– Дело не в деньгах! – это я бросила раньше, чем сообразила, что говорю.
– Вот как! – он снова на мгновение скосил глаза, на этот раз изумленно вскинув брови. – Только не говорите, что влюблены в эту уродливую девицу! Чем же она вас взяла?
– Уродливую?! – я настолько опешила, что даже обидно в первую секунду не было. Потому что… где он мог меня видеть? Разве что мельком, десять лет назад. Возможно, я, как многие подростки, и была довольно нескладна. Но разве из этого можно делать какие-то выводы? Пятнадцатилетние дурнушки порой расцветают.
Или… он все-таки рассмотрел меня там, в коридоре? И… узнал?!
О… только не краснеть! Не краснеть, я сказала! Не мог он! Он же… не мог!
– Вы… знакомы с нисс Оллинз? – вопрос едва удалось из себя выдавить.
– Не думаю. Но, помнится, десять лет назад ей было около пятнадцати, и она была единственной наследницей всего состояния Оллинзов. А между тем, по вашим же словам, она и сегодня по-прежнему нисс Оллинз. Чтобы с таким приданым остаться старой девой, она должна быть на редкость уродлива или тяжело больна. Хотя, говоря откровенно, многих и это не отпугнуло бы. С ней должно быть что-то всерьез не так.
Я почувствовала, как краска стремительно отхлынула от лица. Да что ж такое!
А впрочем… может, Патрик Вилкинс в самом деле слегка влюблен в свою нанимательницу. Почему бы и нет! Тогда и краснеть, и бледнеть при таких вопросах вполне естественно.
*
И никакая я не уродина! Хоть дядя Вильгем и старался меня в этом убедить.
Вообще-то вполне допускаю, что он искренне так считает. Насколько я успела изучить его вкусы, ему нравятся румяные и пышнотелые дамы. К примеру, Кейлин Аддерс ему бы пришлась по душе… если бы он только не узнал о ее даре. А вот я – “бледная немочь”, по дядиным словам. Но Нэн всегда говорила, что я – хрупкая и утонченная, как моя мама. И в это я верю куда больше. И я помню маму – она была настоящей красавицей!
Во всяком случае, Рэмвилл и не думал меня узнавать. Наверное, вовсе забыл о той нелепой и стыдной встрече в коридоре.
А ведь он меня нарочно провоцирует, пришло вдруг в голову. Не думаю, что он настолько дурно воспитан, чтобы позволять себе подобные грубости без всякой причины. Неужто развлекается таким нехитрым образом? Или хочет что-то понять обо мне?
Впрочем, я не так уж много знаю о том, как мужчины говорят между собой. Благовоспитанные дамы в чисто женской компании часто не стесняются вовсе. На тех же чаепитиях в дамских клубах чего только не наслушаешься, причем от самых почтенных матрон. Все говорят очень изысканно и все звучит благопристойно, но при этом о любом отсутствующем в комнате можно услышать гнусную сплетню или оскорбительное предположение. Уверена, обо мне в столичных салонах сейчас тоже болтают не самые приятные вещи. Не со зла, просто от скуки.
Другое дело, что общаться с подобными дамами я не испытываю никакого желания. Как и с этим мужчиной.
– Вы совершенно правы, – процедила я. – С нисс Оллинз кое-что не так. Видящим смерть всегда непросто устраивать личную жизнь.
Во всяком случае, так уверял дядя Вильгем, и доля правды в его словах была, конечно. Наш дар или считают блажью и чушью, или просто боятся его. Нас считают странными. Но папу мамин дар когда-то не напугал, а значит, исключения бывают. Если бы только мои выходы в свет не ограничивались чаепитиями со старыми сплетницами из женских клубов и знакомствами с выбранными дядей “женихами”!
Колеса резко взвизгнули, и меня чуть подбросило на сиденье.
Я непонимающе оглянулась. Ах да… я приехала. Вот и дом Роминсонов.
– Видящим смерть? – я только успела протянуть руку к дверце, когда резкий оклик Рэмвилла меня остановил и заставил замереть. – В материалах дела не было информации о том, что девочка – Видящая. Ее бы обязательно допросили.
– И тем не менее, это так, – сухо бросила я. – Именно в силу особенностей своего дара нисс Оллинз осталась уверена, что с гибелью ее родителей не все так просто.
– Почему она не сообщила?!
– Что?! – я резко обернулась. – Вы серьезно?! Она пыталась пробиться к вам, добивалась встречи, кричала на весь участок, но вы не снизошли до беседы с ней!
– Добивалась встречи? – Рэмвилл отнял от руля руки, чтобы потереть виски кончиками пальцев. – Мне не докладывали…
– Вот как? – теперь уже я невесело усмехнулась, медленно осознавая. Все эти годы я была уверена, что это именно Клод Рэмвилл замял дело и не пожелал меня видеть. Но… что если все дело в нелепой случайности? Или излишнем рвении какого-то мелкого служащего. Тех, кто сидел тогда в приемной участка, я помнила смутно. Они не сочли нужным докладывать следователю о таком пустяке, как требования малолетней дочери жертв. А без моих показаний… все и в самом деле выглядело как очевидный несчастный случай.
А вот как расценивать то, что информации о моем даре не было в материалах дела? Ведь впрямь, без дара допрашивать меня было бессмысленно, я в тот день вообще не видела родителей. Домашняя прислуга тоже, но они хотя бы были взрослыми.
