Ох, только не это, подумала Тиффани.
— Что — «черепа»? — спросила она.
Нянюшка тем временем проворно принесла из кухни горячее питьё.
— Ч-ч-ч-ч-черепа г-г-г-госпожи Вер-р-р-роломны!
— Ясно. И что с ними такое?
Аннаграмма жадно отхлебнула из кружки и выпалила:
— Что ты с ними сделала?
Горячее какао хлынуло по её подбородку.
— Похоронила вместе с ней.
— О нет! Зачем!
— Это же черепа. Нельзя было просто оставить их где попало.
Аннаграмма безумными глазами оглядела комнату:
— Тогда можешь одолжить мне лопату?
— Аннаграмма! Нельзя раскапывать могилу госпожи Вероломны!
— Но мне позарез нужны черепа, хоть какие-нибудь! — не унималась Аннаграмма. — Люди там, в моём уделе… Они прямо как будто в прошлом застряли! Я своими руками побелила весь дом! Ты представить себе не можешь, чего стоит побелить чёрные стены и потолок! А они недовольны! О кристаллотерапии и слышать не хотят! Только хмурятся и твердят, что госпожа Вероломна давала им какое-то чёрное липкое снадобье, ужасно противное на вкус, зато оно помогало! И постоянно пристают ко мне с какими-то своими мелкими дрязгами, а я ума не приложу, о чём они вообще! А сегодня утром помер какой-то старик, и мне надо будет обмыть тело, а ночью я буду с ним сидеть! Это так… ну, ты понимаешь… Брр!
Тиффани покосилась на нянюшку Ягг — та сидела в любимом кресле, тихо попыхивая трубкой. Глаза у неё блестели. Поймав выразительный взгляд Тиффани, она подмигнула:
— Ну, девочки, вы тут поболтайте себе, а я пойду, ага?
— Спасибо, нянюшка. И, пожалуйста, не подслушивайте под дверью.
— Подслушивать личные разговоры? Шутишь! — фыркнула нянюшка и удалилась на кухню.
— А она будет подслушивать? — шёпотом спросила Аннаграмма. — Если госпожа Ветровоск пронюхает, я пропала.
Тиффани вздохнула. Неужели Аннаграмма вообще ничего не понимает?
— Конечно, будет. Она же ведьма.
— Но она сказала, что не будет!
— Она подслушает, но притворится, что не подслушивала, и никому ни слова не расскажет, — объяснила Тиффани. — В конце концов мы ведь у неё в доме.
Аннаграмма явно была в отчаянии.
— А во вторник мне, наверное, придётся лететь в какую-то там долину и принимать роды. Ко мне приходила старуха и что-то прошамкала про это!
— Должно быть, госпоже Ойгладь пришло время рожать, — припомнила Тиффани. — Я ведь оставила тебе подробные записи! Ты их прочла?
— Наверное, госпожа Увёртка куда-то прибрала твои записки, — сказала Аннаграмма.
— Ты должна была их посмотреть! Я их целый час писала, — с упрёком сказала Тиффани. — На три листа получилось! Послушай, давай ты для начала немного успокоишься, хорошо? Ты что-нибудь знаешь о повивальном деле?
— Госпожа Увёртка говорит, роды — естественный процесс и надо только не мешать природе, — заявила Аннаграмма, и Тиффани отчётливо расслышала презрительное фырканье из-за двери кухни. — Но я знаю успокаивающий наговор.
— Ну, он тебе, возможно, пригодится, — слабым голосом сказала Тиффани.
— Госпожа Увёртка говорит, деревенские женщины знают, что делать, — с готовностью принялась вещать Аннаграмма. — Она советует полагаться на их крестьянскую мудрость.
— Знаешь, бабка Оббло, та старуха, что принесла тебе новость, если чем и отличается, так это крестьянской глупостью, — сказала Тиффани. — Она будет к ранам прелые листья прикладывать, стоит тебе отвернуться. Если женщина потеряла все зубы, это ещё не значит, что она набралась мудрости. Возможно, она просто умудрилась так долго оставаться глупой. Даже близко не подпускай бабку Облло к госпоже Ойгладь, пока не родится ребёнок. А роды, насколько я знаю, обещают быть трудными.
