– Разумеется, – сухо кивнул Рэмвилл. – Ее опознали родные.
– Тогда… – мысли вихрем кружились в моей голове, перебивая друг друга. – Ваш некромант точно не дозовется на озере Юну Эйфил. И… время смерти не может быть около десяти часов. Более суток назад эта девушка была уже мертва.
В самом деле, ведь та девушка мне так и не представилась и не ответила на мой вопрос об имени. Я решила, что это Юна, потому что надеялась разыскать Эрну живой.
Рэмвилл был не прав, когда обвинял меня, и я зря казнилась, думая, что именно моя слишком заметная суета заставила преступника избавиться от Эрны. Эрна была мертва уже тогда.
А ведь я могла догадаться! Девушка определенно была безумна. А судя по рассказу старого Грига, Юна была вполне в себе и казалась окружающим сумасшедшей только потому что разговаривала с призраками. Зато Эрна всего боялась и постоянно кричала – похоже, дар в самом деле свел ее с ума.
Остался самый главный вопрос.
– Во что она была одета?
*
Снова заговорила я только когда дверь кабинета Рэмвилла захлопнулась за нашими спинами. Собраться с мыслями до сих пор не удавалось, а потому говорила я довольно сумбурно.
– Почему может так отличаться время смерти? Если она была мертва… что если на тело наложили какое-то замораживающее заклятие, вроде стазиса? Специально, чтобы запутать следствие. Ведь от времени смерти зависит то, на какое время преступнику нужно алиби…
Я едва ощутила, как мужчина мягко взял меня за плечи, подвел к креслу и усадил в него. После выглянул в приемную и что-то сказал своему секретарю, а затем снова закрыл дверь.
– И платье. Это серое платье было на призраке, понимаете? Если бы она просто сбежала, заблудилась и утонула, призраком она была бы одета или в привычную больничную ночную рубаху, или в любимую одежду, а не в то, в чем ушла…
Все так же путаясь в словах, я рассказала, почему по-разному выглядят призраки.
Рэмвилл, присевший передо мной прямо на край своего стола, с интересом слушал.
В дверь деликатно постучали. Глава доревилльской полиции поднялся, приоткрыл дверь и взял протянутую секретарем чашку, исходящую горячим паром. Снова запер кабинет.
И протянул мне чашку.
Я отхлебнула горячий напиток, едва ощущая вкус. Кажется, это было какао.
И едва не облилась, только сейчас обнаружив, что у меня дрожат руки.
Рэмвилл тактично сделал вид, что не заметил этого, и снова присел на край стола.
– Почему вы думаете, что это же не может быть и ее любимое платье? – уточнил он, как будто даже не пытаясь мне возразить, а уточняя. – Может, она специально нарядилась для побега. И призраком вернулась в нем по той же причине.
– А вы его видели? – я скептически фыркнула. – Вы видели этот жесткий воротничок? А это серое сукно?
– Полагаете, оно недостаточно… хммм… нарядное?
– Да нет же, оно просто неудобное! Хотя… пожалуй, вы тоже правы. Одежда может быть любимой, если в ней удобно или если она красивая. Хорошо бы и то и другое, но эта привилегия только для мужчин, – я покосилась на свой жилет. – Но здесь ни то ни другое. Оно скучное и очевидно неудобное – зато весьма приличное. Это платье явно выбирала ее матушка, а то и гувернантка. И, значит, призрак оказался в нем только потому, что именно в нем девушка погибла. И, значит, это точно была насильственная смерть!
– Интересно, – мужчина потер подбородок. – Надо же… должен признать, вам удалось меня удивить. Женский взгляд, оказывается, может быть весьма полезен.
Я снова фыркнула. Да уж… некромант-мужчина, даже увидев это платье, вряд ли мог бы сделать о нем какие-то выводы. Для этого надо попробовать походить в такой конструкции!
Во всяком случае, я точно знаю, что когда-нибудь, когда я умру и вернусь к своим близким, чтобы утешить их перед тем как уходить навсегда, я буду одета… во что-нибудь домашнее. В чем легко дышать и что нигде не давит и не впивается. Даже если дышать мне будет уже не нужно.
Хотя, пожалуй, мужская одежда тоже вполне подойдет.
– Главное – что мы можем уверенно считать, что это было именно убийство, – заключила я. – Несмотря на отсутствие следов борьбы.
– Пожалуй, полное отсутствие прижизненных повреждений тоже говорит в пользу этой версии, – задумчиво добавил Рэмвилл. – Ведь если бы девушка упала в воду, она могла подвернуть ногу на берегу, ссадить кожу при падении, она бы барахталась и за что-нибудь цеплялась. А она совершенно цела, как будто ее сначала усыпили…
– Или погрузили в стазис! – осенило меня. – И сняли его, когда девушка оказалась под водой!
– Она рефлекторно вдохнула – и легкие наполнились водой мгновенно! – подхватил мужчина, в глазах которого начал разгораться огонек азарта. У меня возникло ощущение, будто мы перебрасываемся мячиком для пинг-понга, подхватывая мысли друг друга. – А после тело извлекли и снова погрузили в стазис.