То, что дар передается по наследству в нашей семье, никогда не афишировалось. Как, полагаю, и в других таких семьях. Но полиции дядя Вильгем должен был сообщить! И неужели ничего не сказала Нэн? Или кто-то еще из слуг?
– Что ж, выходит, нисс Оллинз тогда не повезло, – я все-таки открыла дверцу и выбралась из мобиля. – Но я намерен хотя бы теперь сделать все, чтобы она могла узнать правду.
– Лучше бы она обратилась ко мне! – в сердцах бросил Рэмвилл. Впрочем, тут же осекся, сообразив, видимо, как много у нисс Оллинз должно быть причин ему доверять. А потом все-таки повернул голову, чтобы пристально взглянуть на меня. – Вы… можете зайти ко мне в участок. Я распоряжусь пропустить вас. Обменяемся данными. Не думаю, что для опасений нисс Оллинз есть основания. Уверен, все вполне объяснимо. И все же… заходите.
Я хлопнула глазами. Серьезно?! То есть он хочет и впрямь выяснить, что не так с делом Оллинзов? Сейчас, спустя десять лет? Да быть не может. Дело давно закрыто, премию ему за это не дадут.
Но свидетельские показания того, кто занимался расследованием тогда, мне еще как пригодятся. Я-то на такую удачу и не рассчитывала.
Если он, конечно, намерен в самом деле честно делиться информацией, а не попытаться запудрить мне мозги.
Я вежливо наклонила голову, одновременно соглашаясь и прощаясь.
– Что ж… до встречи в участке, ниссард Рэмвилл.
Я уже сделала шаг от мобиля, когда полицейский вдруг, высунувшись, снова окликнул меня.
– Да, ниссард сыщик! Имейте в виду, доходный дом Оллинзов – приличное заведение. Не думаю, что ваша нанимательница одобрила бы вашу… ночную гостью. На первый раз я не стану сообщать ее представителю.
– Приму к сведению, – я снова кивнула, стараясь хоть на этот раз не покраснеть. Не краснеть!
А впрочем, говоря откровенно, у Патрика Вилкинса тоже есть причины смущаться.
Глава седьмая. Снова нисс Оллинз
“П. Вилкинс. Частный сыщик”.
Медная табличка смотрелась солидно… или мне так казалось?
Издалека не разглядишь – это тебе не вывеска шляпного магазина над парадным входом. С другой стороны, возможно, не все клиенты, нуждающиеся в услугах частного сыска, хотели бы, чтобы об этом все знали и замечали издалека. Пожалуй, все же скромная табличка – то, что нужно в моем случае.
Я стояла у черного входа… то есть нет. Надо отвыкать так говорить. У входа в свою контору! Словом, я любовалась только что повешенной табличкой, за установку которой заплатила, пожалуй, чуточку больше, чем могла себе позволить. Но это была необходимая трата!
Мой первый заказ практически завис в воздухе. С Лилеей Роминсон я встретилась еще раз после того как она, обеспокоенная донельзя, умчалась к потерявшему сознание мужу.
Как оказалось, ниссард Роминсон после странного обморока совершенно оправился и чувствовал себя прекрасно… правда, у него обнаружились провалы в памяти. Он не помнил, судя по всему, не только того, как шел в ломбард, но и всех своих отлучек из дома, вызвавших подозрения жены.
– Вы понимаете, он спросил меня, отчего я не надеваю любимую брошь – ту самую, которую сам унес! – ниссин Роминсон трагически всплескивала тонкими руками и прижимала их к груди. – Вы должны понимать, что в таких условиях… нет смысла продолжать за ним слежку. Разумеется, я оплачу ваши услуги и дам лучшие рекомендации…
– Погодите, – я чувствовала себя сбитой с толку. – Вы хотите сказать, что не желаете больше знать, куда он уходил, о чем забыл и что случилось с вашими драгоценностями?!
– Ах, какое это имеет теперь значение! – она даже отмахнулась. – Главное – мой муж снова любит меня, понимаете! Как прежде… как в юности!
Ниссин Роминсон извлекла из ридикюля белоснежный кружевной платочек и изящно приложила его к уголку глаза.
– Что до провалов в памяти – что ж… мой долг как любящей супруги – позаботиться о муже!
…Стоя перед входом в собственный дом, я мотнула головой, отгоняя воспоминание о ниссин Роминсон. О своем священном долге она говорила с должной патетикой и затаенной гордостью. Складывалось впечатление, что она готова поблагодарить неизвестного, нанесшего ее мужу магический удар. Подумаешь, провалы в памяти! А пропажа драгоценностей и раньше волновала ее куда меньше, чем собственные дикие подозрения, будто муж планирует ее убийство. Зато теперь он снова влюблен, да еще есть повод его опекать!
В итоге ощущения от первого заказа у меня остались чрезвычайно неоднозначные. С одной стороны – я кое-что заработала! Сама! В качестве частного сыщика! И клиентка осталась довольна! А что расследование не совсем завершилось – так ведь не по моей вине. И заказчица все-таки довольна. Причем куда больше, чем если бы я выяснила, что там происходит на самом деле, и предъявила подробный отчет с доказательствами вины ниссарда Роминсона в чем бы то ни было.