал за мной. Льстит оно тебе, а?
– Нет! – Тиффани посмотрела в улыбающиеся нянюшкины глазки. – Ну, немного, – призналась она.
– А боишься ты его?
– Да.
– А ведь бедняга сам пока не понял, во что влез. Начал-то он неплохо, ледяные розы и всё такое. А потом решил силу свою показать. Обычная история. Но ты не должна его бояться. Это он должен бояться тебя.
– Почему? Потому что я притворяюсь, будто я эта его цветочница?
– Потому что ты девушка! Что ж это такое, если умная девица не может обвести парня вокруг своего миленького пальчика? Он в тебя по уши втюрился. Одно твоё слово может превратить его жизнь в ад. Ах, когда я была молоденькой, один юноша чуть не бросился с Ланкрского моста, когда я дала ему от ворот поворот.
– Правда? И что потом?
– А потом я дала ему поворот обратно. Он, понимаешь, так здорово смотрелся, когда стоял на мосту, я и подумала: «Чтоб меня, ну что за чудная задница!» – Нянюшка откинулась в кресле. – Или возьми хоть беднягу Грибо. Он норовит порвать в клочья всё, что шевелится, но кошечка Эсме прыгнула прямо на него, и теперь он, страдалец мой, всякий раз, прежде чем зайти, сперва засовывается в дверь и смотрит, нет ли где той кошки. Ты бы видела его несчастную мордочку! Он её прямо всю морщит. Конечно, он мог бы разделаться с кошкой одним когтем, но она заморочила ему голову, и теперь он беспомощен против неё, как котёнок.
– Вы что, хотите сказать, что я должна расцарапать Зимовею лицо?
– Нет-нет, так грубо и прямолинейно, конечно, не стоит. Дай ему капельку надежды. Будь доброй, но неуступчивой…
– Он хочет жениться на мне!
– Это хорошо.
– Хорошо?!
– Да, ведь это означает, что ссора с тобой ему не нужна. Не говори ни «да», ни «нет». Веди себя как королева. Пусть он научится уважать тебя… Что это ты делаешь?
– Записываю, – ответила Тиффани, занося новые познания в дневник.
– Такие штуки нет нужды записывать, голубушка, – сказала нянюшка. – Они уже все записаны, где-то глубоко внутри тебя. Просто ты, думаю, ещё не дочитала до этой страницы. О, чуть не забыла – вот, пришло, пока тебя не было. – Порывшись среди подушек на кресле, она выудила оттуда два конверта. – Шон, сынок мой, почтальоном служит, он-то знает, что ты ко мне перебралась.
Тиффани едва сдержалась, чтобы не выхватить письма из рук нянюшки. Надо же, целых два письма!
– По сердцу он тебе, дружок твой из замка? – ухмыльнулась старушка.
– Это просто друг, который мне пишет, – холодно ответила Тиффани, напустив на себя надменный вид.
– Во-от умничка, вот так с Зимовеем и держись! – радостно одобрила нянюшка. – Кто он вообще, мол, такой, чтоб с тобой разговаривать? Так с ним и надо.
– Я прочту письма у себя в комнате, – сказала Тиффани.
Нянюшка кивнула:
– Одна из молодух, – (всем было известно, что нянюшка никак не может запомнить имена своих невесток), – приготовила нам чудную запеканку. Твоя порция в печке. А я пойду в пивную, пропущу стаканчик. Завтра ведь рано вставать.
Оставшись одна, Тиффани поднялась к себе и стала читать первое письмо.
Если смотреть невооружённым взглядом, то на Меловых холмах ничего не происходило. Они стояли в стороне от Исторических Свершений. Холмы жили маленькими свершениями, маленькими радостями и печалями. Тиффани с удовольствием читала о них.
Второе письмо было очень похоже на первое, только там было ещё и про бал. Роланд ездил на бал! В поместье лорда Ахваланга, своего соседа! И танцевал там с его дочерью! Её зовут Йодиной, потому что лорд в своё время решил, будто это прекрасное имя для девочки! Они танцевали три танца! И ели мороженое! И Йодина показала ему свои акварели!!!
Как он может сидеть там и писать такое?!
Тиффани перевела взгляд на те строчки, где описывались обычные новости, вроде плохой погоды и неприятностей с ногой старой Агги, но смысл слов ускользал от неё, не удерживался в голове, потому что голова пылала.
Да кем он себя вообразил, что посмел танцевать с другой?
«Ты же танцевала с Зимовеем», – напомнил Дальний Умысел.
Ладно, допустим, но акварели!!!
