— Вороны. Вроде ворон, токо погромаздее. Когда кто-то вот-вот помереть должен — они тут как тут, — сказал Билли Мордаст.
— А, так вы с ними уже знакомы. — Глаза Роланда блеснули. — Ну что, ещё разок? Кажется, я начинаю понимать, в чём тут фокус…
Доспехи решительно запротестовали — все, с ног до головы. Но Явор Заядло прикрикнул на них.
— Лады, дадим-ка паре ишшо разокс попробовать, — сказал он. — Все по местам!
Послышался лязг и ругательства — Фигли отправились на боевые посты внутри доспехов. Через несколько секунд доспешный воин встрепенулся, подхватил меч и поковылял прямо на Роланда. Если прислушаться, можно было разобрать негромкие команды, раздававшиеся под латами.
Доспех взмахнул мечом, но Роланд молниеносно отразил удар, шагнул в сторону и ударил сам, разрубив противника пополам в районе пояса. Лязг раздался такой, что эхо пошло гулять по всему замку.
Верхняя половина доспеха отлетела и врезалась в стену. Ноги остались стоять, слегка покачиваясь.
Когда всё стихло, из железных штанов показались маленькие рыжие головы.
— Это что, так и должно было быть? — спросил Роланд. — Все, э, целы?
Быстрая перекличка показала, что никого не располовинило, хотя некоторые ушиблись, а Туп Вулли потерял свой сапог. Правда, множество Фиглей ещё долго ходило по комнате, зажимая уши руками. Уж очень громкий вышел лязг.
— Недурственна попытка, паря, — расплывчато выразился Явор Заядло. — Кажись, ты начинаешь кумексать в мечах.
— По-моему, я и правда делаю успехи. — Роланд был очень горд собой. — Ну что, попробуем ещё раз?
— Нет! Тойсь… нет, — сказал Явор Заядло. — Хва с тебя на сёдня, а?
Роланд посмотрел на зарешеченное оконце под потолком.
— Да, верно. Мне надо навестить отца. — Радость на его лице померкла. — Уже за полдень. Стоит мне пропустить хотя бы день, он забывает, кто я такой.
Когда Роланд ушёл, пикеты переглянулись.
— А у парня жизня нынче не малина, — высказался Явор Заядло.
— Но сражаться он и вправду стал намного лучшей, верно? — заметил Билли Мордаст.
— Ах-ха, признаваю, он не така пискля, кыкс по-первой показался, но он же ж мечей еле подымает, его ж недельями надо натащивать, чтоб мал-мал толк вышел, — сказал Громазд Йан. — Есть у нас те недельи, а, Явор?
Большой Человек пожал плечами:
— Хто его знает… Паря должон заделаться Героем, во что б оно ни стало. Ужо скоро мала громазда карга повстретится с Зимовеем. Забороть его она не смогёт. Всекарга верно грит: таку стару сказищу не забороть. Сказища свой путь завсегды сыскнёт. — Он сложил ладони рупором и крикнул: — Лады, шасть до дому, парни! Возвернёмся ввечеру. Героя одним махом, мож, и не смастрячишь, но мы ишшо позырим.
Младший брат Тиффани, Винворт, стал уже достаточно большим, чтобы требовать к себе такого отношения, будто он ещё больше. На ферме, где царит деловитая суета, ходят лошади с большими подкованными копытами, где можно запросто ухнуть в пруд, в котором купают овец, и вообще есть сотни мест, где ребёнка могут не заметить, пока не станет слишком поздно, такие требования могут обойтись слишком дорого. Но больше всего Винворт любил воду. Если его нигде не было видно, скорее всего, он опять отправился на реку с удочкой. Винворта тянуло к реке как магнитом, несмотря на то что в раннем детстве его чуть было не сожрало страшное зелёное чудовище, которое из этой реки выпрыгнуло. Тиффани тогда пристукнула чудовище железной сковородкой. Поскольку в те времена Винворт увлекался только конфетами, этот случай он прокомментировал так: «Тиффи бум лыбу». Но с тех пор он далеко продвинулся в искусстве рыбной ловли. И в этот день он снова отправился на рыбалку.
Винворт нутром чуял, где прячутся чудовища. Самые крупные щуки плавали в глубоких омутах, мысли их текли медленно и были все о еде. Тут-то перед носом хищницы и возникал крючок с серебряной блесной.
Когда Тиффани пошла к реке позвать брата домой, он уже шёл ей навстречу. Взъерошенный Винворт карабкался вверх по склону, волоча на себе огромную рыбину. Она была лишь вполовину меньше его самого.
— Смотри, какая большая! — крикнул он, едва завидев сестру. — Это Старый Эйб придумал, чтобы под поваленной ивой попробовать, знаешь, где это? Он сказал, сейчас они что хочешь сцапают! Ух, она и вырывалась, но я не отпускал! В ней, наверное, фунтов тридцать, не меньше!
Около двадцати, мысленно прикинула Тиффани, но для рыбака пойманная рыба всегда больше, чем есть.
— Молодец! А теперь пойдём-ка домой, а то холодает, — сказала она.
— Приготовишь её на ужин? Намучился я, пока в садок её затащил. В ней же фунтов тридцать пять! — продолжал Винворт, сгибаясь под тяжестью добычи.
Тиффани хватило ума не предлагать свою помощь. Винворт только оскорбился бы.
— Нет, сперва её надо почистить и оставить вымачиваться до завтра, а сегодня мама приготовила тушёное мясо. Но завтра я сделаю тебе твою щуку в имбирном соусе.