— Ну, я знаю множество подходящих заклинаний…
— Ты что! Никакой магии! Только чтобы боль снять. Это-то ты умеешь?
— Да, но госпожа Увёртка говорит…
— Тогда почему бы тебе не попросить её помочь тебе, а?
Аннаграмма уставилась на Тиффани — последние слова прозвучали чуть громче, чем той хотелось бы. Но Аннаграмма тут же нацепила на лицо улыбочку, которую, вероятно, считала дружеской. Хотя выглядело это так, словно она слегка спятила.
— Эй, послушай, у меня есть отличная идея! — воскликнула она, сияя, как хрустальный шар, готовый разлететься вдребезги. — А давай ты вернёшься и будешь работать на меня?
— Нет. У меня своей работы хватает.
— Ну, Тиффани, у тебя же так хорошо получается возиться со всеми этими родами и болячками, — залебезила Аннаграмма. — Похоже, у тебя к этому природный дар.
— Я начала помогать овцам на окоте, ещё когда была маленькой, вот и весь секрет. Маленькими руками проще распутывать всякое внутри.
На лице Аннаграммы появилось затравленное выражение, как всегда, когда она сталкивалась с чем-то таким, что не сразу помещалось у неё в голове.
— Внутри овцы? Ты хочешь сказать…
— Да, конечно.
— Распутывать?
— Иногда ягнята пытаются родиться задом наперёд, — пояснила Тиффани.
— Задом наперёд… — повторила Аннаграмма слабым голосом.
— Ас близнецами ещё сложнее.
— Близнецы… — Тут Аннаграмма вдруг заговорила увереннее, словно заметила слабое место в словах Тиффани: — Но послушай, я столько раз видела пастухов и пастушек на картинках, и они ничего такого не делали! Я думала, там достаточно просто… ну, стоять и смотреть, как овцы едят траву.
Иногда казалось, что мир станет лучше, если кто-нибудь будет время от времени отвешивать Аннаграмме хорошую оплеуху. Её привычка не задумываясь, просто по глупости плевать в чужую душу, полное отсутствие интереса к чему бы то ни было, кроме собственной персоны, её манера разговаривать с людьми, как будто они туговаты на ухо или глуповаты, могли кого угодно вывести из себя. Но приходилось терпеть, потому что время от времени удавалось заглянуть глубже и увидеть то, что скрывается за всем этим. А скрывалась там маленькая, до судорог напуганная девочка, которая смотрела на мир, как кролик на лису, и вопила в надежде, что мир уйдёт и не сделает ей больно. И ведьмы, такие вроде бы мудрые, собрались, посовещались и дали ей удел, где и кому посильнее пришлось бы тяжело.
Что-то тут не так.
Нет, тут определённо что-то не так.
— Овцам приходится помогать, только когда окот идёт трудно, — сказала Тиффани, лихорадочно размышляя. — А это всегда бывает холодными дождливыми ночами на дальних пастбищах. Художников никогда поблизости не оказывается. Удивительно, но факт.
— Почему ты так смотришь на меня? — спросила Аннаграмма. — Будто меня тут нет!
Тиффани моргнула. Ну хорошо, подумала она. И что я могу сделать?
— Ладно, я помогу тебе обмыть покойника, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее. — И, наверное, с госпожой Ойгладь смогу помочь тоже. Или попроси Петулию. Она это хорошо умеет. Но бдение с покойным — это уж твоя забота.
— Хочешь сказать, мне надо будет просидеть всю ночь рядом с мертвецом? — содрогнулась от ужаса Аннаграмма.
— Можешь взять что-нибудь почитать.
— Наверное, я смогу нарисовать магический круг возле своего стула для защиты… — пробормотала Аннаграмма.