«Зимовей показывал тебе свои снежинки», – заметил Дальний Умысел.
Но я же смотрела просто из вежливости!
«Может, и Роланд тоже – из вежливости».
Нет, это всё его тётки, думала Тиффани. Я им никогда не нравилась, я ведь простушка с фермы. А лорд Ахваланг страшно богат, и Йодина – его единственный ребёнок. Конечно, тётки решили женить Роланда!
Но как он может писать о том, что он ел мороженое с другой, будто так и надо! Это же всё равно что… всё равно что… всё равно что делать что-то очень плохое, вот.
А ещё и акварели…
«Вы с Роландом просто переписываетесь, и только потому, что так уж вышло», – напомнил Дальний Умысел.
Да, но…
«Да, но что?» – гнул своё Дальний Умысел.
Тиффани скрипнула зубами. Уж собственный-то ум мог бы быть на её стороне! Совести у него нет…
«Просто “Да, но…”, ясно?» – сердито подумала она.
«Ты мыслишь не очень-то здраво на этот счёт», – заметил Дальний Умысел.
«Ты так считаешь? Знаешь, я весь день мыслила здраво. Я годами оставалась очень здравомыслящей! И я имею право пять минут позлиться, забыв о всяком здравомыслии, тебе не кажется?»
«Внизу на кухне есть запеканка, а ты не ела с самого завтрака, – напомнил Дальний Умысел. – Поешь, и тебе полегчает».
«Как я могу есть, когда они там акварели рассматривают? Как он посмел смотреть на её акварели?!»
Но Дальний Умысел был прав, хотя Тиффани от этого легче не становилось. Если уж предаваться горю и злости, то лучше на сытый желудок. Так что она спустилась вниз и вынула запеканку из печки. Пахло вкусно. Для милой старушки-мамы – только лучшее.
Она потянула на себя выдвижной ящик, чтобы достать ложку. Ящик застрял. Тиффани его и трясла, и дёргала, и несколько раз обругала, но ящик не сдвинулся с места.
– О да, продолжай, – сказал кто-то у неё за спиной. – Увидишь, как много с этого проку. Не включай голову, не пытайся осторожно засунуть пальцы в ящик и поправить то, что не даёт его открыть. О нет. Тряси и ругайся, только так!
Тиффани обернулась.
У стола стояла худая, усталая на вид женщина. Она была замотана в простыню на голое тело и курила сигарету. Тиффани никогда ещё не видела, чтобы женщина курила, да ещё сигарету, пылающую жарким пламенем и рассыпающую искры.
– Кто вы и что вы делаете на кухне госпожи Ягг? – строго спросила Тиффани.
Настал черёд незваной гостьи удивляться.
– Ты видишь меня? – спросила она. – И слышишь?
– Да! – рявкнула Тиффани. – И это помещение, где готовят пищу, если вы не заметили!
– Но ты не должна меня видеть!
– Я прекрасно вас вижу!
– Погоди минуту. – Незнакомка нахмурилась. – Ты ведь не просто человек, да? – Она как-то странно прищурилась, глядя на Тиффани. – А, так ты – та самая! Я угадала? Ты – новая Летняя Владычица?
– Забудем пока обо мне, кто вы такая? – сказала Тиффани. – И мы всего-то один раз танцевали!
– Анунайя, богиня Вещей, Застрявших В Ящиках, – представилась гостья. – Приятно познакомиться.
Она затянулась пылающей сигаретой, посыпались искры. Некоторые из них упали на пол, но, насколько могла видеть Тиффани, не оставили никаких следов.
– Для таких вещей есть отдельная богиня? – удивилась Тиффани.
– Ну, ещё я отыскиваю пропавшие штопоры и то, что закатилось под столы и тумбочки, – беспечно ответила Анунайя. – А иногда и то, что провалилось между диванными подушками. Мне хотят поручить и заедающие «молнии», но я пока думаю, стоит ли браться. Чаще всего я являюсь там, где люди дёргают застрявшие ящики и взывают к богам. – Она снова затянулась. – Чайку не нальёшь?
– Но я ни к кому не взывала!
– Взывала, – возразила Анунайя, рассыпав новый фейерверк. – Ты ругалась, проклинала ящик. Рано или поздно любое проклятие становится молитвой. – Она махнула свободной рукой, и что-то в ящике сделало «Бдзынь!». – Вот, теперь всё в порядке. Это была яйцерезка. В каждом доме есть такая, и никто не может сказать, откуда она взялась. Неужели кто-нибудь когда-нибудь думал: «Схожу-ка куплю яйцерезку?» Вряд ли.