Два часа спустя дверь отворилась, и г-н Коллар, войдя, застал Мари в отчаянии и слезах, показавшихся ему чрезмерными, когда он узнал их причину.
Он успокоил Мари и сказал ей, что г-жа Гapа́ уже уехала в Париж, чтобы навести справки о молодом человеке, и, если он из хорошей семьи, то все остальное уладится, принимая во внимание любовь, которую, судя по всему, Мари питает к молодому человеку и с таким жаром выражает в своих письмах.
Спустя два дня г-жа Гapа́ вернулась и со всей серьезностью заявила, что по ее мнению, равно как и по мнению г-жи фон Мартенс, при сложившемся положении дел заключение брака стало необходимостью, и потому, хотя Мари могла бы рассчитывать на более выгодную партию, он уже согласован с молодым человеком и его родителями.
Госпожа Гapа́ видела молодого человека: она признала, что он хорош собой и не лишен элегантности, но, к несчастью, его положение в обществе и состояние никоим образом не соответствовали его внешним данным. Он был помощником аптекаря в лавке своего отца, торговавшего лекарственными и москательными товарами, имел там крышу над головой и питание и получал жалованье в размере шестисот франков в год; принимая во внимание блестящий брак, который заключал сын, отец взял на себя обязательство уступить ему через три года свое торговое предприятие.
Мари приняла всю эту комедию всерьез. Она была совершенно подавлена; никогда еще ее гордость не сгибалась под гнетом подобного стыда. Пребывая в таком состоянии, она не осмеливалась плакать и глотала душившие ее слезы.
— Брак этот, разумеется, далеко не аристократический, — продолжала г-жа Гapа́, — но, в конце концов, он, возможно, лучше, чем брак по расчету, особенно при таком характере, как твой. Ты любишь своего жениха, он любит тебя. Ты могла бы остаться с нами и жить в счастье, любви и уважении, но ты предпочла какому-нибудь очаровательному небольшому замку по соседству с нами хижину и сердечную привязанность; что ж, будь по-твоему.
Оставшись одна, Мари разразилась рыданиями; к вечеру она настолько обессилела, что бедного деда известили о состоянии, в котором оказалась его внучка; Мари была его любимицей, и он, не желая, чтобы она провела всю ночь в полном отчаянии, тайком вошел в ее комнату и признался бедняжке, что вся эта занятная история с замужеством не более чем небылица, которую придумала г-жа Гapа́, чтобы преподать урок строптивой племяннице.
Так что у Мари еще осталась надежда выйти замуж за владельца небольшого замка, а не аптекарской лавки.
Увы! Если б кто-нибудь сказал ей тогда, что ее замужество будет куда хуже брака с аптекарем!..
Более серьезным было чувство, которое Мари испытывала к молодому графу Шарпантье.
Молодой граф Шарпантье, которому в то время было лет двадцать пять или двадцать восемь, был сын отважного генерала Шарпантье, того, кто в 1814 году, командуя Молодой гвардией, совершал чудеса доблести в ходе великой кампании, что велась на территории Франции и в которой те, кто остался верен императору, упрочили свою славу, ибо верность тогда сделалась качеством более редким, нежели храбрость.
Наши отцы дружили, и я был знаком с сыном, не имея чести быть его другом. Он был небольшого роста, но весьма приятной наружности, всем своим видом напоминая знатного вельможу и обладая чрезвычайно рыцарственными манерами. В юности он был богат, однако позднее дела его запутались из-за промышленного проекта, который он хотел осуществить на благо родного края: речь о железной дороге, по которой все заготовленные в этой местности дрова должны были вывозить из Виллер-Котре в Пор-о-Перш, там погружать на баржи и по реке Урк доставлять в Париж, следуя через Ла-Ферте-Милон и Mo.
Граф жил в небольшом замке Уаньи, расположенном в одном льё от Виллер-Котре и одном льё от Виллер-Элона.
Вследствие сцены, только что описанной нами, Мари Каппель, не в силах совладать с эмоциями, которые охватили ее во время испытания, устроенного ей г-жой Гapа́, шесть часов оставалась без сознания; затем у нее случились два приступа нервной горячки, и в чувство ее привели лишь мучительные судороги, заставлявшие ее исторгать пронзительные крики.
Целых три месяца Мари Каппель была больна, но она уже пошла на поправку, когда в замок Виллер-Элон приехал с визитом вежливости граф Шарпантье, как он это делал ежегодно.
К тому времени, когда он явился, Мари уже начала вставать и проводила дни, лежа на кушетке под огромными липами, затенявшими вход в замок. Граф был принят подле этой кушетки г-ном Колларом и г-жой Гapа́ и, казалось, уделял Мари Каппель, которой уже исполнилось двадцать лет, куда больше внимания, чем когда-либо прежде. Вместо того чтобы провести в Виллер-Котре всего час, как это было у него заведено, он провел там целый день и, уезжая, попросил разрешения справляться о здоровье Мари, пока в самом скором времени не приедет снова, чтобы сделать это лично.
— А этот визит, о котором вы дали мне знать, будет в счет следующего года? — со смехом спросил г-н Коллар.