— Нет, — сказала Тиффани. — Никакой магии. Неужели госпожа Увёртка тебе этого не говорила?
— Но магический круг…
— …только привлечёт внимание. Кто-нибудь может явиться посмотреть, отчего там появился круг. Не волнуйся, мы делаем это только потому, что старикам так спокойнее.
— Вот ты сказала, кто-нибудь может заявиться…
Тиффани вздохнула:
— Так и быть, я посижу с тобой. Но только в этот раз.
Аннаграмма просияла.
— Да, ты спрашивала насчёт черепов, — сказала Тиффани. — Подожди минуту…
Она поднялась к себе и взяла каталог товаров «Боффо», который прятала в своём старом чемодане. Аккуратно свернув его, она вручила брошюрку Аннаграмме:
— Не смотри сейчас. Подожди, пока останешься одна. Возможно, это наведёт тебя на мысли. Хорошо? Я заскочу за тобой вечером, около семи.
Аннаграмма ушла, а Тиффани села и стала считать про себя. На счёте «пять» в комнату вошла нянюшка Ягг, энергично обмела от пыли несколько безделушек и только потом спросила.
— А твоя подружка уже ушла?
— Думаете, я глупая, да? — спросила Тиффани.
Нянюшка притворилась, что занята уборкой.
— Понятия не имею, о чём вы тут толковали, я не слушала, — сказала она. — Но если бы слушала, то подумала бы, что на благодарность я бы на твоём месте не рассчитывала.
— Зря матушка заварила эту кашу, — сказала Тиффани.
— Зря, говоришь? — с невинным видом переспросила нянюшка.
— Я не дурочка, — ответила Тиффани. — Я обо всём догадалась.
— Догадалась, значит? Надо же, какая ты умница. — Нянюшка опустилась в кресло. — И о чём же ты догадалась?
Это будет нелегко, подумала Тиффани. Большую часть времени нянюшка знай улыбалась да похохатывала. Когда она делалась серьёзной, это пугало. Но Тиффани не собиралась отступать.
— Оставлять дом мне было никак нельзя, — начала она. — Да, я могу справиться почти со всеми повседневными делами, но мне слишком мало лет, чтобы получить собственный удел. Некоторые вещи люди не станут рассказывать тринадцатилетней девочке, не важно, какая на ней шляпа. Но матушка распустила слух, будто хочет, чтобы дом отошёл мне, и все решили, что надо выбирать между мной и Аннаграммой, да? И выбрали её, потому что она старше и как будто хорошо подготовлена. И вот теперь дела у неё плохи. Она не виновата, что её учили магии, а не ведьмовству. А матушка хочет, чтобы Аннаграмма опозорилась и все увидели, какая плохая наставница вышла из госпожи Увёртки. Я думаю, это неправильно.
— Я бы на твоём месте ещё подумала, прежде чем судить, чего хочет Эсме Ветровоск, — произнесла нянюшка. — Я никому ни слова не скажу. Можешь отправляться помогать своей подружке, если хочешь. Но ты по-прежнему будешь работать на меня, уговор? Это по-честному. Как твои ноги?
— Хорошо, нянюшка. Спасибо, что спросили А за сотни миль от них господин Перегар Джонсон знать не знал ни о Тиффани, ни о нянюшке Ягг, ни о чём бы то ни было, кроме напольных, настенных и наручных часов, которые составляли его ремесло. Ещё он знал, как побелить извёсткой кухню, чтобы она без лишних затрат и усилий снова стала чистой и опрятной, хотя возня с побелкой сама по себе — дело довольно-таки пачкучее. Поэтому он так и не понял, почему несколько горстей белого порошка взмыли из ведра прежде, чем он успел добавить туда воду, на мгновение зависли в воздухе, будто призрак, и вылетели в трубу. В конце концов он решил, что во всём виноваты тролли — что-то их в последнее время уж больно много понаехало. Особой логики в таком объяснении не было, но когда люди верят в нечто подобное, их вера редко бывает логичной.