На самом деле, я все еще это делаю. Это проклятие без решения.
Некоторые из моих кошмаров связаны с пустыми глазами, но большинство из них, как я кручу педали по этой дороге, и меня всегда, всегда тянет обратно в лесные лапы темная рука.
— А теперь ты собираешься есть или предпочитаешь, чтобы я тебя накормил?
Я выхватываю тарелку у него из пальцев и не утруждаю себя ложкой. Я выпиваю все это за один присест, будто глотаю алкоголь.
Как только я заканчиваю, я ставлю пустую тарелку на прикроватный столик и вытираю рот тыльной стороной ладони.
— Вот. Сделано, ваше величество. Оставь меня.
— Что я говорил об этом рте, Аврора?
— Что ты собираешься с этим делать? Трахнуть меня? Ох, подождите. Тебе нравится только шлепать и касаться меня.
Выражение его лица меняется с неодобрения на то, что кажется... забавным?
— Тебя это так сильно беспокоит?
Мои щеки пылают.
— Нет.
— Если бы не волновало, ты бы не упомянула об этом в припадке гнева.
— Ты льстишь себе.
— Да?
— Мне абсолютно наплевать на это.
— Увлекательно.
Он встает, и я ожидаю, что он уйдет, но он расстегивает рубашку, медленно и с полной уверенностью.
— Ч-что ты делаешь?
— На что это похоже, что я делаю?
Он сбрасывает рубашку, и желание спрятаться под одеялом охватывает меня без предупреждения.
Поскольку я никогда не видела Джонатана голым, я не знаю, чего ожидать, но твердая грудь с подтянутыми мышцами это, конечно, не то. Кто знал, что строгие и правильные костюмы закрывают этот вид? Но опять же, Джонатан всегда отличался грубыми, жестокими чертами характера. Почему его нагота должна быть какой-то другой?
Он такой подтянутый и хорошо сложенный для своего возраста. Его кожа загорела и отточена до совершенства. Почти так же, как если бы Бог проявлял особую осторожность, когда подбирал ему пропорции.
Его пальцы расстегивают ремень, и хотя я должна отвести взгляд, я этого не делаю. Я прикована к непримиримой мужской красоте Джонатана Кинга.
Он спускает брюки с крепких бедер, оставаясь в черных боксерских трусах, и не торопясь вешает одежду на стул. Словно он нарочно дразнит меня.
Мой позвоночник выпрямляется, а пальцы ног скручиваются под простыней в ожидании того, что будет дальше. К тому времени, как он снимает свои боксеры, я готова спрятаться по-настоящему, по другой причине, чем раньше.
Святое. Дерьмо.
Его член не только твердый и толстый, но и массивный. Без шуток, я повидала свою долю, но Джонатан выигрывает корону. Буквально.
О Боже, он что, надеется войти в меня этой штукой или что-то в этом роде? Несмотря на то, что возбуждение больше не является для меня чуждым понятием, я не думаю, что когда-нибудь смогу принять его в себя.
По крайней мере, не в этой жизни.
— Тебе нравится то, что ты видишь?
Я отчаянно качаю головой, и я серьезно. Я могла бы быть в восторге от его размеров, но я хочу продолжать находиться в этой фазе, оставаясь далеко друг от друга.
Тогда почему, черт возьми, мои бедра сжимаются?
Джонатан улыбается, и движение достигает его темных, бурных глаз, немного осветляя их.
Вау. Я и не знала, что он умеет улыбаться, не говоря уже о том, чтобы делать это так смертоносно. Эта улыбка могла убить. Дело не только в красоте, нет, дело в том, что она несет в себе огромное обещание.
— Причина, по которой я не трахнул тебя, в том, что мне нужно было подготовить тебя, но раз ты так сильно этого хочешь...
— Я не хочу.
Я хотела, чтобы мой голос был твердым, но он похож на стон.
Что, черт возьми, со мной не так? Хочу ли я... этого?
Прежде чем я успеваю придумать ответ, Джонатан срывается. Теперь у меня нет линии защиты. Без сшитой на заказ одежды, которая каким-то образом укрощает его грубое «я», он выглядит как коварный хищник, которым он и является на самом деле. Легкая щетина на его подбородке за считанные секунды приобретает темную тень.
Он заползает на меня и расстегивает пуговицы моей блузки так же медленно, как и на своей, и с такой же уверенностью.
Она спадает с плеча, обнажая черный атласный лифчик. Пальцы Джонатана скользят по материалу, вызывая дрожь у основания моего позвоночника.
— В следующий раз я хочу красный. Как эта помада.
Он расстёгивает его, стаскивает с меня и бросает рядом с нами.
Я дышу так хрипло, что удивляюсь, как он этого не замечает. Каждый сантиметр моей кожи настроен на его прикосновения, и все мое тело настроено на его присутствие.
