Моя дрожащая рука тянется к вилке, и я глубоко вдыхаю, собираясь с мыслями. Я откусываю первый кусочек салата, пытаясь забыть, что за каждым моим движением наблюдает нечто большее, чем жизнь. Как будто он ученый, а я крыса в его лаборатории.
Я поднимаю голову.
— Что теперь?
— Теперь ты ешь.
— А потом?
— А тогда решу я. В конце концов, теперь ты моя, и я могу делать все, что мне заблагорассудится.
Я стискиваю зубы.
— Я не твоя игрушка.
— Ох, но ты игрушка, дикарка.
В моей голове зарождается миллион ругательств, но я их не произношу. Мое возбуждение только даст ему преимущество, и я не могу дать ему больше, чем он уже конфисковал.
Я ненавижу, что мне приходится обдумывать каждое слово, когда я имею дело с Джонатаном. Если я этого не сделаю, он скрутит их и либо использует против меня, либо швырнет обратно в лицо.
Вот почему мне нужно быть хладнокровной в этом вопросе.
— Никаких других людей, — произношу я свое первое условие самым спокойным тоном, на какой только способна в данных обстоятельствах.
Я не буду гарниром, и уж точно меня ни с кем не будут сравнивать.
Он отвлекается на мгновение, сосредотачиваясь на нарезке еды, и я готова поспорить на что угодно, что он делает это нарочно. Словно он использует все в качестве оружия, включая тишину. Проходит много времени, приводящих в бешенство секунд, прежде чем он кивает.
— Я также хочу ограничения по времени.
— Ограничение по времени?
— Да. Если я собираюсь согласиться на это, мне нужен срок, после которого ты отпустишь меня и вернёшь акции.
Он улыбается, и на этот раз в его улыбке нет ни садизма, ни искренности. Это что-то другое, почти как... гордость? Нет, с чего бы Джонатану гордиться мной?
Он медленно жует мясо, намеренно снова держа меня на взводе, прежде чем заговорить:
— Мне было интересно, когда ты спросишь об этом. Что ты имела в виду?
— Месяц. Я буду твоей в течение месяца, делая все, что тебе заблагорассудится, а потом ты отпустишь меня и вернешь права собственности H&H обратно Лейле и мне.
— Год.
Я встречаю его непроницаемый взгляд своим.
— Три месяца.
— Шесть. Мое последнее предложение.
— Хорошо.
Это лучшее, на что я могла надеяться. По крайней мере, не год в компании этого тирана. Это время даст мне достаточно места, чтобы исследовать жизнь Алисии здесь и попытаться разгадать тайну того, кто угрожал убить ее.
— Ты останешься здесь.
— У меня есть квартира.
— И я говорю тебе, что ты больше не будешь в ней жить. По крайней мере, в течение следующих шести месяцев. Я ожидаю, что ты переедешь завтра.
Мудак. Что-то вроде диктаторского режима.
— Что-нибудь еще, ваше величество?
— Да. Избавься от этого поведения. Мне это не нравится.
— Тебе следовало включить это в пункты. Хочешь оставить меня у себя? Это я, Джонатан, отношение, поведение и все такое. Я не та маленькая девочка, которая пряталась за платьем Алисии.
Он немного молчит, пристально наблюдая за мной, будто видит меня впервые.
— Я могу это видеть.
Я встаю.
— Теперь я могу идти?
— Не так быстро.
Он делает мне знак подойти к нему.
Я колеблюсь, прежде чем подойти к нему, пока его древесный аромат не становится всем, что я вдыхаю. Он обладает властью владеть всеми и всем в непосредственной близости от него. Дело не столько в его фамилии, сколько в его присутствии.
— Подними свое платье.
— Ч-что?
— Сделай это.
— Разве ты не сказал мне надеть его обратно две минуты назад?
— А теперь я говорю тебе поднять его. — его злобный взгляд скользит вверх по моему. — У тебя имеются возражения, Аврора?
Я смотрю прямо в его суровые глаза, отказываясь пригибаться.
— Если возвращения есть, дверь вон там.
— Их нет.
— Тогда не заставляй меня повторяться.
Мои руки дрожат, когда пальцы вцепляются в ткань, и я поднимаю платье к животу. Мои голые бедра и хлопчатобумажные трусики находятся в его полном, нервирующем поле зрения. В отличие от того, что было раньше, мое чувство уверенности исчезает. По крайней мере, тогда это соответствовало моему плану. Теперь же это его игровая площадка.
Тот факт, что я понятия не имею о его заговорах, морочит мне голову больше, чем состояние моей полуобнаженности.
— Выше.
Дрожь охватывает меня от властности в его тоне. Я задираю платье еще, обнажая живот. Джонатан хватает меня за руку и дергает к груди.