— Больше считать их я не буду, — ответил молодой человек, поклонившись Мари Каппель.
И в самом деле, с тех пор граф стал приезжать достаточно регулярно, каждые две недели, пока Мари не выздоровела и осенние вакации, затрагивающие все слои общества, не возвратили в Виллер-Элон многочисленных гостей, а заодно с ними застолья и празднества; но, начиная с этого времени, к нему вернулась привычка к отшельнической жизни, и он стал появляться в Виллер-Элоне крайне редко.
Мари, которая видела в графе Шарпантье жениха, подходящего ей во всех отношениях, стала замечать его исчезновения; и, когда одно из них оказалось особенно длительным, она не удержалась и как-то раз вечером, когда в замке было такое множество гостей, что молодые люди могли оставаться наедине и спокойно беседовать, спросила графа:
— Я чем-то обидела вас, дорогой сосед? Или нужно быть больной, чтобы удостаиваться вашего внимания?
— Неужели вы нуждаетесь во мне? Разве вы не окружены друзьями?
Но не эти друзья нужны были Мари, и потому граф Шарпантье, вместо того чтобы приезжать каждые две недели, стал приезжать каждую неделю.
В итоге он сделался своим человеком в доме, затем начались совместные верховые прогулки под присмотром доброго друга семьи, г-на Элмора, прогулки, во время которых Мари Каппель могла в свое удовольствие изображать из себя Диану Вернон.
Но в один прекрасный день, в тот самый момент, когда бедная Мари уже была почти уверена в том, что ей удастся заполучить в мужья этого молодого, титулованного и элегантного красавца, к тому же еще и богатого — ибо, наведя порядок в его денежных делах, можно было обеспечить ему ежегодный доход примерно в двадцать тысяч франков, — так вот, в один прекрасный день г-жа фон Мартенс сообщила Мари, что граф Шарпантье подыскивает для нее жениха.
Мари удивленно взглянула на тетушку.
— Да, — пояснила г-жа фон Мартенс, — желая удержать тебя в наших лесах или хотя бы по соседству с нами, он хочет, чтобы ты вышла замуж за одного из его друзей.
У Мари недостало сил даже на то, чтобы спросить, за кого именно, и она низко опустила голову.
— Что ты скажешь о Феликсе Девиолене? — спросила г-жа фон Мартенс.
Мари пожала плечами: того, о ком шла речь, она знала столько же, сколько помнила себя; Феликс Девиолен был служащим ведомства королевских лесов; будучи сыном одного из его главных руководителей, он мог рассчитывать на самую блестящую карьеру, какую можно было сделать в лесном ведомстве, то есть стать инспектором и, получив эту должность с жалованьем в шесть, восемь, а то и десять тысяч франков в год, сделаться третьим лицом после супрефекта и мэра в каком-нибудь третьеразрядном городке вроде Компьеня, Монтаржи, Лорриса, Рамбуйе или Виллер-Котре; но не о таком мечтала Мари.
Ее мечта, как уже было сказано, мечта девушки, наделенной независимым, беспокойным и пылким умом, состояла в том, чтобы стать женой графа Шарпантье при всех его недостатках светского человека, что позволило бы ей самой погрузиться в эксцентричную жизнь светской дамы. То, что ей было нужно, это Париж, загородный дом, опасные путешествия, это Италия, Греция, храм Гроба Господня — короче, простор и возможность свободно дышать.
А из нее хотели сделать домашнюю хозяйку, которая вяжет чулки своим детям и штопает рубашки своему мужу!
И кто хотел выдать ее замуж за другого? Как раз тот, кому она протянула руку, чтобы стать его женой.
Тем не менее она смирилась, согласившись на встречу с женихом!
XI
Роман Мари Каппель развивался так, как ему и полагалось; брак с Феликсом Девиоленом, сделавший бы Мари Каппель моей кузиной, не состоялся, и в итоге именно граф Шарпантье после короткого объяснения между ним и Мари оказался заменен как влюбленный, не притязающий на роль жениха, женихом, не испытывающим влюбленности.
Однако прежде, чем до этого дошло, он вел себя по отношению к Мари с присущей ему честностью. Как только ему стала известна природа чувства, которое он внушил девушке, граф сказал ей:
— Выслушайте меня, Мари. Я уважаю вас от всего сердца; ваша дружба, ваше доверие, ваши советы были бы для меня самыми драгоценными сокровищами. Но я боюсь, что со стороны светского общества на вас обрушится клевета, которой сам я так легко пренебрегаю, когда она касается меня; я боюсь, что моя дружба, которую мне хотелось бы вам предложить, может стать причиной глупых и нелепых намеков в ваш адрес. У меня дурная репутация, и я боюсь…
— Скажите, — произнесла Мари, затрагивая тему, более чем деликатную для отношений между двадцатилетней девушкой и двадцатишестилетним молодым человеком, — а не могли бы вы несколько изменить ваш образ жизни?
— Стало быть, вы знаете, как я живу?!
— Да; я знаю, что вы имеете друзей, которые вас губят, пускаетесь в финансовые спекуляции, которые вас разоряют, и исповедуете нравственные правила, которые все вполголоса порицают и которыми вы во всеуслышание похваляетесь.