— Вы следили за мной, — мрачно проговорила Тиффани.
— Всё утро. Ты заметила бы, если бы додумалась посмотреть. Но ты неплохо справилась на похоронах, должна тебе сказать.
— Неправда. Я хорошо справилась!
— Я так и сказала.
— Нет, — качнула головой Тиффани. — Не так.
— Лично я никогда не связывалась с черепами, — заявила матушка, пропустив её слова мимо ушей. — А с игрушечными и подавно. Но госпожа Вероломна…
Она вдруг замолчала и пристально уставилась куда-то в небо над лесом.
— Это снова он? — спросила Тиффани.
— Нет, — с лёгкой досадой ответила матушка. — Нет, это наша юная госпожа Ястребей. И Летиция Увёртка. Не стали откладывать, как я посмотрю. Госпожа Вероломна ещё и остыть не успела. — Она фыркнула. — У некоторых людей нет вообще никакого понятия о приличиях.
Две метлы опустились на дальнем конце поляны. Аннаграмма выглядела взволнованной. Госпожа Увёртка выглядела как всегда: высокая, бледная, очень хорошо одетая, увешанная оккультными украшениями и с таким выражением лица, будто все вокруг страшно её раздражают, но она любезно об этом промолчит. На Тиффани она всегда смотрела (в тех редких случаях, когда вообще давала себе труд посмотреть), как на диковинную зверушку, с которой не вполне понятно, как быть.
С матушкой госпожа Увёртка обычно держалась вежливо, официально и холодно. Матушку Ветровоск это страшно выводило из себя, но так уж заведено у ведьм: с тем, кого недолюбливают, они ведут себя церемонно, как герцогини.
Две новоприбывшие ведьмы подошли поздороваться, матушка низко поклонилась и сняла шляпу. Госпожа Увёртка сделала то же самое, только её поклон был чуточку ниже.
Тиффани заметила, как матушка на миг подняла глаза и склонилась ещё на дюйм.
Госпожа Увёртка в ответ умудрилась перещеголять её на полдюйма.
Тиффани и Аннаграмма беспомощно переглянулись поверх двух напряжённых спин. Порой такое могло продолжаться часами.
Матушка Ветровоск хмыкнула и выпрямилась. Госпожа Увёртка последовала её примеру. Лицо у неё было всё красное.
— Да осияют звёзды нашу встречу! — невозмутимо провозгласила матушка Ветровоск.
Тиффани вздрогнула. Это было объявление войны. Когда ведьмы вопят и наскакивают друг на дружку, это всего лишь дружеский спор, но когда они говорят спокойно, взвешивая каждое слово, — это настоящее сражение.
— Как любезно с твоей стороны встретить нас, — отозвалась госпожа Увёртка.
— Надеюсь, вы обе в добром здравии?
— Вполне, матушка Ветровоск, вполне.
Аннаграмма зажмурилась. По ведьмовским меркам это был удар в живот.
— Госпожа Ветровоск, хоть господина Ветровоска никогда и не было, госпожа Увёртка, — поправила матушка. — Как тебе, я думаю, известно.
— Ах да, конечно же. Прошу прощения.
Когда обмен ударами завершился, матушка продолжала:
— Надеюсь, юной госпоже Ястребей тут понравится.
— Я уверена, что… — Госпожа Увёртка вопросительно уставилась на Тиффани.
— Тиффани, — подсказала она.
— Тиффани. Ну да. Какое прелестное имя. Я уверена, что Тиффани сделала всё, что было в её силах, — продолжала госпожа Увёртка. — Тем не менее нам придётся провести очищение и освятить этот дом во избежание… воздействий.
Я уже отскребла и оттёрла там все, что можно, подумала Тиффани.
— Воздействий? — переспросила матушка, и даже Зимовей не смог бы вложить больше льда в голос.
— Вибраций, которые способны нарушить сосредоточение, — пояснила госпожа Увёртка.
— А, знаю! — сказала Тиффани. — Это всё из-за одной половицы на кухне, она плохо закреплена, и если на неё наступить, весь буфет трясётся.
— Говорят, в доме обитает демон, — сказала госпожа Увёртка, демонстративно не обратив на её слова внимания. — И ещё ходят слухи про черепа…
— Но… — начала было Тиффани, однако матушка Ветровоск стиснула её плечо, и она умолкла.
— Ну надо же! — Матушка покачала головой, не отпуская плеча Тиффани. — Черепа, говоришь?
— Многие рассказы о госпоже Вероломне внушают серьёзную тревогу, — сказала госпожа Увёртка, не сводя глаз с Тиффани. — Это истории самого мрачного толка, госпожа Ветровоск. Судя по всему, бедным жителям окрестных деревень приходилось нелегко. Тёмные силы были выпущены на свободу.
Тиффани хотелось завопить: «Нет! Это всё сказки! Это всё боффо! Госпожа Вероломна заботилась об этих людях! Она прекращала их глупые свары, она помнила все их законы, она отчитывала их, когда они делали глупости! Она не справилась бы, будь она просто маленькой хрупкой старушкой. Ей пришлось превратиться в миф!» Но Тиффани промолчала, потому что матушкина рука держала её крепко.
— Странные силы и впрямь не дремлют, — сказала матушка Ветровоск. — Ну, удачи вам обеим в ваших начинаниях. А теперь, если вы не возражаете, нам пора.
— Конечно, ма… госпожа Ветровоск. Да осияют ваш путь звёзды.
— И тебе пусть дорога пухом под ноги ляжет.
Матушка перестала стискивать плечо Тиффани, но всё же не отпустила, а почти волоком оттащила девочку за угол дома. Там стояла прислонённая к стене метла покойной госпожи Вероломны.