Я вдыхаю его древесный аромат с каждым вдохом и с каждым выдохом избавляюсь от части своего заторможенного состояния.
Где-то в глубине души я понимаю, что это неправильно, но сейчас я не могу придумать причин, почему. Они в ловушке, недоступны. Почти невидимы.
Он расстегивает мои брюки и спускает их с моих ног, затем бросает их поверх кучи одежды.
Мы сидим друг напротив друга, совершенно голые. Или, скорее, я сижу, пока он нависает надо мной, как темное обещание посреди безлунной ночи.
— Теперь ты собственность Джонатана Кинга, дикарка.
— Я не являюсь ничьей собственностью.
Он прищуривает один глаз.
— Если тебе нечего сказать полезного, закрой свой рот.
— Я серьезно. Я могла согласиться на эту сделку, но я не принадлежу тебе, Джонатан. Никто не владеет мной и никогда не будет.
Он хватает меня за бедра и переворачивает. Я вскрикиваю, когда моя передняя часть ударяется о матрас, и он поднимает мою задницу в воздух.
— Я собирался дать тебе то, чего ты жаждешь, и трахнуть тебя, но передумал.
— Ч-что?
Его рука шлепает меня по заднице. Сильно. Я стону в подушку, мой голос распутен даже для собственных ушей.
— Ты будешь умолять об этом.
— Пошел ты, Джонатан.
Он снова шлепает меня, на этот раз обводя пальцем мои скользкие складки, пока хныканье не вырывается из моего горла.
— Добавь «пожалуйста», и я мог бы.
Тьфу. Черт бы его побрал.
Его длина скользит вверх и вниз по моей влажности, медленно и неторопливо. Абсолютная уверенность, которую он излучает своими движениями, превращает меня в лужу. Мои ногти впиваются в простыни, пытаясь найти убежище в Джонатане, и с треском терпят неудачу.
Его нападение продолжается, становясь все более безжалостным с каждой секундой. Головка его члена совпадает с моим входом, и я напрягаюсь в предвкушении, но он убирает ее слишком рано.
Он трогает мой клитор большими пальцами, просто чтобы отступить.
Он шлепает меня только для того, чтобы подтолкнуть к наивысшим мукам похоти.
Небольшие вспышки возбуждения, а затем разочарования поражают меня снова и снова. Я никогда так не заводилась за всю свою жизнь. Это пытка в ее самой смертоносной форме, и все, чего я хочу, это большего.
— Я ненавижу тебя, — бормочу я.
— Но твоя киска жаждет меня. — он скользит своим членом вверх и вниз по моим складкам, дразня. — Видишь, как сильно она промокла для меня? Я даже не причинил тебе никакой боли.
— Джонатан... — я хнычу.
— Скажи эти слова, Аврора.
— Я... ах...
— Не это. Попробуй еще раз.
— П-просто сделай это.
— Не совсем то.
— Трахни меня, ты, мудак.
— И?
— П-пожалуйста... — слово застревает у меня в горле, когда Джонатан входит в меня одним жестоким движением.
Как и все в нем.
Святое…
Мое тело соскакивает с кровати, когда он наполняет меня так, как я никогда не думала, что могу быть наполнена. Ощущение растяжения оставляет жгучую боль, которая причиняет такую приятную боль. Наши тела не только соединены, они настолько поглощены друг другом, будто падают в неизвестное измерение.
— Блядь.
Его длинные, мужские пальцы с идеально ухоженными ногтями яростно хватают меня за бедро. Она кажется такой голой и слабой под его хваткой. Такой уязвимый. Эта рука может доставить мне столько удовольствия, но ее цена всегда боль.
— Ты чувствуешь, как твоя узкая киска заманивает меня внутрь? Она создана для меня.
Я хочу сказать ему, чтобы он заткнулся, но не могу говорить. Кроме того, его грязные слова еще больше напрягают мои соски, что почти невозможно, учитывая, что они уже твёрдые.
Джонатан сначала медленно входит в меня, покачивая бедрами умеренными вращениями. Затем, как только я привыкаю к ритму, он ускоряется.
Это так безжалостно, что мое тело физически скользит по матрасу. Я впитываю каждый толчок и каждое движение его бедер.
Что-то внутри меня открывается, и в воздухе раздается нуждающийся стон. Вот тогда я понимаю, что это исходит из меня.
Джонатан наматывает прядь моих волос на свою руку и тянет меня за нее так, чтобы скользкое тепло его груди покрывало мою спину. Поза неудобная, но угол наклона его члена становится глубже, задевая самое приятное место внутри меня.
— О... о... т-там... там...
— Здесь?
Он делает это снова, и я отчаянно киваю.
Он шлепает меня по заднице, затем протягивает ту же руку и сжимает ее вокруг моего горла.
— Как бы сильно ты ни говорила, что ненавидишь меня, твое тело распадается вокруг меня, Аврора. Это тело моя гребаная собственность.