Засова на двери не было. Только крючок, который накидывался на петлю, сделанную из гвоздя. Выглядело это не слишком надёжно. К тому же, если потянуть дверь на себя, появлялась узкая щель, в которую можно подглядывать или подслушивать. Или вообще откинуть крючок лезвием ножа и зайти, когда я меньше всего этого ожидаю.
Картинка в голове нарисовалась так быстро, словно только и ждала, когда я это представлю. Я задержала дыхание, чтобы не выдать себя, и прижалась ухом к двери. Если попытается открыть, всё ему выскажу и уйду. Не смогу раздеться, если не буду уверена в своей безопасности.
Снаружи некоторое время было тихо. Затем скрипнул доска на крыльце. Я замерла, паника внутри нарастала, пульсируя в голове. Неужели вы напрочь лишены благородства, господин Морейн?
Я уже собралась открыть дверь, высказать магу всё, что о нём думаю, и запереться в кухне. Обойдусь и без бани. Раньше жила же как-то.
Но раздавшийся скрип снега под ногами и удаляющиеся шаги заставили меня сожалеть о дурных мыслях. Пора уже перестать бояться и привыкнуть, что Морейн не похож на Гилберта. Он не станет пользоваться беззащитностью женщины.
Полностью успокоившись, я разделась в предбаннике, оставила одежду на лавке и открыла дверь в баню. Мне в лицо пахнуло горячим паром. Кожа тут же покрылась бисеринками пота. А я ощутила, какой грязной была всё это время.
С тех пор, как я притащила в дом Морейна, у меня не было возможности вымыться или сменить одежду. Присутствие мужчины во многом ограничивало. Всё-таки хорошо, что он теперь будет жить отдельно.
Обретённая свобода и личное пространство, принадлежащее только мне, стали самой большой ценностью в моей новой жизни. Я не жалела, что спасла Морейна. Он порядочный человек, умеет готовить и топить баню. Но все эти дни, проведённые с ним, мне очень не хватало уединения.
Господская баня в Дубках была не слишком большой. Мы мылись вдвоём с бабушкой. Нам хватало двух лавок, чтобы сидеть. Холодную воду наливали в большую деревянную бочку, горячая грелась в баке на печке-каменке, а уже из них мы с бабушкой черпаками наполняли деревянные шайки.
Слуги и работники пользовались своей мыльней в деревне за садом. Правда, в ней я никогда не была.
В детстве мне не слишком нравилось ходить в баню. После неё волосы и одежда пропитывались особым банным духом. Прогорклым дымом, запахом берёзового веника, вымоченного в воде, и влажностью.
Но сейчас я вдохнула этот аромат и почувствовала, как на глазах выступают слёзы. Это был запах моего детства.
От каменки несло жаром. Я зачерпнула горячей воды из бака, затем холодной из бочки. Шайка наполнилась быстро. Я села на лавку под полком, где обычно парилась моя бабушка. Я излишний жар не любила. Потом у меня кружилась голова. И все бабулины рассказы о пользе для кожи, распаренной веником, пропускала мимо ушей.
Сначала намочила волосы, а затем, стоя, вылила на себя всю воду из шайки и наполнила её заново. Воды было много. Можно не жалеть. И бак на каменке, и бочка после Морейна опустели едва ли на четверть.
Так что я с удовольствием обливалась, пока не задумалась — откуда он взял столько воды?
Я ведь на собственном опыте знаю, что из полного ведра снега получается едва ли четверть воды. Сколько снега нужно было набрать, чтобы наполнить и бак, и бочку?
Как Морейн это сделал? Снова магия? Или он сумел подобраться к колодцу?
Я так и не решилась туда лезть, предпочтя обходиться снегом. Всё это сооружение с подвижной жердиной и ведром не вызывало у меня доверия. К тому же из-за воды там очень скользко. Бабушка запрещала мне подходить к колодцу. И этот запрет я предпочитала не нарушать.
В жарко натопленной бане с обилием воды я совершенно расслабилась и забыла обо всём. Тщательно намылила волосы и начала массировать пальцами кожу головы.
Скрип входной двери застал меня врасплох. Я сжалась на лавке, прислушалась, одновременно судорожно смывая пену с глаз одной рукой, а другой стараясь прикрыться. Но разве подобное возможно?
Дверь из предбанника приоткрылась, оттуда повеяло холодным воздухом. И голос Морейна пообещал:
— Оливия, не бойся, я не буду смотреть…
Но я не дослушала. Я набрала воздуха и завизжала во всю мощь своих лёгких.
38
— Оливия, пожалуйста, не кричи! — попросил Морейн из-за двери, когда я замолчала.
Мне наконец удалось смыть мыло с глаз, теперь я видела, что маг стоит в предбаннике и не пытается войти.
— Что тебе надо? — голос дрожал, как я ни старалась казаться смелой.
— Я достал твой саквояж, теперь ты можешь нормально искупаться со всеми этими женскими штучками, — а вот его голос сочился самодовольством.
— Уходи, — глухо выдавила из себя.
— Хорошо, я оставлю его в предбаннике, а сам буду снаружи.
— Уходи, — повторила я, стараясь не сорваться в истерику.
Наконец услышала, как наружная дверь скрипнула и закрылась. Несмотря на горячий пар, меня знобило. Поведение мужчины, которого я знала лишь несколько дней, выбило меня из колеи. Я поняла, что Морейну плевать на мои границы, мои просьбы, уважение, наконец.
