— Хватит, — просипел незнакомец, не открывая глаз. — Лучше дай мне воды.
Хватит, так хватит. Я не стала спорить. Вскочила и отошла подальше. Если бессознательный незнакомец вызывал жалость, то вот такой, хватающий за руки — страх.
Может, не надо было тащить его домой? Оставила бы волкам, и животные поужинали, и сама спала бы спокойно.
Я налила в кружку соснового отвара и принесла незнакомцу. Надо бы его посадить, но я вдруг оробела прикасаться к нему. Так и стояла над ним, не решаясь двинуться. А потом рассердилась на себя. Если уж не смогла остаться в стороне и притащила домой, надо спасать до конца.
Я помогла ему приподняться и поднесла кружку к губам. Мужчина осушил её в несколько жадных глотков, а затем распахнул небесно-синие глаза.
24
И правда, как летний полдень. Я загляделась, почти утонула в этой синеве, совсем позабыв о своих недавних опасениях.
В это время незнакомец тоже меня изучал. Мазнул взглядом по глазам, носу, а на губах задержался. Улыбнулся, удовлетворённо так, по-мужски.
Я покраснела и вскочила на ноги. Мужчина кулем свалился обратно на лежанку, ударившись затылком. Он глухо застонал, не делая попытки приподняться. Мне стало стыдно. Я его спасаю или добить хочу?
Но и приближаться уже не спешила.
— Кто вы… — начала было, но тут же поправилась: — Кто ты такой?
На «вы» друг к другу обращаются только аристократы. А мне не хотелось, чтобы незнакомец знал, кто я такая. Да и на графиню я сейчас никак не походила. Вообще женщину во мне выдавали только длинные волосы, собранные на затылке. Теперь буду косу заплетать, чтобы походить на крестьянку.
Мужчина некоторое время молчал. То ли собирался с мыслями, то ли придумывал подходящий ответ, а может, прикидывал, как сподручнее на меня наброситься.
Впрочем, последнюю версию пришлось откинуть. Слишком слабым выглядел незнакомец. И он не притворялся. Ему явно было очень плохо.
Вот только почему? Порез, конечно, выглядел жутковато: длинный, глубокий и сильно кровил, пока я не полила его самогоном. Но всё же это была лишь царапина, вряд ли она сумела бы так ослабить здорового мужчину.
Только если он не был изначально болен. И теперь эта смертельная болезнь добивает его в моей кухне.
Лишь бы не зараза какая!
А то придётся перебираться в людскую, а этот флигель сжигать. Я лишь представила, сколько вещей потеряю сразу, и мысленно застонала. Ещё и запас еды под вопросом.
К счастью, мои панические мысли перебил хриплый голос незнакомца.
Правда, произнёс он лишь одно слово.
— Морейн.
— Кто ты такой, Морейн? — не отступала я.
Он снова задумался, прикрыв глаза.
И мне это сразу не понравилось. Честный человек всё о себе рассказывает, не заставляя вытаскивать информацию клещами.
— Говори, кто ты такой, иначе выкину тебя на улицу! — пригрозила я. Но это были лишь слова. Сегодня у меня хватит сил только на печь залезть. И то постараться придётся.
Незнакомец больше не реагировал. Возмущённая его поведением, я даже приблизилась и потрясла за плечо. Чего это он меня игнорирует?
И не сразу поняла, что Морейн спит. Или снова потерял сознание.
У меня тоже не оставалось сил. И всё же я отрезала широкую ленту от сорочки, с грустью осознавая, что от неё уже почти ничего не осталось. Перевязала рану незнакомцу, накрыла его одним из колючих шерстяных одеял, найденных в людской. И лишь затем затушила свечи и полезла на печь.
Я была уверена, что всю ночь проворочаюсь с боку на бок, толком не выспавшись. Разве можно расслабиться, когда в доме посторонний мужчина?
И тут же уснула.
Мне снился Гилберт. Он стоял на льду реки в окровавленной рубашке, разрезанной на животе, и грозил мне кулаком. Я увидела, как к мужу подкрадывается волчья стая, и отвернулась.
Проснулась поздно. Солнце уже заглядывало в окошко. И это заставило меня подскочить с постели.
За недели, проведённые в Дубках, у меня уже выработался определённый распорядок дня. Его неукоснительное соблюдение давало ощущение душевного равновесия. А ещё помогало всё успевать.
Вчера вот даже время свободное осталось, чтобы погулять.
Воспоминания о вчерашней прогулке вихрем пронеслись в голове. Как я могла забыть, что притащила в дом незнакомого мужчину⁈
Морейн по-прежнему лежал на спине и, кажется, спал. По крайней мере, его грудь под одеялом равномерно приподнималась при каждом вдохе.
С полминуты я смотрела на него, желая подловить на притворстве. Но, похоже, мужчина действительно спал.
И чего я так на него взъелась?
Попал человек в беду. Бывает. И тому, что не говорит о себе, наверняка есть логичное объяснение. Например, у него нет на это сил.
Я решила больше его не пытать. И не грозить выдворением за ограду. Пусть сначала поправится, потом решу, что с ним делать.
Я приступил к своим ежедневным делам. Растопила печь. Промыла замоченную со вчера фасоль и поставила её вариться. Набрала сосновых иголок и бросила во второй чугунок. Потом отправилась в дровяник.
