– В мире «Ритца», может, и ничего. Но в моем мире они могут многое. Будет война – и не только в Испании! Женщины будут втянуты в нее. И дети тоже.
– Наверное… но я ума не приложу, что лично я могла бы…
– Ваша Франция тоже будет участвовать в этой войне. В войне, которая надвигается.
– Лили, уже была одна мировая война. И Франция в ней пострадала больше всех. Мой Клод тоже сражался. Это больше не повторится, поверь мне.
– Ну раз ты так говоришь… – Лили пожала плечами, теребя подол юбки; Бланш заметила, что он отпарывается, и решила отправить подругу к корабельной швее. – Хотя я сомневаюсь.
– Тогда зачем ты едешь во Францию?
– Потому что мне нужно раздобыть денег, прежде чем мы отправимся в Испанию, чтобы сражаться за лоялистов. Нам нужна еда, нам нужно оружие – может, ты поможешь мне, а, Бланш? Вы богаты?
– Лили! – У Бланш перехватило дух от наглости новой подруги. – Нельзя задавать такие вопросы!
Лили сморщила нос.
– А я задаю. Это самый простой способ получить информацию.
– Да уж…
– Во Франции есть люди, которые поедут с нами в Испанию. Почему бы тебе не присоединиться, Бланш? Ты говоришь, что не знаешь, что делать… Так поезжай со мной в Испанию! Преподай своему мужу урок!
– Лили! – Бланш рассмеялась над абсурдностью этого предложения. Чтобы она, Бланш Аузелло, госпожа отеля «Ритц», бросала ручные гранаты и ползала на животе под огнем! Как такое могло прийти в голову! – Боюсь, мне придется отказаться.
– Ладно. Но ты все еще можешь помочь деньгами. Знаешь, ты мне нравишься, Бланш. Ты мне очень нравишься. Не только из-за денег, хотя и это неплохо. Ты нравишься мне сама по себе. И, думаю, ты нуждаешься во мне. – Лили, казалось, была поражена этим открытием. Она покачала головой, потерла большим пальцем над левым глазом, как будто у нее болела голова. А потом сделала кое-что невероятное.
Она засмеялась, встала на цыпочки, повернула лицо Бланш к себе и поцеловала ее в губы.
С тихим удовлетворенным вздохом Лили отстранилась, покачиваясь на каблуках. Склонив голову набок, она пристально, изучающе смотрела на Бланш, которая в изумлении поднесла руку к щеке. Лицо Бланш пылало. Внутри все дрожало, как будто порывистый ветер пронизывал ее насквозь. Она никогда раньше не целовалась с женщиной.
– Лили… зачем ты это сделала?
– Мне просто захотелось. – Она, как обычно, пожала плечами. – Ты такая хорошенькая, Бланш. И очень грустная. Я подумала, что, может, подбодрю тебя.
– Но, Лили, я… я не такая… – Конечно, Бланш знала, что есть женщины, которые любят женщин. Она ведь снималась в кино, хоть и недолго. Черт возьми, она жила в Париже! Там были специальные клубы… Ходили слухи, что иногда, под настроение, Шанель была «такой», и Джозефина Бейкер тоже. Не говоря уже о Коуле Портере, который был «таким» мужчиной, несмотря на брак с Линдой. Бланш не была ханжой, но сейчас она растерялась.
– Какая?
– Ну… Я замужем, Лили.
– И что? У меня тоже есть мужчина, я же тебе говорила. Роберт. Я тебя с ним познакомлю.
– А я… я никогда…
– Бланш, Бланш… – Лили тихо рассмеялась, но Бланш чувствовала, что смеются не над ней, и была за это благодарна. – Бланш, не волнуйся. Мне просто так захотелось. Я тоже люблю мужчин. Но ты мне нравишься. Мне нравятся многие вещи, многие люди. Поцелуй – что в нем такого? Нормальное поведение для людей, которые нравятся друг другу.
Настала очередь Бланш рассмеяться; сейчас Лили очень напоминала Клода, когда он описывал свой обычный вечер четверга.
– Тогда ладно. Ты мне тоже нравишься, Лили. Очень – хоть и не «так».
Лили кивнула. Через мгновение, в течение которого она, кажется, что-то обдумывала, Лили вложила свою маленькую ручку в руку Бланш, затаив дыхание, как будто боялась, что та оттолкнет ее. Этот неуверенный, робкий жест превратил свирепое, сексуальное существо, которое Бланш совсем недавно представляла с автоматом в руках, в беспризорника. В ребенка, который нуждается в защите.
– Ты мой друг, Бланш.
Бланш не знала, что сказать; она вообще не знала, как реагировать. За последние тридцать секунд Лили вызвала у нее столько неприятных эмоций, что Бланш просто потеряла дар речи. Клода это бы точно позабавило.
– Спасибо, – прошептала Бланш; она не знала, услышит ли ее Лили за шумом воды, разговорами и смехом. – Ты тоже мой друг.
Лили снова сжала ее руку, и Бланш поняла, что та все слышала.
– Я нужна тебе, Бланш, – сказала Лили со своим мелодичным восточноевропейским акцентом. – Нужно, чтобы я рассказала тебе о мире, в котором мы живем. О мире за пределами «Ритца». Ты как воздушный шарик.
– Что?
– Воздушный шарик. Там, в небе. Ты можешь улететь – вот так! – Лили дико замахала руками и стала танцевать; ее крошечные ножки в нелепых туфлях топали по скользкой палубе. Она покачивала бедрами, смеясь и подпрыгивая.
