«Не наш метод!»
– Значит, командовать будет он, а я буду только делать вид? – разговор следовало прекращать, но у Лизы все еще оставались вопросы, которые она обязана была задать прежде, чем ввяжется в бодание с Центральным командованием Сил Самообороны.
– Так точно! – адмирал набивал трубку, и этот процесс занимал его куда больше, чем исчерпавшая себя беседа с Лизой. – Полагаю, вам не впервой?
«И ведь ничего ему не докажешь! Мексиканцы вон верят, а он – нет! И что с этим теперь делать?»
– Первый помощник в курсе? Командиры кораблей эскорта? Кто еще?
– Не беспокойтесь, госпожа адмирал, – снова оскалился Мас, – в нужное время мы проинформируем всех старших офицеров «Рио-Гранде» и эскадры о том, кто в доме хозяин.
– Не сомневаюсь, – ответно улыбнулась Лиза.
Вот теперь она все поняла. Здесь, в Америке, за тридевять земель от ее Себерии события славного боевого прошлого командира Браге действительно могли показаться всего лишь плодом искусной пропаганды. Даже на родине у многих имелись сомнения относительно ее качеств как боевого командира, тем более командира эскадры. Что уж говорить о Техасе, где кроме Райта Лизу никто лично не знал и в деле никогда не видел!
«Вот ведь задница!»
И в самом деле, кто в здравом уме и твердой памяти доверит иноземной шлюхе – а ведь доброхоты наверняка уже донесли – командование авианосным соединением в условиях войны? Хотя и обыкновенный мужской шовинизм со счетов сбрасывать не стоит. Тем более в Техасе, где избирательное право распространилось на женщин едва ли больше десяти лет назад.
«Ах ты ж! Вот свезло так свезло!» – теперь Лиза заметила еще одну немаловажную деталь, на которую не обратила внимания раньше. Мелочь, конечно, но очень уж похоже на последний гвоздь, который забили в гроб ее хорошего настроения.
Среди других знаков отличия на груди адмирала присутствовал значок, свидетельствующий о том, что Артур Маc закончил военно-морской штабной колледж в Гринвиче.
«Подстилка великобританская!»
– Ладно, убедили! – Лиза встала из-за стола и, ничего не добавив, даже не простившись каким-либо формальным образом, направилась к бару.
Пока шла, обдумала наскоро возникшую проблему и сделала неутешительный вывод, что жопа, приключившаяся с ней, имеет отчетливые черты экзистенционального кризиса[13]. И в самом деле, каждый раз, как Лизе начинало казаться, что жизнь вошла в колею, – что среди прочего подразумевало предсказуемость и стабильность ее существования в этом ли мире или в другом, – ее ждал очередной облом. Жизнь Лизы представала чередой кризисов, и каждый следующий был хуже предыдущего.
«Твою ж мать!»
Лиза молча указала бармену на бутылку Heaven Hill, придержала его руку над своим стаканом, определяя на глаз приемлемый объем, и ушла раньше, чем стюард успел засыпать отличный кентукский бурбон горой колотого льда. Обмениваясь ничего не значащими репликами с офицерами и инженерами, встреченными на пути, она прошла к двери на открытую галерею и, наконец, оказалась на свежем воздухе. Здесь, снаружи, было действительно свежо. Апрель в Пенсильвании бывает разный: иногда теплый, а иногда – холодный. Сегодня, к примеру, было не жарко. Тем более к ночи и вблизи реки. Но Лизе это как раз и было нужно. Холода она не боялась, а вот «остыть» следовало как можно быстрее. Ей в нынешнем ее положении только истерики не хватало. Скандала. Или чего похуже.
«Не дождетесь!»
Она сделала несколько больших глотков, разом ополовинив стакан, и задумалась о планах на будущее. К сожалению, вариантов выхода из кризиса у нее почти не было. Не случись скандал перед ее отъездом из Шлиссельбурга, лучшим решением стала бы демонстративная отставка. Однако пойди она на такой шаг сейчас – после всего, – заработает прочную репутацию скандалистки и манипуляторши, лишь подтвердив этим и так невысокое мнение о себе, сложившееся по-видимому в Центральном командовании Сил Самообороны. Значит, как ни скверно, но придется остаться. Смириться хоть и на время – с унизительным положением, в которое ее поставили адмирал Маc со товарищи, и попытаться «переломить тенденцию». Что означало, среди прочего, ультимативное требование – к самой себе ни с кем открыто не враждовать, держать лицо, в смысле сохранять хорошую мину при плохой игре и упорно трудиться, камень за камнем выстраивая репутацию, способную похоронить любую адмиральскую фанаберию.
«Так победим! – усмехнулась мысленно и, словно подводя итог боевому планированию, отхлебнула из стакана еще немного виски. – Мы, себерянки, те еще суки! Посмотрим, кто кого куда и как! Волку с волчицей тягаться – без мяса на костях остаться! Хорошо сказано, народ знает, что говорит!»
