Да, сомневаюсь, что у несчастной были какие-то шансы ее высадить, да еще незаметно вставить обратно. Она должна была выйти через дверь. На которой стоит замок, да еще и тяжелый засов снаружи. Без посторонней помощи никак обойтись не могло.
На шорох я резко обернулась.
Рэндаф вопреки своему обыкновению неторопливо выплыл из стены – похоже, чтобы дать мне время собраться. Потому что он был не один.
– Да, да, здесь она и жила, – прошелестел седой, как лунь, старик. Выглядел он так, будто его и при жизни могло снести дуновением ветерка.
– Извини, пришлось задержаться, – повинился Рэндаф. – В клинике много духов… очень много. Но мало с кем из них тебе стоит разговаривать. Это сторож, он работал здесь до самой смерти. Здесь и остался. Ниссард Григ Комив.
– Да, да, – продолжал бормотать старичок, вызывая сомнения в том, что он в таком уж здравом уме.
– Ниссард Комив? – окликнула я, и названный поднял на меня глаза – неожиданно ясные. – Вы хорошо помните девушку, которая здесь жила? Вы знаете, как она отсюда ушла?
– Ушла, да… никто не видел, нет. Все ослепли тогда, все духи… как и в прошлый раз.
– В прошлый раз? – уцепилась я. – Когда исчезла Юна Эйфил? Вы помните ее тоже?
– Как не помнить, старый Григ всех помнит, да, всех… старый Григ еще при памяти. Григ не слепой и не глухой. Но тогда все ослепли и оглохли, все… Юна была хорошей девочкой. Говорила со старым Григом. Эрна боялась, Эрна кричала, всех боялась. Тоже письма все читала, как Юна, но боялась. Старого Грига, визгунью Мари, смеющегося Коллинза, всех. Юна не боялась, нет, она говорила…
– Погодите… – я почувствовала, как на затылке у меня зашевелились волосы. – Вы хотите сказать, что эти девушки… они обе были Видящими смерть?
Глава десятая. Призрак у озера
Лошадка неторопливо цокала по не слишком-то наезженной дороге, почти не понукаемая все тем же мрачным кэбменом. Ехать к озеру Лейр он откровенно не хотел, так что плату пришлось посулить двойную. У меня-то выбора не было.
– Лучше бы тебе отказаться от этого дела, – обеспокоенно зудел дядя Рэндаф. – Это может быть опасно! Как ты не понимаешь?! Опасно именно для тебя!
Я покосилась на кэбмена и упрямо сжала губы. Нет, отвечать дяде я не стану – может, возничий и не обращает на меня внимания, но лучше не рисковать.
Навык “не замечать” призраков, натренированный благодаря Рэндафу и Мурсу, сегодня мне уже немало пригодился. Потому что я не хуже дяди понимаю, что это может быть опасно именно для меня. Вот только это ничего не меняет.
Точнее, даже не так: теперь я просто обязана выяснить, что случилось с этими девушками.
После разговора со старым Григом ясно было одно: обе пропавшие девушки видели призраков. Едва ли они могли быть некромантками – любой магический дар ярко проявляется еще в детстве и никак не может остаться незамеченным. А безумного некроманта однозначно бы запечатали, иначе он мог бы быть слишком опасен для себя и окружающих.
Зато с Видящими все куда сложнее. Внешне дар никак не проявляется, если не считать поведения. Если он наследственный – старшие родственницы заранее знают, чего ожидать от ребенка, и все объясняют. А если дар проявился впервые в роду? Или если, как в случае с Юной Эйфил, речь идет о сироте, выросшей в приюте, где никто не знает ничего о ее предках?
В таких случаях сценарий может быть совсем неутешительным. Для всех окружающих ребенок однозначно не нормален. Более того – ничего не понимающая девочка может и сама поверить в свое безумие. Она видит то, чего нет, слышит голоса, испытывает странные чувства. И может даже действительно сойти с ума в бесплодных попытках не замечать, не видеть, не слышать…
Как именно девушки уходили из своих палат, Григ, увы, не видел.
Зато было совершенно очевидно: без посторонней помощи ни одна из пациенток не смогла бы выбраться из лечебницы. Да что там – даже из своей палаты! И “помогать” им должен был кто-то из персонала или как минимум допущенный в дом скорби.
Попытки пообщаться с персоналом почти ничего не дали. Еще два доктора – добродушный толстяк ниссард Корн и кудрявый юноша – кажется, энтузиаст от науки ниссард Лимар. Пожилая усталая уборщица, она же повариха. Санитаров удалось увидеть не всех – они работают посменно. Врачи вообще-то тоже, но ниссард Лимар, как я поняла, предпочитает проводить на рабочем месте даже свободное время, наблюдая за пациентами и динамикой их состояний.
Может быть, он и выкрал особо интересных пациенток для каких-то своих экспериментов?
А может, одному из хмурых неразговорчивых санитаров просто кто-то заплатил? Или…
Доразмышлять в доме скорби мне не удалось. Потому что в какой-то момент проплывавшая мимо по воздуху призрачная старуха зацепилась за меня взглядом – да так и впилась им, осознав, кто я.
– Ты ви-идишшь! – прошипела она, ткнув в меня узловатым полупрозрачным пальцем. – Видишшь!
Старуха громко расхохоталась, приплясывая в воздухе, а потом вдруг завопила что есть мочи.
