Госпожа Лафарж. Новые воспоминания — страница 29 из 72

— Но почему вы оплакиваете Сатану?

— Потому, что он более неспособен любить.

Любите, Мари! Любите всех: свидетелей, свидетельствовавших против Вас; судей, вынесших Вам приговор; злых людей, радовавшихся Вашему несчастью; тюремщиков, мучивших Вас; лицемерных монахинь, от имени смирения срывавших с Вас мирскую одежду и пытавшихся обрядить Вас в арестантское платье.

Чем больше, а главное, чем искренней Вы будете любить, тем ближе окажетесь либо к милосердию, если виновны, либо к совершенству, если невиновны!

АЛЕКСАНДР ДЮМА».

Мы прочитали письмо узницы. Ну а теперь познакомимся с размышлениями, которые содержались в рукописи, присоединенной к этому письму.

«ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ УЗНИЦЫ
Италия

Италия! Ты заимствовала у двух морей тунику из лазурных волн, чтобы облечь свой дивный стан!

Италия! Ты обзавелась венцом из надменных альпийских снегов, чтобы облечь свою главу!

Земля, возлежащая на вулканах и покрытая розами, приветствую тебя и плачу, лишь подумав о тебе.

Твое небо пылает звездами, твои благоуханные ветры одним дуновением уносят печаль.

Твоя сокровищница красоты — дар природы, твоя сокровищница духа — дань твоих сынов! Твоя гармония, твои услады и даже твои вздохи — удел счастливых!

Я же несчастна и никогда боле не увижу тебя. (1844-й год).

Виллер-Элон

Ангел-хранитель дней моего детства! Ты, кого моя вечерняя молитва призывала к моей колыбели, сегодня я снова зову тебя, добрый ангел! Лети, возвратись без меня туда, где я была любима.

Смотрятся ли по-прежнему липы в зеркало пруда? Плавают ли по-прежнему золотые кувшинки в его закатных водах? По-прежнему ли, о добрый ангел, бдительно оберегают малышей, играющих на его опасных берегах?

Видишь ли ты узловатый ствол розового боярышника, который первым начинает цвести с приходом весны? Милый боярышник… я дотягивалась до его ветвей с рук моего отца, чтобы букетом цветов поздравить с именинами любимого дедушку.

Видишь ли ты розы, столь любимые моей матерью? Тополя, посаженные в тот день, когда я родилась? Стоят ли еще вдоль деревенской дороги ореховые деревья и взирает ли их сень на торжественные процессии в честь Девы Марии? Пощадило ли время смиренную готическую церковь, алтарь в которой из камня, а распятие из черного дерева? Подвешивает ли кто-нибудь вместо меня и в мое отсутствие гирлянды васильков и роз к хрупким аркам святилища?

Добрый ангел, видишь ли ты среди цветов, под пологом ив, могилы, где покоятся мои родные, так горько оплакиваемые мною? Их доброта пережила их, бедняки приходят к ним, и моя душа прилетает сюда из изгнания, чтобы помолиться за них.

Я иду туда, куда летит лист, подхваченный вихрем …Я иду туда, куда несется туча, гонимая бурей. Облаченная в траур по собственной жизни, мертвая даже для надежды, я уже никогда не вернусь туда, где оставила свое сердце.

Добрый ангел, усыпь розами могилы моих родных, одари благоуханием цветы, роняющие лепестки у их ног! Сделай так, чтобы я проливала не только свои слезы, но и слезы сердец, родственных моему сердцу, чтобы оставались счастливые люди там, где я была любима!

Скорбь

О все вы, проходящие путем! Взгляните

и посмотрите, есть ли боль, подобная моей?[56]

Иеремия.

Господь, узри мою скорбь! Со слезами считаю я юные часы своей жизни. Я ничего не жду утром и, когда после дневной тоски возвращается вечерняя печаль, снова ничего не жду.

Младенчество мое было благословенным. Ребенком я была любима. Девушкой я видела уважение со стороны мужчин, склонявшихся в поклоне на моем пути. Но смерть забрала у меня отца, и его последний поцелуй заледенил первую улыбку на моем лице.

Горе сиротам!.. Всем чужие в этом мире, они еще не утратили умения любить, но более никем не любимы. Они служат всем напоминанием о мертвых, и счастливцы бросают их в житейские сражения, не дав им в качестве оборонительного оружия даже благословения.

Горе сиротам!.. Тучи быстро собираются над этими несчастными существами, которым никто не оказывает покровительства, которых никто не оберегает. Едва начав жить, я уже оплакивала свою жизнь. Еще не познав любви, я уже надела траур по своему счастью.

Все, кто был дорог мне, отвернулись от меня и замкнулись в надменном презрении. Когда я кричу, взывая к ним, они называют меня проклятой, потому что кричу я из бездны; но тебе, Господь, ведомо, что я не променяла свои одежды невинности на золотой пояс греха.

