разговор по поводу вашего поведения!
Папенька только посмеивался, и никогда не огорчался даже самой серьёзной проказе, в отличие от маменьки, которая всегда «возлагала на меня надежды», будто я вырасту приличным человеком.
Хотя был ещё один человек, для которого я тоже была основным потребителем нервных клеток – директор Академии Благородных Девиц госпожа Шнайдер. Я припоминала, что когда эта уважаемая женщина увидела меня в первый раз, она прищурилась, осматривая мою некрупную фигуру, что-то нервно чёркала самопиской, а затем глухо спросила: «Фамилия!»
- Мария Анабель Рошаль-Валер – с испугом, чётко ответила я.
Госпожа директор закрыла лицо руками, и сказала: «Свободна!»
Я почувствовала лёгкий шорох сбоку от себя и повернула голову. В углу кареты сидела тихонько, как мышка, моя горничная Милка.
- Ты что-то хотела у меня спросить?
- Да нет, госпожа Анна! Разве только рассказать ещё раз ту историю, про машины – Милка с придыханием выделила последнее слово.
- Ну хорошо! – я улыбнулась наивности бедной девчушки, которую наша семья не так давно вызволила из работного дома. – В далёкой – далёкой стране, где-то на краю земли, существуют помощники людей – машины. Они бывают огромные, как дом, и маленькие, как пуговица. С помощью машин человек может летать, как птица, и плавать, как рыба.
Милка слушала, открыв рот, а я с улыбкой вспоминала, как меня мама укладывала спать и рассказывала такие интересные сказки: про Карлсона, который живёт на крыше, и про няню, госпожу Поппинс. Никогда в жизни я не слышала ничего интереснее…
- Госпожа, Дубовая Роща близко – наклонясь, крикнул кучер.
Поместье встретило нас сломанной оранжереей и тёмными провалами окон. Оно и неудивительно – уже в течение долгого времени мы не приезжали в поместье…
Спустя пару недель особняк стал приобретать более жилой вид, постепенно мы вытащили на весеннее солнышко старую мебель, начищали столовые приборы. Был среди них удивительно красивый набор столового серебра, бабуля говорила, что он принадлежал ещё прабабушке Адрияне… жаль, что одной ложки не хватало…
- Умаялися вы, сердешная, подите погуляйте – мы с Милкой сидели на только что вытащенной из дома перине – вон, какая бледная вся за зиму-то стали! А тута эта… «экология» в разгаре!
- Точно! - дед Мирко поддержал мою горничную – токмо, ежели увидите, как гром с молоньями собирается вдалеке, так до Гнилушек не ходите, примета такая…
Я усмехнулась столь странному поверью, на что дед Мирослав крепко обиделся:
- Вот хотите верьте, хотите- нет, да только ишшо мамка наша с Риной нам не велела по малости до Гнилушек бегать в таких случаях, а я вот и вам не советую!
Я не стала огорчать дедулю и заверила, что к болоту не ногой, оделась потеплее, свистнула Жемчуга, и отправилась на прогулку.
- Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету… - тихонько напевала я, чувствуя, как напряжение последних дней уходит, словно вода сквозь песок. Волк бежал рядом со мной, иногда преданно заглядывая мне в глаза. Он был самым маленьким и слабым в том помёте от Корунда, сына знаменитой Сапфиры, так что наш кучер, со знанием дела глядя на волчонка, печально сказал: «Не жилец он, ой, не жилец!»
Но я не могла допустить этого, забрала его в свою комнату, и смогла выходить последыша. Так что теперь рядом со мной вышагивал крупный волк серебристо-дымчатого окраса с удивительными голубыми глазами.
Внезапный порыв ветра заставил меня заткнуться, а Жемчуга присесть от неожиданности. Гром прогремел прямо у меня над головой и сразу потемнело.
- Извини, но наша прогулка завершена – крикнула я своему волку, и мы припустили в сторону поместья… или нет.
Во всяком случае, когда впереди показался лес, мы побежали к нему, не раздумывая, поскольку в лесу было меньше шансов вымокнуть до нитки. Лес был достаточно густой, но вполне проходимый, так что мы решили вернуться в поместье, просто сделав крюк, и выйти с другой стороны Дубовой Рощи.
Ну да… мы уже шагали битый час по всем буеракам, но я всё равно гнала от себя мысль о том, что мы могли заблудиться… становилось всё темнее, когда мы набрели на старую торфоразработку – сейчас она была до середины затоплена водой, так что я не рискнула подойти близко, но тут Жемчуг испугался чего-то, да так, что подскочил на месте. Я не удержалась, и кубарем покатилась вниз, в мутную жижу.
«Мамочки, я что, тону? В болоте? Нет, только не так»!
Глава 2
Глава 2
Не вешать нос, гардемарины,
Дурна ли жизнь, иль хороша -
Едины парус и душа,
Едины парус и душа,
Судьба и Родина едины.
Анабель отлично помнила эту песню про гардемаринов, помнит её и автор.
Сознание возвращалось моё бренное в тело медленно и как бы неохотно. Да и ещё этот настойчивый писк в моём левом ухе… или правом? Неужели в обеих? Я полежала ещё немного, вяло начиная ощущать себя живой. Но писк не прекращался, тогда я, собрав в кулак все силы, приоткрыла левый глаз. Возле меня стоял и скулил мой волк.