– Я держу тебя здесь, на земле, – бросила она через плечо, – а ты удерживаешь меня от всяких безумных поступков. Мы помогаем друг другу!
Бланш рассмеялась, хотя эти слова пригвоздили ее к палубе своей пронзительной правдивостью. Черт возьми, в последнее время она действительно напоминает воздушный шарик, который мечется туда-сюда в небе. Она позволяет гневу, праздности, сплетням, красивой одежде, дорогой еде и крепким коктейлям, детскому раздражению, не говоря уже о разочаровании из-за того, что жизнь не превратилась в грандиозную героическую драму, управлять собой.
Бланш была не настолько эгоистична, чтобы свалить всю вину на Клода и его развлечения по четвергам. Или объяснить происходящее тем, что у нее нет детей (которых она, может, и не хотела). Но она не могла найти выход из этой ситуации, не видела цели, не умела действовать, а не просто эмоционально откликаться на происходящее.
Возможно, до сегодняшнего дня.
– Приезжай ко мне в «Ритц». Послезавтра, – пригласила Бланш Лили, которая хватала за руки незнакомцев, вовлекая их в свой танец; вскоре по палубе струилась людская река. Лили поймала Бланш и втащила ее в этот поток. – Мы выпьем чаю. Я хочу познакомить тебя с Клодом. Я хочу, чтобы ты познакомилась со всеми моими друзьями.
– Конечно, – сказала Лили, как будто с самого начала ждала именно этого. – Держу пари, у тебя богатые друзья! Они тоже могут мне помочь. Но пока забудь о них и танцуй, Бланш. Танцуй, пока можешь! Это не продлится долго!
Она сказала это весело, хихикая над неизбежностью последнего трубного гласа, последнего аккорда вальса. Бланш тоже расхохоталась и позволила людскому водовороту поглотить себя. Десятки незнакомцев самозабвенно танцевали под гул моря, по которому, не обращая внимания на другие лодки, скользил их корабль.
Глава 10Клод
1938 год
На протяжении своей славной истории «Ритц» не раз становился прибежищем для сомнительных личностей. Этого, впрочем, не удалось избежать ни одному отелю. К несчастью для Клода, в «Ритце» люди позволяли себе то, чего никогда не сделали бы дома. Матрона, квартира которой славилась на всю округу идеальной чистотой, без зазрения совести оставляла полотенца и грязное белье на полу отеля. Приверженцы строгих диет отбрасывали осторожность и заказывали все пирожные, какие только можно было достать на кухне. Ранние пташки спали до полудня в мягкой постели, застеленной свежим бельем.
В отелях порой случались нелицеприятные вещи. Даже в «Ритце». Барон умер от сердечного приступа в постели своей любовницы, в то время как его жена спала, ничего не подозревая, в апартаментах по соседству. Совершались самоубийства: их было несколько, но самым громким стало самоубийство Олив Томас, звезды немого кино и жены Джека Пикфорда, брата знаменитой Мэри Пикфорд. Это случилось в 1920 году, еще до того, как Клод поступил на работу в «Ритц», но он, конечно же, был в курсе всего. Несчастная Олив выпила большую дозу хлорида ртути, так как, по слухам, муж заразил ее сифилисом. Месье Рею пришлось быстро избавиться от бедняжки, чтобы ее не заметил никто из гостей; тело вынесли через кухню, завернув в одеяло.
В «Ритце» бывало всякое… Но ничто не подготовило Клода к поразительным переменам в клиентуре, которые происходили во второй половине 1937-го – 1938 году.
Их причиной стала Гражданская война в Испании. В баре не говорили ни о чем другом; многие его завсегдатаи отправились в Испанию, некоторые в военной форме, другие в качестве корреспондентов. Хемингуэй долго и громко кричал о том, что это уникальная возможность, которая предоставляется раз в жизни. Ходили слухи, что в итоге он завербовался в лоялисты, но Клод подозревал, что Хэм так и остался пьяным сторонним наблюдателем. Поговаривали, что этот человек умеет писать. Клод не вникал; у него было более чем достаточно французской литературы, чтобы занять себя в редкие минуты досуга.
Пока бушевала война, во Францию стекались самые разные люди. Районы, граничащие с Испанией, были наводнены беженцами, в основном крестьянами. А в «Ритце» появились агенты, пытающиеся раздобыть больше денег и оружия – для обеих сторон.
Пока бушевала война и немецкие ВВС демонстрировали свою свирепую мощь, бомбя не только солдат, но и мирных граждан, в «Ритце» появились и другие персонажи – с ненавистным немецким акцентом, с черной нарукавной повязкой нацистской партии, в черных ботинках, всегда непристойно блестевших, с медалями, начищенными до неземного блеска.
Когда приехали немцы, американцы уехали. Исчезли, как крысы, спасающиеся с тонущего корабля. В одночасье пропали друзья Бланш – писатели, художники, музыканты. «Дилетанты в жизни!» – с раздражением думал Клод. Их место заняли другие, не менее инфантильные постояльцы – европейцы, устроившие в Париже пир во время чумы, танцевавшие дикий танец, не обращая внимания на то, что происходит вокруг: на голодающих беженцев из Испании, которые были вынуждены ютиться в лагерях у границы; на регулярные бомбардировки жилых районов. На фотографии улыбающихся Гитлера и Муссолини, которые пожимали друг другу руки. На толпы людей в коричневых рубашках, поднимающих руки в ужасном приветствии.