Ощущение его кожи на моей посылает электричество через желудок, словно он пытается шокировать меня до смерти.
— Держи платье в этом месте. Не двигайся.
Я не понимаю, что он имеет в виду, пока его пальцы не проводят вдоль моего шрама. Другой тип молнии пронзает мою кожу, и воспоминания проносятся в сознании подобно ударам молнии.
Пустой взгляд. Клейкая лента. Грязь. Хруст металла о кости.
Я ничего не могу сделать, чтобы остановить воспоминания. Они внезапно нападают и терзают мою совесть, будто это акт мести. Единственный известный мне способ справиться с этим — скрывать и по большей части притворяться, что этого не существует.
Я собираюсь прикрыть шрам или оттолкнуть его, но Джонатан пригвождает меня к месту свирепым взглядом.
— Не двигайся, или я положу тебя к себе на колени и отшлепаю по заднице.
Дрожь заставляет позвоночник выпрямиться, и это отличается от обычных воспоминаний, которые нападают на меня без предварительного предупреждения.
Обещание в его словах заставляет меня замереть на месте, ноги поджимаются, пока он продолжает свое тщательное наблюдение за моим шрамом.
Его пальцы пробегают по нему с такой мягкостью, что перехватывает дыхание. Его кожа не жесткая, но и не мягкая — она твердая, такая же твердая, как он сам. Чем больше его рука скользит по коже, тем более невозможным становится стоять. По какой-то причине я думала, что такой мужчина, как Джонатан, не способен на подобную нежность.
Мое сердце пульсирует, и я резко дышу, почти как животное, которое не может подавить свои инстинкты.
Его палец пробегает вверх и вниз по моему шраму.
— Что означает эта татуировка?
— Ничего.
— Хочешь сказать мне, что зря сделала татуировку с закрытым глазом прямо над шрамом от ножа?
— Почему ты думаешь, что это шрам от ножа?
— Это похоже на шрам, нанесенный острым предметом, но так как ты напрягаешься в части ножа, то моя догадка верна. Что произошло? Как тебя пырнули ножом?
Мои руки дрожат, но удается говорить ровным тоном.
— Это не твое дело.
— Что я говорил об этом рте? Может, ты действительно хочешь, чтобы я трахнул его.
— Мне все равно, что ты делаешь с моим телом, Джонатан. Эта штука мертва уже одиннадцать лет.
Не знаю, почему я свободно предоставляю эту информацию. Может, я хотела фигурально показать Джонатану средний палец, дав ему понять, что я бесполезна в сексуальном плане. Что бы он ни делал, он не сможет сломить меня.
Он не может сломать то, что уже сломано.
Его пальцы спускаются от моих ребер к животу, оставляя за собой мурашки. Затем он обхватывает меня через нижнее белье.
Я не напрягаюсь. Даже не пытаюсь высвободиться. Это не имеет значения, потому что он не может добраться до меня.
Несколько сексуальных контактов, которые у меня случались, были полными катастрофами. Один из них даже сказал:
— Ты сухая, как пустыня.
Затем он пропитал меня смазкой, чтобы войти.
Джонатан ничего не может сделать, чтобы это изменить. Сексуальное удовольствие исчезло из меня, когда я увидела эти пустые глаза.
Так что, в некотором смысле, Джонатан получил бракованный товар.
Удачи со всей смазкой.
— Хочешь сказать, что здесь ты мертва? — его хватка усиливается. — Может, мне следует это выяснить.
— Покажи мне свое худшее.
Глава 14
Аврора
Джонатан обхватывает сильной, безжалостной рукой мое запястье и тянет.
Я следую его примеру и спотыкаюсь, оказываясь вплотную к его боку. Несмотря на то, что он сидит, это почти так же, как если бы он возвышался надо мной.
— Ляг ко мне на колени. Лицом вниз.
Я сглатываю от приказа в его тоне. Этот мужчина был рожден, чтобы руководить армиями и управлять людьми.
— З-зачем?
— Откажись от привычки задавать вопросы, когда ты рядом со мной. Я не отвечаю на них, и они только ухудшают твою ситуацию.
— Я имею право знать.
Кроме того, позиция, которую он предлагает, ненормальна. Верно?
— Ты уже согласилась на это, не забыла? Единственное право, которое у тебя есть, это следовать приказам.
Ах. Приводящий в бешенство тиран.
Он прижимает большой палец к моему клитору, что, как я полагаю, является предупреждением.
— А теперь ты собираешься лечь ко мне на колени или мне тебя заставить? Отказ от ответственности: второй вариант не будет привлекательным.
Я сглатываю от мрачного обещания в его тоне. Если я собираюсь провести с ним шесть месяцев, мне действительно нужно уделять больше внимания выбору своих сражений.