Когда вернулась, заглянула к незнакомцу. Он приподнялся на локте и выглядывал из-за печи. Взгляд так быстро устремился ко мне, что стало понятно — ждал.
Я смутилась этой нетерпеливости и поспешила скрыться за печью, но меня остановил хрипловатый голос.
— Подожди… — попросил Морейн. — Подойди ко мне.
Замерев на мгновение, я всё же вернулась к нему.
— Мне… — казалось, что ему трудно подбирать слова. — Мне нужно на улицу…
Теперь уже смутился он. И добавил совсем тихо:
— Помоги встать.
Я чуть не стукнула себя по лбу. Ну конечно же, у его организма тоже есть потребности. А для этого нужно выйти во двор. Я-то с первых дней протоптала тропинку к небольшой деревянной будочке, стоявшей шагах в двадцати от флигелей. Но сможет ли Морейн туда дойти?
Я помогла ему подняться с постели, подставив плечо. Мужчина оперся на меня, и я, не сдержавшись, охнула, настолько тяжёлым он оказался. Шли мы медленно. Морейн с трудом переставлял ноги и пошатывался от слабости. Я в очередной раз отогнала мысль о заразной болезни. Всё равно уже поздно. Второй день таскаю его на себе. И целовала. И раздевала. И рану промывала.
Теперь остаётся только надеяться на лучшее.
У двери я прислонила его к стене и сняла с гвоздя свой тулуп.
— Надевай, там холодно.
Надевать мне тоже пришлось самой. Подопечный лишь послушно и старательно выполнял команды — медленно поворачивался, поднимал руки.
— Ты не подумай, я не болен, — озвучил он мои мысли тем же негромким хриплым голосом.
— А чего тогда на ногах не стоишь? — буркнула я, сердясь, что незнакомец так легко меня прочитал.
— Истощение, — пояснил он и очень тихо, на грани слышимости, добавил, — магическое.
25
Но я услышала.
— Магическое⁈ Так это не сказка⁈
— Погоди, не тряси меня, а то упаду, — только тут я заметила, что и правда схватила его за полы тулупа и встряхиваю при каждом слове.
А нечего тут интригу разводить!
Но тулуп отпустила. Даже сделала шаг назад и уставилась на Морейна, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что не сдвинусь с места, пока не услышу ответы.
Незнакомец вздохнул. Выражение его лица очень ясно говорило, что Морейн сожалеет о своей несдержанности. Но выбора у него не было.
— Ладно, — наконец проговорил он, — отведи, куда договаривались, и я всё тебе расскажу.
— А не обманешь? — а выражение моего лица должно было донести до одного малознакомого человека, что ему не очень-то доверяют.
Похоже, читать по лицам друг у друга мы уже научились. Это радовало.
— Обещаю, — выдохнул Морейн, но тут же мстительно добавил: — Если не поторопишься, можно будет и не выходить.
Я спохватилась, подставила ему плечо и распахнула дверь. Под накинутой на плечи шалью скользнуло холодком. Мороз крепчал. Надо будет на ночь побольше протопить.
С крыльца мы спускались долго. Каждая из двух ступенек сдавалась нам как бастион — ценой многих усилий. Морейн наваливался на меня чуть ли не всем своим весом. Казалось, что бессознательного его и то было легче тащить.
Добравшись до угла дома, я остановилась и прислонила его к стене.
— Всё, давай здесь, я отвернусь.
— Нет, — упрямо набычившись, он смотрел на будочку, — веди туда.
Ну ладно. Хозяин — барин, как говорила моя бабушка.
Эти двадцать шагов дались нам ещё тяжелее, чем спуск с крыльца.
Всю дорогу я выговаривала сама себе за то, что так и не расчистила тропинку. Мне-то бегать было удобно — знай себе прыгай в провалы от своих же следов. С тяжкой ношей на плече попрыгать уже не выходило.
После того как я во второй раз не удержала Морейна и уронила в сугроб, а потом вся извозилась в снегу, пока мы оба поднимались, мои нервы не выдержали.
— Всё! В следующий раз пойдёшь без меня! Или терпи, пока не наберёшься сил! — злясь, я отряхивала снег с его, то есть моего, тулупа сильнее, чем требовалось. Морейн пошатывался, но молчал.
Хорошо, что мы уже добрались до будки. Соблазн бросить его здесь, и пусть выбирается, как знает, был очень велик.
Когда я открыла дверь туалета и снова подставила плечо, Морейн меня отстранил.
— Дальше я сам, отойди.
Но отойти я не смогла. Так и смотрела, как очень слабый физически, но крепкий духом мужчина преодолевает препятствие. Когда он наконец сумел закрыть за собой дверь, я всё же отошла на несколько шагов. Не хотела смущать его и себя.
Но сначала крикнула:
— Если провалишься, вытащить тебя я не смогу!
Морейн ничего не ответил. А может, я не сумела разобрать его слов из-за скрипа снега. Но пообещала себе, что сделаю тут нормальную тропинку. Давно собиралась заняться расчисткой снега. Вот отсюда и начну.
Спустя минуту или две я замёрзла и стала прислушиваться. Из будочки не доносилось ни звука. Я начала волноваться. Уже собралась забыть о смущении и посмотреть, в порядке ли мой гость, как дверь, скрипнув, открылась.