Глава 6Перетягивание одеялаАпрель 1933 года
1. Воздушное пространство над Североамериканскими Соединенными Штатами, пятнадцатое апреля 1933 года
«Рио-Гранде» шел на высоте тысяча семьсот метров курсом на юго-запад. Американцы предоставили авианосцу коридор для свободного перехода в Техас и даже выделили фрегат сопровождения, выполнявший – что естественно – чисто полицейские функции. Фрегат пасся неподалеку, то залетая чуть вперед, то отставая, но все время держась в поле зрения. Из-за этого мелкого говнюка авианосец вынужден был тащиться со скоростью черепахи, выдавая жалкие тридцать узлов[14]. Впрочем, нет худа без добра: на длинном переходе Питтсбург – Даллас у экипажа появилась возможность обкатать грозную машину «в походе» и проверить слаженность боевых частей. Лиза тоже не теряла время зря.
Все дни, последовавшие за достопамятным банкетом, – до вылета и, тем более, после него, – она вставала в половине шестого утра, чтобы в шесть ровно, одетая по всей форме, появиться на центральном посту. Там она коротко знакомилась с обстановкой, обмениваясь по ходу дела впечатлениями с офицерами второй вахты, и отправлялась в одну из боевых частей. К навигаторам или связистам, к рыцарям говна и пара или к пушкарям, но всегда начинала обход с камбуза. И не то чтобы ей так уж хотелось первой снять пробу. Отнюдь нет. Но люди, имея в виду и нижних чинов, и офицеров, должны знать – Лиза командир не только по названию. При этом с капитаном Форном она в конфликт не вступала. Общалась с ним редко и только по существу. И разумеется, не соревновалась в перетягивании каната. Зачем это ей? Лиза просто выполняет свою работу и в этом что тут скажешь! – она была безупречна, как устав корабельной службы. Внимательна, неутомима и последовательна. Вежлива без панибратства и строга без хамства. Не истерит и не скандалит. Она даже голоса практически не поднимала. Вела себя с чувством собственного достоинства, но не показывала даже намека на комплекс превосходства, хотя доподлинно знала, кто чего стоит на борту и за бортом. Не спешила с выводами и не тянула с ответами на заданные вопросы. Живо интересовалась спецификой служб и боевых постов, внимательно слушала, вникая во все, даже второстепенные на первый взгляд детали, и задавала уместные вопросы.
Самое любопытное, что это была отнюдь не показуха. То есть показуха, разумеется, но не только. Лизе все это и самой начало нравиться, незаметно став за последнее время частью ее собственного «Я», или, по крайней мере, неотъемлемой составляющей ее командирского модус операнди[15]. Но, как бы то ни было, в результате получалось, что она весь день на ногах. Всегда в тонусе и, разумеется, в делах. Ее видели повсюду, встречая в самых неожиданных местах, то помогающей электрикам, то обсуждающей что-то весьма специфическое со связистами, а то и просто разбирающей с навигаторами карты мексиканско-техасского пограничья.
Этим утром, едва завершив разговор с частным подрядчиком – отставным первым старшиной, державшим лавку на второй жилой палубе, Лиза остановилась в раздумье на пересечении продольного и поперечного коридоров. Следовало решить, куда направить свои стопы дальше, и, если все-таки да, – что относилось к одному мельком слышанному накануне разговору, – то идти ли ей туда сразу или немного погодя. Дело в том, что за всеми делами Лиза не успела позавтракать и теперь решала, пойти ли ей в кают-компанию и съесть там что-нибудь основательное, типа порции тушеной фасоли с беконом, или объявить разгрузочный день и сразу подняться на летную палубу. Интуиция подсказывала, что медлить нельзя, и Лиза решила, что так тому и быть.
Пропущенный завтрак, повернулась она к Марии, – это всего лишь один пропущенный прием пищи. Как думаешь?
– Думаю, от одного завтрака я могу отказаться из соображений субординации, но только если ты, командир, гарантируешь мне обед из трех блюд, с подобающим десертом и бокалом красного вина.
– Можешь одним бокалом не ограничиваться… – усмехнулась Лиза, объявляя «разгрузочный день» и заодно прощаясь с идеей выпить большую кружку черного кофе. – Пошли!
И вот как бывает, только они поднялись на летную палубу, как судьба начала выстраивать для Лизы идеальный момент, способный развернуться в будущем во многие и многие небезынтересные возможности. Все совпало просто идеально: и время, и место, и тщательно подготовленный экспромт, и мизансцена, выстроенная словно специально на заказ.
Метрах в сорока от лифта, у обреза летной палубы – в районе скулы – собралась группа старших офицеров, упражнявшихся в стрельбе из пистолетов и револьверов. Ну, что тут скажешь? Они же все техасцы, а значит, по определению все как один ганфайтеры. Это у них, как и родео, национальный вид спорта и нормальная молодецкая забава. Но что еще важнее, это эксклюзивный мужской клуб. Женщины обычно в таких состязаниях если и участвуют, то неизменно в роли восхищенных болельщиц. И не то чтобы женщинам в Техасе запрещали владеть оружием. Напротив – техасцы недаром считаются вооруженной нацией. Оружием владеют и в смысле навыков, и в смысле прав собственности все, способные его носить, включая женщин и детей. Однако ганфайтеры предпочитают не только блондинок, что в сущности понятно, но и длинноствольные револьверы типа кольта «Миротворца» с соответствующим слоноубойным калибром. Впрочем, Лиза к состязаниям на тему, у кого хрен длиннее, была готова. Ее одиннадцатимиллиметровый «Горбатов» с семидюймовым стволом мог привести в ужас и видавших виды стрелков.