— Быстро привяжи к ней свои вещи! — велела матушка. — У нас времени считай нет.
— А что, он вернётся? — спросила Тиффани, пытаясь примотать к ручке возле прутьев свой чемодан и котомку.
— Сейчас нет. И ещё не скоро, думаю. Но он будет искать тебя. И он будет становиться сильнее. Опаснее для тебя и для тех, кто рядом! А тебе ещё многому нужно научиться! И многое сделать!
— Я поблагодарила его! Я старалась быть с ним вежливой! Почему же он никак не отвяжется от меня?
— Из-за танца, — сказала матушка.
— Мне жаль!
— Этого недостаточно. Что вьюга знает о сожалениях? Ты должна исправить то, что натворила. Неужели ты правда думала, что пустое место предназначено для тебя? Ох ты, как же всё запутано… Как твои ноги? Стопы, я имею в виду.
Тиффани, сердитая и сбитая с толку, застыла, усевшись на метлу.
— Мои ноги? А что с ними может случиться?
— Чесаться не чешутся? А что бывает, когда ты снимаешь башмаки?
— Ничего! Просто остаюсь в носках! И при чём тут вообще мои ноги?
— Скоро узнаем, — пообещала матушка, чем здорово разозлила Тиффани. — А сейчас полетели.
Тиффани попыталась заставить метлу взлететь, но та едва оторвалась от земли. Она оглянулась — на прутьях гроздьями висели Нак-мак-Фигли.
— Не обращёвывай на нас вниманья, летай себе, — сказал Явор Заядло. — Мы накрепко держимся!
— Токо не трясай сильно, — попросил Туп Булли. — А то у меня черепок того гляди раскокнется.
— Мы харчи не прозабыли? — спросил Громазд Иан. — Горлу промочить охота, аж невтерпь!
— Я не могу взять с собой вас всех! — в отчаянии сказала Тиффани. — Я даже не знаю, куда мы летим!
Матушка Ветровоск грозно посмотрела на Фиглей:
— Своим ходом доберётесь. Мы летим в Ланкр. Адрес такой: городская площадь, Тир-Ньян-Ягг*.
— Тир-Ньян-Ягг… — повторила Тиффани. — Это, случайно, не…
— Это значит «дом нянюшки Ягг», — подтвердила матушка её догадку, пока Фигли дождём сыпались с метлы. — Там ты будешь в безопасности. Ну, почти. Но по пути придётся ещё кое-куда завернуть. Надо сделать так, чтобы твоё ожерелье оказалось как можно дальше от тебя. И я знаю, как быть. О да!
Нак-мак-Фигли трусцой бежали по лесу. День клонился к вечеру. Обитатели местных лесов уже успели познакомиться с пикетами, так что все пушистые лесные создания, заслышав их, спешили юркнуть в норы или забраться на верхушки деревьев. Но спустя какое-то время Громазд Йан крикнул:
— Эй, по-за нами хтой-то хвостится!
— Не туплюй, — отмахнулся Явор Заядло. — В тутошних лесах нет таких примороженных зверьев, чтоб на Фиглей надумали охотиться!
— Зубдамс, хвостится, — упрямо повторил Громазд Йан. — Нутром чую. Хтой-то по-за нами прям вот щаз на цырлах крадётся!
— Лады. Хто я таковый, чтоб с твоим нутром препиракать… — устало согласился Явор Заядло. — В круг, ребя!
Пикеты вытащили мечи и встали широким кругом, готовые встретить врага. Но несколько минут спустя среди них поднялся ропот. Всё было тихо — ни шороха, ни движения. Где-то вдалеке, на безопасном расстоянии, пели птицы. Повсюду вокруг царили тишина и покой, такие редкие в присутствии Фиглей.
— Звиняй, Громазд Йан, кажись, твоё нутро на сей рядь тебя подвело, — сказал Явор Заядло.
И тут ему на голову с дерева свалился сыр по имени Гораций.
Под Ланкрским мостом стремительно неслись огромные массы воды, но отсюда, сверху, её было почти не видно — брызги водопада чуть ниже по течению висели в воздухе ледяной дымкой. Белый бурлящий поток мчался по глубокому ущелью, потом, словно лосось, прыгал с обрыва и обрушивался на равнину внизу, как буря. За водопадом река текла до самых Меловых холмов и дальше, но так вальяжно извивалась, что в те края быстрее было лететь напрямик.
Тиффани летала над рекой всего однажды, когда тётушка Вровень впервые везла её на своей метле в горы. С тех пор Тиффани всегда выбирала длинный путь домой, держась над самой дорогой, идущей неторопливым зигзагом. Лететь над бурным потоком, чтобы нырнуть в облако брызг, а потом направить метлу почти отвесно вниз и спикировать вместе с водопадом — всё это значилось в списке того, что Тиффани никогда-никогда не собиралась проделывать. Причём занимало в этом списке одну из самых верхних строчек.
Матушка Ветровоск стояла на мосту, держа в руке серебряную лошадку.
— Это единственный выход, — сказала она. — Её унесет в море, и она окажется где-то глубоко-глубоко на дне. Пусть-ка Зимовей поищет тебя там!
Тиффани кивнула. Она не плакала, но это не то же самое, что, ну, не плакать. Люди часто живут себе, и не плачут, и не думают об этом. А она в эту минуту думала: я не плачу…
Это разумно. Конечно, разумно. Одно сплошное боффо! Любой прутик — волшебная палочка, любая лужа — хрустальный шар. Всякая вещь имеет лишь ту силу, которую ты в неё вложишь. Путанки, черепа, магические жезлы — всё равно что… лопаты, ножи или очки. Просто… рычаги. Рычаг помогает перевернуть огромный камень, но сам ничего не делает.