И, разумеется, этот вопль слышала только я… и другие призраки. Которые стали слетаться отовсюду. Кто-то из них стонал, кто-то рыдал, кто-то смеялся. Они тормошили меня, пролетали сквозь меня, заставляя вздрагивать и отшатываться, кричали прямо в уши. На Рэндафа, пытавшегося призвать их к порядку, никто вовсе не обращал внимания.
А я в конце концов просто сбежала. Потому что поняла: еще немного – и я неизбежно выдам себя. Ниссард Дикард и без того уже странно посматривал. Неудивительно: меня просто трясло, лоб покрылся испариной. Лучше позорно сбежать, чем оказаться здесь… уже совсем в другом качестве.
Словом, отговорившись необходимостью осмотреть место, где нашли тело нисс Эйфил, я и в самом деле сбежала. И возблагодарила всех богов, что кэбмен меня все-таки дождался, а не укатил назад в город искать других клиентов.
Так что теперь я ехала, пытаясь под неумолчное зудение дяди осмыслить всю полученную информацию. Да… мне казалось, что мой дар дает исключительно преимущество в расследованиях. Но, оказалось, он же и немало меня ограничивает. Например, нормально допросить живых обитателей дома скорби, чтобы составить о них какое-то мнение, практически невозможно.
От сопровождения ниссарда Дикарда к озеру я отказалась – выспросила лишь, где именно нашли тело несчастной Юны. Если мои надежды оправдаются, лишний свидетель мне ни к чему.
– Будьте любезны, остановите здесь… и подождите меня. Не думаю, что задержусь.
Кэбмен, мрачно зыркнув, натянул поводья, и я выбралась из коляски.
Пологий берег озера зарос низко нависающими над водой деревьями и кустарником. На другом берегу, я знала, жители ближайших сел порой рыбачили, а ребятня и купалась, несмотря на запреты взрослых. Запреты не были напрасными: озеро всегда пользовалось дурной славой из-за обрывистого, с коварными омутами, дна. Раз в пару-тройку лет непременно находили очередного утопленника.
Собственно, на это я и рассчитывала.
– Надеешься, что она осталась здесь? – дядя, как обычно, беззвучно возник за моим плечом, и я оглянулась.
Возничему уже не должно быть ни видно, ни слышно меня из-за густой растительности. Я не зря просила остановиться подальше.
– Думаю, что могла, – я подошла уже практически к самой кромке воды, примеряясь, стоит ли идти дальше. Кажется, я довольно близко к тому месту, о котором говорил ниссард Дикард – “у плоского валуна в стороне от дороги”. Ага, вон, должно быть, и есть тот самый валун, только подойти к нему, не замочив ноги, будет непросто. – Особенно если смерть была насильственной. А если Юна и ушла, здесь может быть кто-то из прежних утопленников, видевших, что здесь…
Я осеклась, заметив движение у того самого валуна. Кто-то из местных рыбаков? Или…
– Юна? – повышать голос я опасалась – не хотелось бы, чтобы услышал кэбмен.
Пожалуй, надо все же подойти ближе. Есть вещи, которые стоят того, чтобы замочить ноги.
Густой кустарник подступал здесь к самой воде, так что пробираться в самом деле было непросто. Да, едва ли стоит рассчитывать на встречу с рыбаками именно в этом месте. Тем более, что совсем недалеко есть песчаный плес, где можно расположиться с удобством.
Девушка сидела на камне, болтая ногами в воде, и едва слышно что-то напевала себе под нос. Вопреки моим ожиданиям, на ней была не больничная бесформенная рубаха, а вполне приличное серое платье. Светлые волосы были забраны в узел на затылке.
Вот только туфель почему-то нет.
На меня она не обращала ни малейшего внимания.
– Юна? – я почувствовала, что в горле пересохло. – Вы – Юна, верно?
Девушка вскинула голову, будто только сейчас меня заметив – а ведь я подходила совсем не так уж тихо.
– Ты тоже, – задумчиво протянула она, не отвечая на мой вопрос. – Ты – как я.
– Пожалуй, – я с трудом верила себе. Да, я надеялась на эту встречу, но почти не рассчитывала на нее. – Юна, вы можете рассказать, что с вами случилось? Кто увел вас из дома скорби? Как вы здесь оказались? Вас кто-то… обидел?
Почему-то я так и не смогла произнести “убил”.
– Ты – как я, – повторила девушка. – Тебе надо спрятаться. Он хочет вернуть ту, другую. Она тоже как я. Но я не подошла. А она не сможет, не оставит. Вдруг увидит тебя? Лучше спрячься.
– Юна, кто – он? Что он сделал?
Она только пожала плечами.
– Он не виноват, – она чуть наклонила голову к плечу. – Ты знаешь, так бывает – кто-то хочет вернуть, кто-то хочет вернуться, а кто-то возвращаться не хочет. Но никто не хочет быть мертвым. Почему не хочет? Не знаю. На озере хорошо. Гораздо лучше, чем было там. Я тоже бы не захотела возвращаться.
Девушка тихонько рассмеялась, и я почувствовала подступающее отчаяние.
Она в самом деле безумна, кажется. Неважно, сошла она с ума в доме скорби или раньше – а может быть, обезумела по-настоящему и позже, после всего, что с ней случилось… что бы это ни было.