Господи! Мои враги нападают на меня. Празднуя победу, они пренебрегают угрызениями совести и смеются над моими слезами. Господи, ради меня поторопи день, когда восторжествует справедливость! Господи, соблаговоли послужить отцом для сироты! Господи, соблаговоли послужить судьей для обездоленной!

(Вторая годовщина).

Полночь, 15 июля 1845 года.

Дыхание ночи навевает сны человеку и приносит росу цветам. В лесу дремотно журчит родник. В кустах сирени поет соловей, признаваясь розе в любви, и голос его заставляет надежду улыбаться, а скорбь плакать.

Меж туч скользит луна, бросая на равнины тысячи опаловых отсветов. Эхо вздохом отвечает на вздох, которое оно слышит. Разум погружается в воспоминания, сердце любит, душа молит, и ангелы собирают, чтобы поверять Господу, наши самые благородные помыслы, самые святые молитвы и самые целомудренные любови.

Я люблю ночь, люблю благоуханные легкие ветры, несущие мои слезы умершим и мою печаль тем, кто вдали от меня.

Я люблю ночь, люблю этот бледный сумрак, на целый день убавляющий дни моего несчастья.

Дружба

Дружба состоит в способности забывать, сколько ты отдал, и помнить, сколько ты получил.

Февраль 1847 года.

Солнце, вышний царь благоденствия и света, слепит глаза человеку.

Звезды, кроткие дочери одиночества и тьмы, притягивают мысли к небу.

Солнце — это любовь, побуждающая жить.

Звезда — это дружба, помогающая нам умереть.

В юности я приветствовала счастье, приветствовала надежду. Теперь я верю лишь в горе и забвение. Время покончило с моими несбыточными мечтами. О моя звезда! О моя святая дружба! Я люблю теперь лишь тебя. Все мои слезы высыхали от луча твоей улыбки.

Улыбка погасла.

Одно сердце билось ради меня и, в одиночестве сражаясь против ненависти, способно было служить мне защитой.

Я прислушиваюсь: ненависть еще шевелится, но сердце больше не бьется.

Посвящается А.Г.

Дитя, ты спрашиваешь меня, почему я прислонилась лбом к холодной железной решетке и в какие сферы устремились мои мысли в тот час, когда день гаснет во мраке, природа засыпает и вечерний благовест призывает к молитве Пресвятой Деве Марии.

Мои мысли! О, как далеко они сейчас от земли. Для них нет больше надежды, нет даже скорби. Я умерла для земной юдоли и, чтобы воскреснуть, страдаю, плачу, молюсь и потихоньку прощаю злых, дабы Господь, любя меня, благословил мое горе.

Я не хочу ненавидеть. Любовь — это гармония, заставляющая трепетать наши души при имени Всевышнего; любовь — это наш закон и наше воздаяние; это сила мученичества, это пальмовая ветвь невинности.

Юная душа, любящая меня, дай тебе Бог быть счастливой! Моя молитва оберегает тебя, мои думы благословляют тебя. Уповай на счастье, но если, увы, и твоим глазам суждено познать слезы, то помни, что на земле изгнания самая крутая тропа — это путь, ведущий прямо к нашей небесной родине.

Жизнь — это испытание; мы живем, чтобы умереть. Жизнь не так уж важна, и, если ты видишь, что с приходом вечера я печально прислонилась лбом к холодной железной решетке, не плачь, дитя: сердце мое невинно; у неба есть звезды, а у Бога — справедливость, и истина восторжествует!

Смерть

2 ноября 1848 года.

Счастливые, вы клевещете на смерть. Ослепленные страхом перед той, что дарит свободу, вы убиваете деву царства теней. Вы обряжаете ее в саван и говорите, что крылья ее черны, а взгляд так ужасен, что приводит в оцепенение ваши радости.

Ложь, клевета! Смерть — это отдохновение, покои, награда; это возвращение на Небеса, где все наши слезы исчислены. Смерть — это добрый ангел, избавляющий от жизни все страдающие души, все разбитые сердца.

Бывает, когда наступает ночь, когда счастливые женщины любовно улыбаются своим малышам, я, не познавшая материнства, со слезами на глазах зову тебя, о смерть, и, будь у меня крылья, улетела бы к тебе!

Ты не страшишь меня; навести изгнанницу, прошепчи мне на ухо обетования свыше, поверь мне свои тайны, поведай о гармонии — приди, я вся внимание. Скажи, если тебе надо пресечь наши жизни, ты пользуешься мечом, дуновением или поцелуем?

Смерть, ты погоняешь стрекалом лишь злодеев; смерть, ты заражаешь отчаянием лишь нечестивцев. Ужас для злого, приют для угнетенного, ты, о смерть, вызывая преступление на суд Христов, одновременно приводишь на Небо невинность!»


Ну и как, верите вы теперь, что сердце, где расцвели такие чувства, замыслило отравление? Верите вы теперь, что рука, написавшая такие строки, в промежутке между улыбкой и поцелуем поднесла человеку смертельный яд?