— Да тут на всех хватит! — радостно сказал Винворт. — Она ж фунтов на сорок потянет, а то и больше!
— Конечно, — согласилась Тиффани.
И вот вечером, после того как щуку показали всем и все успели ею восхититься, после того как её взвесили и узнали, что она весит двадцать три фунта (Тиффани украдкой нажала на весы, чтобы прибавить рыбине немного веса), — вечером Тиффани отправилась чистить рыбу, то есть обрезать и выковыривать всякую несъедобную пакость, к которой она была бы рада отнести всю щуку целиком. Тиффани не слишком-то любила эту рыбу, но ведьма не должна воротить нос от еды, тем более от дармовой. К счастью, под правильным соусом щука на вкус почти и не щука.
Тиффани бросила щучьи потроха в ведро и вдруг заметила, как среди них что-то сверкнуло. Ну конечно, подумала она, Винворт был в таком восторге, что забыл вытащить блесну.
Тиффани наклонилась — и вот уже у неё в руке покрытая слизью и чешуёй, но такая знакомая серебряная лошадка.
Должен был бы прогреметь гром. Но слышался только голос Винворта, в десятый раз пересказывавшего в соседней комнате историю своей победы. Должен был бы налететь порыв ветра. Но лишь сквозняк колебал пламя свечей.
Едва Тиффани прикоснулась к украшению, как Зимовей об этом узнал. Она почувствовала его потрясение.
Тиффани подошла к двери и распахнула её. В воздухе кружилось всего несколько снежинок, но вдруг, словно обрадовавшись, что у него появился зритель, снег пошёл сильнее, потом ещё сильнее и, наконец, превратился в еле слышно шипящую белую стену. Тиффани поймала пару снежинок и посмотрела поближе. Её маленькие подобия таяли на ладони.
Да. Он её нашёл.
Внутри у неё всё будто закоченело, но в голове бешено крутились хрустальные колёса. Можно было бы взять лошадку и отнести её… Нет, в такую погоду, да ещё ночью, пешком далеко не уйдёшь. Напрасно она отослала метлу.
Напрасно она танцевала.
Бежать некуда. Тиффани придётся встретиться с ним снова, встретиться с ним здесь и остановить его любой ценой. В горах с их чёрными лесами трудно поверить в вечную зиму. Здесь, среди холмов, это гораздо легче. И оттого, что всё происходило на земле Тиффани, ей было особенно трудно — Зимовей принёс холод в её сердце. Она чувствовала, как оно стынет.
За то недолгое время, что она стояла и думала, снегу навалило несколько дюймов. Тиффани была ведьмой, но прежде всего она была дочерью пастуха, и здесь и сейчас у неё были заботы поважнее.
Он вошла в кухню, наполненную теплом и золотым светом, и сказала:
— Отец, надо позаботиться о стаде.
Глава 13ЛЕДЯНАЯ КОРОНА
Вот что было раньше. А теперь — то, что теперь.
— Ах, раскудрыть! — пробормотал Мал-да-удал Штырь, притаившийся на крыше тележного сарая.
Костёр погас. Снег, заполонивший всё небо, сделался не таким густым. Мал-да-удал Штырь услышал протяжный крик в вышине и понял, что делать. Вскинув руки над головой, он закрыл глаза, и в тот же миг канюк обрушился с небес и подхватил его.
Штырь обожал этот трюк. Когда он открыл глаза, мир остался далеко внизу, а голос сверху позвал:
— Лезай сюдыть, паря!
Штырь схватился за тонкую кожаную сбрую и потянул. Канюк разжал когти. Осторожно перебирая руками, юный Фигль полез по сбруе наверх, на спину птицы, и наконец устроился за спиной Хэмиша-летуна, держась за его ремень.
— Явор грит, ты ужо взрослявый, чтоб ИДТИ В Подземновое царство. Сам-то он за Героем помёлся. Везуко тебе.
Канюк расправил крылья и, чуть накренившись, заложил вираж.
Снег внизу… отступал. Он уже не таял, нет, он бежал от загона с ягнятами, откатывался назад, словно море во время отлива, едва слышно, как вдох.
Мораг (так звали птицу) скользила над пастбищем, люди внизу растерянно озирались.
— Одна мёртва буранка и дюжина мёртвых ягнятов, — сказал Хэмиш. — А малой громаздой карги нет. Он забрал её.
— Кудыть?
Хэмиш заставил Мораг подняться по спирали выше в небо. Вокруг фермы снег перестал, но на верхних пастбищах он валил стеной.
И вдруг эта стена обрела форму.
— Тудыть, — показал Хэмиш.
Так, я жива. Почти наверняка.
Да.
И я чувствую холод вокруг, но самой мне не холодно. Это было бы трудно объяснить, если б меня спросили.
И я не могу двигаться. Шевельнуться не могу.
Вокруг белым-бело. И внутри, в голове, тоже белым-бело.
Кто я?
В памяти осталось имя Тиффани. Надеюсь, это я и есть.
Вокруг белым-бело. Так со мной уже было однажды. То ли сон, то ли воспоминание, то ли ещё что-то, для чего у меня нет слов. Вокруг падала белая белизна. И оседала вокруг, и росла, и поднимала меня вверх. Это… это мел холмов рождался и рос в безмолвии на дне давно не существующего моря.
Вот что означает моё имя.
Земля Под Волной.
Тут-то к ней вернулись цвета, накатили и вспыхнули в голове. По большей части — красным огнём гнева.
Да как он посмел!
Он убил ягнят!
Матушка Болен не допустила бы такого. Она ни одному ягнёнку не дала умереть. Она умела возвращать их к жизни.