Аристократ ли он вообще? Казалось, маг никогда не слышал о правилах хорошего тона, нарушая их одно за другим.
Чувствуя, как дрожат от пережитого ноги, я поднялась и двинулась к двери. Выглянув в предбанник, убедилась, что Морейн ушёл. Быстро накинула крючок обратно на петлю. Но это уже не внушало чувства безопасности.
Едва взглянув на лежащий на лавке саквояж, я вернулась в баню. Быстро сполоснула волосы, смыла с кожи мыло и помчалась одеваться. Обернула волосы холстиной и выскочила на улицу.
Морейн ждал на тропинке. Увидев меня, он заступил дорогу.
— Ты забыла саквояж, — произнёс с обидой.
Я не могла понять, на что он обижается. Ведь это Морейн вскрыл дверь и забрался в баню, где я мылась обнажённой. Это я должна обижаться, а не наоборот.
— Потом заберу, — проговорила я, пытаясь пройти мимо.
Но Морейн не позволил. Он схватил меня за предплечье.
— Отпусти, — попросила я, чувствуя, как где-то в горле колотится сердце.
Маг не слушал. Он держал крепко, ещё и преодолел разделявший нас шаг, и теперь стоял вплотную ко мне. Я вздохнула, и ноздри заполнил запах Морейна. Чистой кожи, того же пахучего мыла, которым пользовалась я, отдающей сыростью одеждой. Тело мага было горячим, несмотря на мороз.
Эмоции захлестнули меня. Я подняла голову и встретилась с его взглядом. Морейн пристально всматривался в моё лицо, словно пытался найти в нём ответы на мучающие его вопросы.
— Почему ты такая холодная? — наконец спросил.
— Замёрзла, — прошептала я, чувствуя, как от волос вниз по спине пробирается холод, вызывая дрожь.
— Почему ты такая холодная здесь? — маг положил руку мне на грудь, указывая, где таится лёд.
На это мне нечего было ответить. Сковать сердце ледяной бронёй когда-то оказалось единственным способом сохранить себя. Но я не собиралась посвящать Морейна в подробности моей супружеской жизни.
— Это тебя не касается, — сообщила ему.
Он так пристально смотрел на мои губы, словно пытался прочитать по ним ответ. Губы тут же пересохли. И я, сама того не осознавая, облизала их.
Морейн счёл это сигналом к действию. Он обхватил ладонью мой затылок, медленно притягивая к себе. Мысли юркими мышами прыснули в стороны. В голове стало удивительно пусто и легко.
Я смотрела на приближающееся лицо Морейна и не сопротивлялась. Напротив, я ждала этого поцелуя. Но вспомнила, зачем поцелуи ему нужны. И спросила.
— Ты хочешь пополнить резерв?
Морейн недоумённо моргнул, словно тоже забылся. А потом мои слова дошли до него.
— Нет, — хрипло проговорил он, — я просто хочу тебя поцеловать. Позволишь?
И застыл на таком расстоянии от моего лица, что раскрытая ладонь едва бы прошла между нами. Мне стоит лишь качнуться вперёд, и наши губы встретятся. Нужно только одно движение.
Морейн ждал, он в самом деле ждал моего решения, не прикасаясь ко мне. И я видела, что это ожидание давалось ему непросто. Напряжение росло, его взгляд потемнел, с губ срывалось учащённое дыхание.
Я хотела позволить. Хотела, чтобы это произошло.
Но… не могла.
Поэтому спросила:
— Если скажу «нет», отпустишь?
— Отпущу, — нехотя признался Морейн, всё же не выдерживая и прижимаясь лбом к моему лбу.
— Нет, — выдохнула я.
Он не сразу расслышал или просто не мог поверить, поэтому некоторое время продолжал удерживать меня. Но потом отстранился, позволяя мне пройти.
Я не стала мешкать, неуверенная, что Морейн не передумает. Сначала просто шла по тропинке, а потом припустила со всех ног. Взлетела по ступенькам, распахнула дверь и, лишь оказавшись внутри флигеля, смогла перевести дух. Но долго стояла, опершись обеими руками о стену и пытаясь прийти в себя. Эмоции внутри меня бушевали, кровь бурлила, требуя вернуться и продолжить начатое.
Стук в дверь заставил меня встрепенуться. Он всё же хочет настоять на своём? Не желает меня отпускать?
Эмоции смешались, свились в тугой комок. И было уже непонятно, чего во мне больше — желания или страха. Чего я хочу, чтобы Морейн ушёл или заставил меня открыть дверь?
Не выдержав этой пытки, я отодвинула засов. Распахнула дверь.
На крыльце сиротливо лежал мой саквояж. А во флигеле напротив хлопнула дверь, оставив меня наедине с моими сомнениями.
39
Я забрала сумку и снова закрыла дверь.
Моё желание остаться одной ещё несколько минут назад было очень сильным. Но теперь, когда это произошло, дом показался мне до странности пустым. В нём стало слишком много места.
Я сняла верхнюю одежду и поставила саквояж на лавку. Он был сырым и пах мокрой кожей. Металлические детали покрылись мелкими пятнышками ржавчины.
Не уверена, что его получится спасти. Впрочем, пусть сначала высохнет, а там посмотрим.
Я открыла саквояж и начала вынимать из него вещи. Сверху лежал мой дорожный несессер с мыльными принадлежностями и средствами для ухода. Ниже свёрнутое в неопрятный ком бельё. Я удивилась, что Кэти оказалась такой неаккуратной горничной и не уложила вещи, как следует.