Да и в остальных людях я стала различать знакомые черты. Наклон головы, походка, сутулость или слишком прямая спина.
Неужели…?
Додумать я не успела. Морейн развёл руки в стороны, и я не поняла, нет, почувствовала, что сейчас случится непоправимое.
— Стой! — закричала, одновременно бросаясь на мага.
Я толкнула его в спину, используя вес своего тела. Не ожидавший нападения с этой стороны, Морейн не устоял. Он повалился лицом в грязь, а я упала на него сверху.
— Морейн, нет, не надо, это не враги, это друзья, — сбивчиво зашептала ему в ухо, одновременно пытаясь слезть с него и подняться.
Удалось это не сразу. Сам Хант тоже трепыхался подо мной, из-за чего я пару раз ткнула его лицом в землю. Случайно, разумеется.
Решив, что извинюсь позже, я наконец вскочила и побежала вперёд.
— Оливия, стой! — велел мне Морейн, но я его не услышала.
Телеги уже преодолели большую часть пути и подъезжали к усадьбе. Я могла хорошо разглядеть каждое лицо.
— Насья! Насья! — кричала я, мчась ей навстречу. Меня переполняла радость и ликование.
— Ох ты ж, барышня! — кухарка всплеснула руками. — Живая! Слава богам!
Её лицо скривилось, как всегда перед слезами. Но Насья стоически вытерла повлажневшие глаза уголком платка и продолжила идти вперёд. В этот момент я бросилась ей в объятья.
— Насья! Как же хорошо! Насья! — другие слова совершенно выскочили у меня из головы. И с языка срывалось только имя близкого человека.
Кухарка всё-таки разрыдалась. По-бабьи громко. Навзрыд и с причитаниями. Ещё и перегородив телегам путь.
Караван остановился.
— Тю тебя! — прикрикнул на Насью старый Венс, управляющий близстоящей телегой. — Хватит голосить, оглашённая! Барышня жива. Всё с ней хорошо. Доброго здоровьичка, барышня, — старый конюх склонил голову, приветствуя меня.
— Здравствуй, Венс, — я улыбалась, чувствуя себя совершенно счастливой.
Поздоровавшись с каждым и выслушав приветственные слова, наконец двинулась обратно в усадьбу.
В воротах стоял помятый и испачканный Морейн. Выражение лица у него было хмурое. К счастью, руки, свободно опущенные вдоль тела, успокоили меня тем, что никой магической атаки Хант не замышляет.
Теперь.
Но ведь готовился встречать обычных крестьян колдовством. За кого же он их принял? Мне показалось, Морейн ждал кого-то конкретного. Против кого поможет только магия.
Или за эти месяцы он так сильно отвык от людей, что при виде четырнадцати человек сразу слишком перенервничал?
Я вновь посмотрела на Ханта. Нервным он не выглядел. Напротив. Собран и спокоен. Готов к любым неожиданностям.
В груди кольнуло.
Я вдруг очень чётко и ясно поняла, что совсем не знаю своего возлюбленного. За эти месяцы в уединении он едва ли на пядь приоткрыл для меня завесу своей жизни. Морейн почти не рассказывал о себе. А я особо не спрашивала, не зная, что именно нужно спросить.
От мыслей меня отвлекла Насья.
— Это что за барин там стоит? — она кивнула на Морейна и добавила: — Которого вы мордой-то по грязи повозили.
И тут меня пронзило пониманием — нужно же как-то его представить. А ещё объяснить, почему я жила здесь с мужчиной, который не является мне ни родственником, ни мужем.
Меня бросило в жар. Щёки заалели, как и кончики ушей.
— Это… это… — я снова чувствовала себя нашкодившей девчонкой, пытающейся быстро придумать объяснение своим шалостям. — Это мой телохранитель.
Выпалила и только тогда задумалась — достаточно ли будет этого объяснения.
Оказалось, достаточно.
— Это вы, барышня, правильно телохранителя-то наняли. Одной-то тут несподручно. Мы, как узнали, что муженёк-то ваш помер, а вы-то в Дубки отправились. Да одна-одинёшенька. Так чуть сами не померли со страху. В Дубках-то давно никого нет. Ваш-то муженёк нас и выпер. Вот сразу, как вы к нему в столицу-то поехали, так его управляющий и припёрся. Бумагой всё махал. Мол, распоряжение вашего нового господина. Выселяют вас за перевал.
— Значит, это граф Дайн заставил всех покинуть усадьбу? — я так и знала, что это Гилберт! Мерзавец!
— Он, он, смилуйтесь боги над его душой. Управляющий-то сказал, вы свои вещи берите, а барские не трогайте. Пусть всё на местах лежит. Сам всё ходил и смотрел, чтобы мы, значит, вашего имущества с собой не увезли. Да мы разве что взяли бы!
Насья махнула рукой. Несправедливое отношение до сих пор жгло обидой сердце доброй женщины. Я обняла её одной рукой и, не останавливаясь, положила голову ей на грудь.
— Как же я рада, что вы приехали. Ты мне сейчас всё-всё расскажешь, и как вы жили, и почему вернулись. И всё остальное.
— Конечно, барышня, с радостью, — Насья снова вытерла глаза платком.
А я наткнулась на хмурый взгляд Морейна. Маг явно был зол. То ли потому, что я поваляла его лицом по грязи, то ли потому, что не послушалась и убежала одна встречать своих людей.