С жутким кряхтеньем и оханием я встала на колени, опираясь на Жемчуга. Голова была абсолютно пустая. Пошатываясь, я подползла к краю того болота, куда я так неловко свалилась. Но увидела только большую яму с заросшим дном. Куда подевалось болото? Эта мысль сама по себе в любой момент жизни вызвала бы во мне живейший интерес. Но не сегодня. Единственное, что пришло мне в голову – это то, что Жемчуг оттащил меня, бесчувственную, от болота, и уронил возле какой-то ямы, ну или что я была без сознания и очень долго ползла куда-то…
Только по тому факту, что я выбрала из этих двух версий последнюю в качестве наиболее удобоваримой, говорит о моём душевном состоянии. Я ощупала голову, руки и ноги и пришла к выводу, что немедленная смерть мне не грозит, а значит, нужно выбираться отсюда.
Одежда на мне висела мокрым, грязным и бесформенным нечто, так что я изрядно продрогла. Но продолжала идти вперёд. Впереди меня бежал Жемчуг, который своим волчьим чутьём помогал мне в передвижении куда-то. Я не узнавала местность… конечно, я не то, чтобы очень уж хорошо знала поместье, но… у меня сложилось впечатление, будто иду уже несколько часов, в лесу как-будто стало немного светлее.
Но нет! Впереди меня, на тропиночке, по которой я передвигалась, вяло переставляя ноги, что-то тускло светилось.
«Кочка! Это она светится!» - подумала я и неизвестно чему обрадовалась. Подошла поближе, и действительно увидела светящуюся коробочку. Я взяла её в руки, поднесла к своему лицу, но не долго дивилась, на это чудо, поскольку вскоре она погасла. Впрочем, в теперешнем моём состоянии я решила, что так оно и надо, поскольку просто затолкала в карман своего мокрого платья. Шляпку, и пелеринку я давно потеряла, ещё когда падала в болото, но намокшее платье изрядно стесняло мои движения, так что я держалась за него из чистого упрямства, потом остановилась на пару минут, дабы перевести дыхание… и просто стянула и выбросила его в лесу.
Подумаешь, ну найдут меня крестьяне в лесу практически нагишом, так что из этого? Зато живую – в утренней предрассветной дымке я рассмотрела себя, оставшуюся в одной рубашке и лосинах, и только презрительно хмыкнула. Подумаешь, какие пустяки. Волк, весь облепленный грязью и какими-то репьями, с тревогой вглядывался в моё лицо.
Я дальше продолжала своё странное путешествие, приказав себе не падать духом. Но Жемчугу я по-прежнему не нравилась. Я объясняла такое поведение любимого зверя своим внешним видом, поэтому рассказала историю, услышанную когда-то от моей тёти Андромеды.
- Училась моя тётушка, ну ты помнишь, её, в своё время в Академии Благородных Девиц… так вот, вместе с ней была девочка. Так вот, она умерла, поскольку не позволила врачу-мужчине осмотреть её. Да точно тебе говорю, так и было. Папенька у неё вроде как старой закалки был… или нет… но я умирать от холода не собираюсь. Даже если бы мне пришлось прогуляться в рубашке и лосинах на Соборной площади Румы! Не вешать нос, гардемарины…
Я шла и напевала старую песенку из истории, которую так часто рассказывала бабушка Анна.
Жемчуг с печалью смотрел в мою сторону – мол, если уж я петь взялась, значит, дело действительно туго!
Наконец, в том лесу всё больше стали проявляться просветы, и я вышла на… просёлочную дорогу! Семин-заступник! Ну наконец-то! Теперь осталось только лишь, пока проедет крестьянская телега и напроситься к ним… не возьмут к себе, так хоть скажут, где я!
Я раздвинула ветки, и увидела впереди меня плохо одетую женщину средних лет… её брюки из плотной ткани были порваны и вышарканы от возраста в нескольких местах, да и её кофта странного покроя была явно не по размеру этой дамы…
- Анька! Где тебя только черти носят! Да если бы не навигатор в твоей машине, я бы до сих пор стояла под твоей дверью! – она осеклась, приблизилась поближе, и прошептала – Матерь Божья… это что это… вот он козёл! Сто раз тебе говорила, что бросать этого придурка давно стоило. Тянешь его на своём горбу с самого института.
Я стояла, ни жива, ни мертва, боясь даже подумать, что может натворить эта странная импульсивная женщина, которая точно знает моё имя! Х-м… возможно, я чего-то недопонимаю, постараюсь вести себя как-можно более естественнее. Хотя бы то обстоятельство, что она знает моё имя, говорит о многом. Анной меня звали только родные и близкие. Для всех остальных я была Мария Анабель. Впрочем, пока я размышляла о своём, мы вышли на полянку, где находились… стояли… не знаю, как сказать… два автомобиля!
Да, очень похожих на те рисунки, которые любила делать бабушка Анелия! Я стояла и тупо смотрела на самые настоящие машины, а дама продолжала волноваться:
- Нет, ну эта старая грымза мне позвонила, мол, очень прошу нас извинить… не хотели… глубоко раскаиваемся… Аня недоступна…
Ну я –то сразу догадалась, что стряслось, а зная тебя, поняла, что опять какая-то гадость! Хорошо ещё, что я быстро нашла твою машину! Потому как техника!