Туп Вулли виновато понурился:
— Звиняй, Явор.
— Ну лады. Тыке, о чем я грил? А, знатна, губы жамк, руксы вскресть, ноги топе… И от тогдыть…
— Тогдыть пора Объясняваться! — подхватил Туп Вулли.
— Верно! — резко оборвал его Явор Заядло. — А хто-нить из вас, угрязков, готовски в таку себе минуту выдавать Объясненья?
Он пристально оглядел своих воинов. Воины в ужасе попятились.
— Когды кельда жамкает, крещит и притопсывает, — замогильным голосом продолжал Большой Человек, — когды её ясны глазья грят: «Ну-ну, позырим, как ты таперь Объяснишься…» Ну кыкс? Готовски вы?
Но Фигли рыдали и в ужасе жевали свои килты.
— Нае, Явор, — пролепетали они.
— Ах-ха! — воскликнул Явор Заядло. — Вы не готовски! Эт’ потому, что вы ни бум-бум в мужненстве!
— Я слыхал, как Джинни грила, что таких Объяснений, как ты, ни один Фигль не понавыдумает! — с восхищением проговорил Туп Вулли.
— Ах-ха, оченно мож быть, что оно так и есть. — Явор Заядло гордо выпятил грудь. — У нас, у Фи-глей, вековые традисии громаздущих Объясненьев имеются.
— Джинни грит, твои Объясненья бывают такие длиннявые и загогулистые, что к концу она уж и не упомнит, с чего они начинались, — добавил Туп Вулли.
— Ну, эт’ у меня к ним просто природновый дар, неча тут хвастать, — скромно отмахнулся Большой Человек.
— Но верзуны-то навряд ли с Объясненьями управляются, — вмешался Громазд Йан. — Они ж тупитлы.
— И всё-таки они женятся, — сказал Билли Мордаст.
— Ах-ха, и тот паря в замке уж больно на нашую малу громазду каргу пырится, — гнул своё Громазд Йан. — А папка-то его уже дряхлявый и квёлый, того гляди копытсы склеит. И тогда мальцу достатнутся такие бумазейки, где сказано, что холмья таперь его.
— Джинни боится, что, если у него будут эти бумажки, что холмы теперь его, — подхватил Билли, — он решит, что они ему принадлежат. А мы все знаем, чем это мож кончиться, верно?
— Ах-ха, — сказал Громазд Йан. — Вспашкой.
Один звук этого слова пугал пикетов. Старый барон как-то раз задумал распахать несколько участков земли, которые поровнее. Зерно, рассуждал он, нынче в цене, а на овцах сильно не разбогатеешь. Но тогда ещё была жива матушка Болен, и она передумала за него.
Однако некоторые пастбища в окрестностях холмов уже распахали. За зерно и правда можно было выручить хорошие деньги. И Фигли не сомневались, что и Роланд захочет пустить плуг на холмы. В конце концов, его ведь воспитали мерзкие самовлюблённые и коварные тётки.
— Не верю я ему, — сказал Чуть-не-в-уме Ангус. — Он книги читит и всяко-тако. О земле не морочится.
— Ах-ха, — кивнул Туп Вулли. — Но ежели он обженится на мал-мал громаздой карге, он о вспашке и помыслить струснёт, потому что тогда она ему устроит руки жамк…
— Эт’ губы она жамк! — резко поправил его Явор Заядло.
Фигли в испуге огляделись по сторонам.
— О-о-о-о-о, токо не губы жа…
— А ну цыть! — рявкнул Явор Заядло. — Стыд-позор на вас! Эт’ мала громазда карга должна решать, кому на ней обжениться. Верно я грю, гоннагл?
— Ммм? — неопределённо промычал Билли, глядя куда-то вверх, и поймал ещё одну снежинку на палец.
— Я грю, эт’ мала громазда карга должна решать, кому на ней обжениться, так? — повторил Явор Заядло.
Билли во все глаза разглядывал снежинку.
— Билли? — окликнул Явор.
— Ась? — спохватился гоннагл, словно очнувшись. — Ах, да… Думаешь, она хочет, чтобы Зимовей на ней обженился?
— Зимовей? — удивился Явор Заядло. — Нае, он ни на ком обжениться не могёт, он же ж духе бесплотский. Не светит ему.
— Она с ним плясовала. Мы видали её. — Билли снова поймал снежинку и пригляделся к ней.
— Да мало ли чего девчура, увлёкшись, напляшет! И ваще, с чего ты взял, что она об Зимовее морочится?
— У меня есть основания считать, — с расстановкой проговорил гоннагл, глядя, как падают снежинки, — что Зимовей немало морочится о нашей карге.
Глава 4СНЕЖИНКИ
Говорят, среди снежинок нет и двух одинаковых, — но когда кто-нибудь пытался проверить это на практике?
Снег мягко падал в ночи. Белой шубой ложился на крыши домов, нежно укутывал деревья, с мягким шипением устилал землю в лесу. От него исходил резкий жестяной запах.
Матушка Ветровоск всегда выходила проверить снег. Встав на пороге в лужице света, льющегося из дома, она выставила за дверь лопату обратной стороной кверху и поймала несколько снежинок.
Маленькая белая кошечка внимательно смотрела, как падают снежинки. Смотрела — и только. Она не пыталась поймать их или поиграть с ними. Просто выбирала снежинку и следила, как та, кружась, падает на землю. Потом некоторое время смотрела на упавшую снежинку и, убедившись, что представление окончено, выбирала вверху новую.
Кошечку звали Эй, потому что обращались к ней: «Эй! Прекрати!» или: «Эй! Брысь отсюда!». Матушка Ветровоск недолго раздумывала над именем.