Ему очень хотелось меня отчитать, но при посторонних он этого делать не стал. Тоже понимает, что теперь придётся беречь мою репутацию. По крайней мере, я надеялась на это.
Едва мы приблизились к воротам, как я громко объявила.
— Дорогие мои, прошу любить и жаловать! А ещё слушаться как меня. Это Морейн Хант — мой телохранитель.
Лицо мага вытянулось от удивления. Но затем он склонил голову в знак согласия. Тоже понял, что так будет лучше?
— Здрасте, барин, — поздоровалась Насья и прошла мимо него в ворота.
57
Жизнь в усадьбе сразу забила ключом.
Насья никому не позволила отдыхать с дороги. Часть людей оставила приводить в порядок Дубки, а вторую отправила заново обживать деревню.
При виде запущенного вида усадьбы кухарка горестно всплеснула руками.
— Ирод! Вот ирод! Да разве ж так можно, — сетовала она, обходя двор и подмечая недочёты.
На одном из флигелей просела кровля. По стене другого позли чёрные разводы, грозя разрастись плесенью. Деревья и кустарники давно просили стрижки.
Только при виде огорода Насья приподняла брови и одобрительно хмыкнула.
Когда она увидела теплицу, я солгала во второй раз. Сказала, что это стекло, которое принёс Морейн. На вопрос, где взял, пожала плечами. Мол, не знаю, не спрашивала. Пусть сам что-нибудь придумывает.
Впрочем, кухарка не стала вдаваться в подробности происхождения материала, её больше заинтересовали выращенные магом овощи. Вот на этой почве они с Морейном и сошлись.
Управляющего у нас не было. Я при хозяйственных вопросах терялась и отправляла к Ханту или Насье. Так эти двое неожиданно захватили власть в Дубках.
Я пыталась помогать, но меня сразу же поставили на место.
— Барышня, да куда вы своими ручками-то⁈ Вы поглядите, какие они у вас стали — все в цыпках и мозолях. Смотреть тошно. Куда вам ещё полы мыть⁈
Мои возражения, что я многому научилась за эту зиму и могу помочь, Насья отмела сразу. Даже слушать не захотела.
Чуть я пыталась спорить, она звала на подмогу Ханта, которого упрямо звала барином. А с её подачи это обращение подхватили и остальные люди.
Мне удалось отстоять лишь одно — в первый день люди, уставшие за время пути, работали только до обеда, а потом отправились отдыхать. По крайней мере, те, кому удалось ускользнуть от цепкого взора кухарки.
За день, проведённый с Насьей, я узнала все подробности отъезда из Дубков.
Управляющий Дайна и его люди не только не велели трогать господских вещей, они ещё следили, чтобы это требование выполнялось неукоснительно.
Поэтому мой плащ так и остался в передней. Горничные собирали свои вещи.
Насье распоряжение покинуть усадьбу показалось странным.
— Чегой-то господину графу вздумалось переселять нас? Чем мы ему помешались?
Поэтому она оставила нескольких мужиков, чтобы поставили ограду.
— Как чуяло моё сердце, что пригодится, — сетовала она, выслушивая, как я спасалась от волков.
— Насья, а почему ворота не были закрыты? — вспомнила я то, что и спасло меня в тот вечер.
— Так господин граф наведался собственной персоной-то. Мужиков отправил, а сам-то остался. Им сказал, забор пусть остаётся, а вот ворота я сам закрою. И отправил их восвояси.
— Не понимаю, зачем это Гилберту? — логика покойного мужа так и осталась для меня загадкой. Но я для многих его поступков не находила объяснения и по сей день.
Сундук с продуктами в подвале оказался тоже благодаря хозяйственности Насьи и заботе о будущем.
— Так сундук-то вашей бабушки. Мне его забирать было не велено. А про то, что еды оставить нельзя, о том речи не шло. Я и подумала, пусть будет запасец. Хоть и скромный, а мало ли пригодится когда. Там-то всё сушка, она года лежать может, если сухо. А в том сундуке никогда не сырело. Он как заговорённый.
Я не стала развивать эту тему. Тем более обсудить ещё было что.
Насья рассказала, что их переселили далеко за перевал в одну из графских деревень. Сказали, что это моё распоряжение. Насья с Венсом ездили в столицу.
— Так повидать вас, барышня, да спросить, что да как. Больно непонятно всё было. Да только не пустили нас, сказали, барыня ваша не принимает боле. Мы-то караулили у дома, пока нас не погнали.
— Ой, Насья, я не знала, — Гилберт — истинный мерзавец. Он столько горя заставил пережить и меня, и моих людей.
— Я так и сказала всем, что-то тут нечисто. Не могла наша барышня такой бессердечной стать. Да так сразу-то. А уже когда услыхали, что граф-то помер, а графиню в Дубки отправили, тогда-то всё и понятно стало. У Дайнов-то Зары нашей, которая скотница, снохи тётка работает. Она и сказала, что стряслось с вами. Мы б-то и сразу приехали, кабы не перевал. А так ждать пришлось, пока снег растает, да дороги подсохнут.
Я обняла Насью. Эта самоотверженная женщина пыталась помочь мне там, в непроходимом мраке моей замужней жизни, пусть и не в её силах было что-то изменить.
К вечеру она вынимала из печи румяные караваи и сетовала, что мне снова придётся ночевать в кухонном флигеле и страдать.