– И, значит, мы либо имеем дело с магом-целителем или бытовиком…
– Либо, что куда вероятнее, снова с артефактами или запрещенными ритуалами, – невесело хмыкнул Рэмвилл. – Но тот факт, что девушка не в больничной одежде, говорит о том, что собиралась она все-таки сама. Просто надела то, что было у нее в палате. Скорее всего, платье, в котором ее привезли родные. Если бы ее переодевали силой, остались бы следы.
На секунду возникла пауза. Я глубоко вдохнула, грея руки о горячую чашку.
– Письма, – напомнил бесплотный голос откуда-то из воздуха. Проявляться дядя Рэндаф не стал. Однако я поняла, о чем он.
– Старый призрак из дома скорби сказал, что и Юна, и Эрна постоянно читали какие-то письма, – медленно проговорила я. – Но Юна была сиротой, которую даже никто не навещал. Кто мог бы ей писать? Что если их обеих каким-то образом выманили – и сбежали они самостоятельно? Кто-то втерся в доверие каждой из них, писал письма…
– Письма еще должен был кто-то передавать, – нахмурился мужчина. – Кто-то из сотрудников.
– А значит, этот кто-то и помог им сбежать, – подхватила я, озвучив уже очевидное.
– И это должен быть кто-то, у кого есть ключи от всех помещений, – добавил мой собеседник. – А значит, исключаются все санитары. Это обычные работяги, и ключи от женских палат им никто бы не стал доверять. И… нам очень нужно заключение магов о точном времени смерти!
Я с невольным торжеством отметила про себя это “нам”.
– Зачем? – переспросила непонимающе. – Если тело было в стазисе…
– То убийца постарался сделать так, чтобы на предполагаемый момент смерти жертвы – тот самый, который определят наши маги, – у него было было нерушимое алиби. Чтобы отвести от себя подозрения, он должен был находиться в это время на глазах у как можно большего количества свидетелей. Желательно – уважаемых и вызывающих доверие. И можно с большей или меньшей вероятностью исключить всех подозреваемых, которые в это время были одни и ничем своего алиби подтвердить не могут!
Я восхищенно выдохнула. В самом деле! Обычно ищут того, у кого нет алиби. Но нам нужен именно тот, у кого на “неправильное” время алиби есть, и самое неоспоримое!
Я снова отхлебнула какао, наконец-то начиная чувствовать его вкус.
Вместе мы точно сможем вычислить и поймать этого мерзавца. Больше я в этом не сомневалась.
– Вы удивительная девушка, – сказал вдруг Рэмвилл, и я, вздрогнув, подняла на него глаза. – И прекрасно держитесь. Но одна домой вы сегодня не пойдете!
Глава шестнадцатая. Неловкие моменты
Кто бы мог подумать, как долго длится рабочий день главы полицейского управления!
А еще я, честно говоря, не думала, что глава этого самого управления лично проводит столько допросов.
С другой стороны, быть начальником управления оказалось очень даже удобно – не надо самому бегать по городу в поисках свидетелей и подозреваемых, их к тебе вызывают и приводят.
Я весь день сидела себе в уголке кабинета, наблюдала… и набиралась опыта, пожалуй.
Вся беда в том, что нельзя просто взять и арестовать полтора десятка человек только потому что один из них, скорее всего, убийца – или, по крайней мере, в сговоре с ним. Нужен определенный подозреваемый и основания для подозрений. Было бы неплохо, окажись искомым убийцей доктор Дикард – он все равно уже задержан. Вот только оснований подозревать его в попытке отравления меня – а значит, и в убийствах – ничуть не больше, чем кого-либо другого. У него была возможность, но вот доказательств и мотивов у нас по-прежнему не было. И на допросах он был ничуть не менее убедителен, чем все прочие.
За этот день в кабинете главы полицейского управления побывали все без исключения сотрудники дома скорби, все члены Доревилльского дамского общества, включая тех, кого на той самой инспекции не было, и даже некоторые из их мужей. А еще – все прочие попечители и жертвователи клиники и даже кое-кто из родственников пациентов. А еще – медиум нисс Мэрил и небо знает, кто еще! И, разумеется, уже знакомые мне некромант с консультациями, патологоанатом с заключением по результатам вскрытия, полицейский артефактор, еще какие-то эксперты и даже для чего-то архивариус Лукас Теймар – зять ниссин Факстон.
В потоке знакомых и незнакомых лиц я едва не пропустила неприметного мужчину средних лет со смутно знакомой фамилией. И только во время допроса смогла вспомнить, кто же такой ниссард Сойр. Штатный оператор телепорта, дежуривший в день исчезновения моих родителей, спешно уволенный после этого, переехавший в Доревилль… а еще находившийся в отъезде каждый раз, когда я пыталась его навестить. Определенно быть начальником управления полиции не так уж плохо. Тогда будто из-под земли берутся даже те, кто всегда “в отъезде” – как только они понадобятся.
Увы, допрос ниссарда Сойра тоже ничего не дал. Или такое впечатление, по крайней мере, сложилось у меня. Никаких связей с домом скорби у него не было, ничего нового по делу четы Оллинз он сообщить не мог.