Матушка внимательно изучила снежинки и улыбнулась на свой лад, не то чтобы очень добродушно.
— Эй, домой! — окликнула она кошку и закрыла дверь.
Мисс Тик пыталась отогреться у огня. Очаг горел не слишком жарко, он давал ровно столько тепла, сколько необходимо. Но из маленького котелка на углях пахло гороховой кашей с грудинкой, а рядом стоял ещё один котелок, побольше, и из него разливался аромат курятины. Мисс Тик нечасто доводилось отведать курятины, и надежда согревала ей сердце.
Надо сказать, что матушка Ветровоск и мисс Тик не слишком ладили. Старшие ведьмы вообще часто не ладят. Внешне это проявлялось в том, как исключительно вежливо держались друг с другом матушка и её гостья.
— В этом году снег выпал рано, не правда ли, госпожа Ветровоск? — заметила мисс Тик.
— Твоя правда, мисс Тик, — согласилась матушка. — И он такой… интересный. Ты хорошо его рассмотрела?
— Я достаточно насмотрелась на снег, госпожа Ветровоск, — сказала мисс Тик. — Он шёл всю дорогу, пока я сюда ехала. Мне пришлось помогать вознице толкать почтовую карету! Снега я навидалась сполна! Но что мы будем делать с Тиффани Болен?
— Ничего, мисс Тик. Ещё чаю?
— Мы в ответе за неё.
— Нет. Она сама за себя отвечает, с начала и до конца. Она ведьма. Она плясала Зимний танец. Я сама видела.
— Уверена, она этого не хотела, — сказала мисс Тик.
— Как можно танцевать, если ты не хочешь?
— Она ещё молода. Должно быть, ноги сами понесли её в пляс. Она не понимала, что происходит.
— А должна была понимать, — сказала матушка Ветровоск. — Слушать надо было, что говорят.
— Уверена, вы в её возрасте всегда слушались старших, госпожа Ветровоск, — проговорила мисс Тик, подпустив в голос лишь капельку сарказма.
Прежде чем ответить, матушка некоторое время смотрела в стену.
— Нет, — сказала она. — Мне доводилось и ошибаться. Но я не искала оправданий.
— Я думала, вы хотите помочь девочке.
— Я устрою так, чтобы она сама себе помогла. Я так делаю. Танец завёл Тиффани в самую древнюю из сказок нашего мира, и теперь, чтобы выбраться из неё, девочке придётся танцевать до самого конца этой сказки. Другого выхода оттуда нет, мисс Тик.
Мисс Тик вздохнула. Сказки, подумала она. Госпожа Ветровоск верит, что мир состоит из сказок и историй. Ну что ж, у всех свои причуды. Кроме меня, разумеется.
— Конечно, просто удивительно, она ведь такая… обыкновенная девочка, — произнесла мисс Тик вслух. — В свете того, что она натворила, я имею в виду. И очень много думает. И вдруг Зимовей обратил на неё внимание…
— Он очарован ею, — сказала матушка Ветровоск.
— И это грозит бедой.
— Которой ей придётся противостоять.
— А если она не справится?
— Тогда она — не Тиффани Болен, — твёрдо сказала матушка Ветровоск. — Пусть она и попала в сказку, но сама она этой сказки не знает! Посмотри на снег, мисс Тик. Говорят, все снежинки разные и двух похожих среди них нет. Но откуда люди это взяли? И почему они так уверены? Всегда хотела доказать, что это чепуха. И вот пожалуйста! Выйди наружу, мисс Тик, и посмотри на снег. Посмотри на снег! Все снежинки — как одна.
Услышав стук, Тиффани подошла к крохотному оконцу в спальне и не без труда открыла его. Подоконник снаружи был завален снегом, мягким и пушистым.
— Звиняй, что разбуднули, — сказал Явор Заядло, — но Билли Мордаст грит, ты должна это позырить.
Тиффани зевнула:
— На что мне смотреть?
— Слови пару снежников, — ответил Явор. — Нае, не на лапу, а то быро протают.
Тиффани потянулась к столу, чтобы взять дневник. Дневника на месте не оказалось. Она пошарила вокруг — может, упал на пол? Вспыхнула спичка, и Явор Заядло зажёг свечу. Тиффани огляделась — вот же он, дневник, лежит на месте, будто и не исчезал никуда, только подозрительно холодный на ощупь. Явор смотрел на неё с самым невинным видом — верный признак, что провинился.
Решив, что вопросы можно задать и потом, Тиффани взяла дневник и высунула его в окно. На обложку опустились несколько снежинок, и она поднесла дневник к глазам, чтобы рассмотреть их.
— Снежинки как сне… — Она осеклась. — Ой, нет! Должно быть, это какая-то шутка!
— Нды? Ну, мож и так сказануть. Токо это как есть его шутковина.
В свете свечи Тиффани уставилась на снежинки, падающие за окном.
Каждая снежинка была Тиффани Болен. Маленькая, ледяная, искрящаяся Тиффани Болен.
Внизу от души расхохоталась госпожа Вероломна.
Ручку на двери спальни, расположенной на самом верху башни, зло дёргали и трясли. Роланд де Чуваукли (произносится «Чуффли»; он не выбирал себе фамилию) старательно не обращал на это никакого внимания.
— Чем ты там занят, мальчик мой? — раздался сварливый голос, приглушённый толстой дверью.
— Ничем, тётя Данута, — ответил Роланд, сидя за письменным столом и не поворачивая головы.
Чем хороша жизнь в замке — в его комнатах нетрудно запереться изнутри. На двери Роланда были три железных замка и два засова в руку толщиной.