Очнулась она совершенно в незнакомом месте, прежде всего поразившим ее своей тишиной. Попыталась разглядеть что-нибудь в полумраке, но не столько увидела, сколько почувствовала воткнутую в вену иглу и резиновую трубку, уходящую куда-то вбок и вверх. Анна попыталась шевельнуться, но не смогла и непроизвольно застонала. Тут же над ней склонилось незнакомое женское лицо, обрамленное белой косынкой:
— Очнулась, милая? — тихо спросила женщина. — Ну, вот и хорошо, все правильно.
— Где я? — почти беззвучно шевельнула губами Анна.
— В реанимации, милая. Почти сутки здесь, мы уж стали беспокоиться. Правда привезли тебя… поздновато. Но ничего, операцию сам профессор сделал, все будет хорошо.
«Какую операцию?» — хотела спросить Анна, но перед глазами опять все поплыло и она снова провалилась в беспамятство.
Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что находится в большом сумрачном помещении с несколькими койками. Капельница стояла рядом с ее кроватью, только игла была воткнута уже в другую руку. И туман в голове был не такой густой, она даже вспомнила, что уже приходила в себя, что лежит в реанимации после какой-то операции, и что все прошло довольно успешно. Но как она вообще сюда попала и что за операция? Неужели под машину попала? Ничего не вспоминалось, кроме того, как она вышла с работы и отправилась домой.
Страшно хотелось пить, но кого об этом просить и как она не знала. И тут, словно в ответ на ее немую мольбу, появилась медсестра. Вроде бы та, которая подходила в прошлый раз. Или другая? Эти косынки всех делают на одно лицо.
— Пить, — прошептала Анна.
Сестра молча, привычным движением протерла ей губы извлеченной откуда-то влажной салфеткой.
— Пока потерпи, — сказала она. — Скоро профессор посмотрит, решит, что тебе можно, а что пока нет. Сейчас утренний обход будет.
— Как я сюда попала?
— Как все — по «Скорой», — краешком губ усмехнулась сестра. — Сначала в операционную, потом — под капельницу. Скоро, наверное, в палату переведут, и так ты тут задержалась.
— Меня сбила машина?
Сестра изумленно приподняла брови:
— Машина? Нет, тебя вроде бы по другой части оперировали. По женской. Ты пока полежи молча, я тебе утренний туалет сделаю, а вопросы врачам задавать будешь. Договорились?
Анна молча кивнула, ошарашенная услышанным. Операция по женской части? Странно, с этим у нее вроде бы все было в порядке. Или — не совсем? Вдруг вспомнились неоправданные задержки и преждевременные кровотечения, периодические тянущие боли внизу живота, еще какие-то мелочи. А диспансеризацию она в этом году пропустила, что-то помешало, все откладывала. Вот и дооткладывалась.
В любом случае, любая беременность и выкидыш исключались: Евгений не прикасался к ней уже несколько месяцев. Кстати, он-то знает, что с ней произошло? И что с Шуркой? Неужели он дома один? Если верить сестрам, она здесь вторые сутки, как же там ее мужчины?
Глава вторая Не было бы счастья…
Поток ее невеселых мыслей прервало появление группы людей в белых халатах. Надо полагать, обещанный утренний обход. Ну, что ж, теперь хоть что-то прояснится.
— Как самочувствие? — спросил мужчина, который явно был главным в этой группе. — Что беспокоит?
— Пить очень хочется, — прошептала Анна.
— Естественно. Сейчас я вас посмотрю, если все в порядке, дадим попить, пора уже. Боли не беспокоят?
Анна покачала головой.
— Ну и славно. Теперь — только покой, лекарства и все будет прекрасно.
— А что со мной было?
— Опухоль, уважаемая…
Врач заглянул в медицинскую карту, услужливо протянутую ему кем-то из свиты, и продолжил:
—…уважаемая Анна Васильевна. С моей точки зрения, абсолютно доброкачественная, но результатов гистологии все равно придется подождать. Запустили вы себя совсем, раньше можно было бы лечением обойтись. А вы дотянули до операции.
— И что теперь?
— Ничего страшного. Правда, пришлось практически все удалить, но ведь вы рожать больше не собираетесь? Сын у вас уже есть, почти взрослый. Зато недомоганий периодических не будет, уже плюс.
— То есть я уже не женщина? — с ужасом спросила Анна.
Профессор укоризненно покачал головой и присел на краешек постели:
— Удивительный все-таки народ — прекрасный пол, — назидательно сказал он. — Если раз в месяц не… болеете, значит, не женщина? Смешно, ей-богу. Вы еще молодая, к тому же красивая женщина, запомните это, пожалуйста. Только вот супругу вашему совершенно не обязательно знать о некоторых… изменениях в вашем организме. Он может воспринять это… неадекватно.
— А что же я ему скажу? Кстати, он знает, что я в больнице?
— Знает, конечно. «Скорую»-то сын вызвал, он же и отцу позвонил… на работу. Вот переведут вас в обычную палату, повидаетесь с ними. А сказать можете… ну, скажем, про внематочную беременность.
— Исключено, — покачала головой Анна. — Беременность исключается в принципе.
— Вот как? Ну, тогда скажите, что вам удалили полипы, в подробности не вдавайтесь. Все наладится, Анна Васильевна, не грустите. Еще радоваться будете, что все так обошлось, помяните мое слово.
Медики отошли к другой койке, а Анна прикрыла глаза и попыталась осмыслить услышанное. Значит, ей стало плохо дома, а вовсе не по дороге с работы. Да, она же сидела в кухне пила чай и думала… О чем она думала?
Господи, да о разговоре с сыном, конечно! Неприятный этот разговор вдруг с предельной точностью ожил в памяти, вызвав сильное сердцебиение. Это был фактически разговор с чужим человеком, который не понимал ее и не хотел понимать. Как же так? Ведь она растила и воспитывала его совсем по другим принципам, по своим, и вот — такое. Где же она не досмотрела?
И как теперь быть с мужем? Профессору легко советовать, ничего не говорить или напустить туману. Во-первых, она не умеет врать, во-вторых, Евгений тут же поймет, что она говорит неправду. В-третьих, у него, практически здорового человека, какое-то патологическое отвращение ко всякого рода недомоганиям, и даже обычный грипп приводит его в состояние крайнего раздражения. С его точки зрения больной — значит, неполноценный. А она ведь действительно стала неполноценной…
Стоп. Это имеет какое-нибудь значение? Когда муж последний раз смотрел на нее любящими глазами? Когда замечал, хорошо или плохо она выглядит, во что одета? Для него она уже давно бесплатная домработница, а не жена. За последние годы случаи близости между ними можно было пересчитать по пальцам. Можно просто отмахнуться от вопросов, сказать, что это — скучные женские дела. Вряд ли он будет допытываться подробностей. Если первое его посещение пройдет нормально, то дальше все будет по-прежнему. Только вот с Шуриком нужно будет заниматься больше…
К вечеру ее действительно перевели в общую палату, и только тут Анна поняла, что попала все-таки в родную академическую больницу, а не в районную. Палата была светлая, четырехместная, с умывальником и зеркалом над ним, в холле стояли мягкие кресла и цветной телевизор. Правда, мебель знавала лучшие времена, да и все помещение требовало хотя бы капитального ремонта, но это уже были такие мелочи, на которые не стоило обращать внимания.
Палата подобралась на редкость удачная, в плане уживаемости. Две молодые девицы-аспирантки отлеживались после «плановой чистки», точнее, весь день пропадали в соседнем урологическом отделении, где резались в преферанс. Третья пациентка была ровесницей Анны, ухоженной и уверенной в себе женщиной, супругой директора одного из академических издательств. Представилась она Инной и тут же повернула дело так, что Анна оказалась как бы под ее опекой и покровительством.
Анне было все равно. Она вполуха слушала бесконечные истории Инны о поездках с мужем на модные заграничные курорты, о хлопотах с машиной и ремонтом в квартире, об интригах коллег… Детей у Инны не было, как не было и желания ими обзавестись, поэтому перенесенную операцию, точь-в-точь такую же как у Анны, она рассматривала как гигиеническую процедуру.
— Слава Богу, убрали лишнее. Аппендицит-то мне еще в школе вырезали.
— Но это же не аппендицит, — робко пробормотала Анна.
— Это хуже! — безапелляционно заявила Инна. — Сколько времени я потратила на всякие дурацкие курорты, точнее, на процедуры, на лекарства, на хождение по врачам. Про деньги молчу, на потраченные можно было две машины купить. И все равно то и дело что-то болело. Теперь — свобода! Никаких критических дней, никаких головокружений, тампонов и прочей ерунды. И свидания переносить не придется…
— Свидания? — удивилась Анна.
— Ну да, с любовниками. Что ты на меня смотришь круглыми глазами? Муж — это муж, я его люблю, если хочешь знать. А любовники — это для самоуважения, для здоровья. Для поддержания тонуса. Гормональная терапия. Теперь мне это тем более будет нужно, естественный-то процесс уже не пойдет.
Анна даже не знала, как на это реагировать. Супруга Инны она видела каждый вечер: он приезжал навещать жену с букетами цветов, роскошными коробками конфет, фруктами. Еще не старый, но совершенно седой мужчина, импозантный, подтянутый, исключительно вежливый. Жену явно обожал, достаточно было видеть, какими глазами он на нее смотрел. Какие тут еще могут быть любовники?
— Осуждаешь? — спросила как-то Инна, когда, проводив супруга, вернулась в палату. — Понятное дело. Эдик, конечно, мужик экстра-класса, но рядом с ним от тоски мухи дохнут. И в постели, прямо скажем, так себе…
— Я не осуждаю, — вздохнула Анна. — Я просто не понимаю…
И неожиданно для самой себя рассказала Инне историю своего брака и про свою семью. Та слушала, не перебивая, только порой иронически кривила губы. Наконец, Анна выговорилась и замолчала.
— Все ясно, — сказала Инна. — Типичный совок, даже скучно. Разбаловала ты своих мужиков, Анка, вот что плохо. Сынуля твой обожаемый сюда носа не кажет — это понятно, парню в такое отделение соваться неловко. Но благоверный-то твой сколько раз был. Один? Или два?