— Посмотри на этих восточнодольцев, — фыркнул Омид, присев рядом с Сорайей на краю лагеря. — Если они придвинутся еще ближе к огню, у них загорятся волосы. Вот смешно было бы посмотреть, как этот напыщенный Венцеслав пытается потушить свои усы, да?
Сорайя хмуро взглянула на Омида.
— Капитан Венцеслав — наш командир, — напомнила она ему.
— Он из Восточного Дола. — Омид усмехнулся. — С головой, набитой страшилками. Видела, как тщательно он подбирал камни, чтобы окружить костер? Наверное, тоже какое-то суеверие. У этих обретенных для всего найдется какой-нибудь идиотский обычай.
— Их предки долго жили среди ужасов Шаиша — и выживали без чьей-либо помощи. Так что, может, их обычаи не так уж глупы, как ты думаешь.
— Есть только две вещи, в которые можно верить, — не согласился Омид. — Зигмар и холодная сталь. Остальное — бабкины сказки. — Он снова покосился на Венцеслава. — Да вся эта затея дурацкая. У Яхангира была армия. Самое умное сейчас — вернуться.
Губы Сорайи дрогнули и сложились в улыбку:
— Похоже, ты боишься больше, чем обретенные.
— По крайней мере, у меня есть причина бояться. Я не шарахаюсь от теней, как они. — Омид рассмеялся, заметив, как побледнел и прикрыл ладонью глаза Ратимир. — Интересно, какая тень напугала его сейчас?
Однако в следующую секунду шарахнулся не кто иной, как сам Омид. В темном лесу рядом с ними хрустнула ветка — и азирит отпрыгнул на несколько футов, стискивая эфес меча. Сорайя хихикнула.
— Какой-то зверек прокрался мимо лагеря, — предположила она, одновременно удостоверившись, что ее собственное оружие — железная дубинка, которой огор отбивал мясо, — наготове. Ей следовало пристыдить Омида, но Сорайя не собиралась сбрасывать со счетов возможную угрозу, таящуюся во мраке.
Но треск и шелест потревоженных кустов не прекращались. Что бы там ни было, оно приближалось.
— Омид, предупреди остальных, — тихо велела Сорайя товарищу. Тот не стал спорить и сразу побежал к костру обретенных.
Звуки замерли, словно кто-то решил подкрадываться осторожнее, но направлялся пришелец определенно к Сорайе. Она крепче сжала дубинку. Любой, решивший напасть на лагерь, сильно пожалеет, что первым делом наткнулся на нее.
— Спокойно, — прошипел из ночи знакомый голос. — Это я, Зорграш.
Сорайя отступила на шаг. Она слышала, что ее спутники спешат к ней на подмогу. Голос принадлежал Зорграшу, однако с учетом странностей, которые обретенные приписывали Жутколесью, она не хотела рисковать.
— Выйди на свет, чтобы я смогла тебя видеть, — приказала Сорайя. — Медленно.
Фигура послушно выступила из тьмы. Да, это был их проводник — весь в крови, в разорванной одежде, с несколькими глубокими царапинами на груди и безобразной раной на плече, оставленной чьими-то зубами.
— Что случилось?
— Стая болотных волков. — Зорграш криво улыбнулся. — Подошли с подветренной стороны. Почуяли меня прежде, чем я их. Пришлось убить вожака стаи, только после этого они от меня отцепились.
Все собрались вокруг Зорграша. Кветка занялась ранами склепорожденного, Махьяр достал бутылочку пива, прихваченную из кладовки огора. Зорграш от души к ней приложился, скрежетнув острыми зубами по стеклянному горлышку, а когда протянул жрецу остаток, Махьяр жестом отказался.
— Это из-за волков тебя так долго не было? — осведомился Венцеслав.
Зорграш сделал еще глоток и покачал головой:
— Нет. Совсем не из-за них. — Он пристально посмотрел на капитана. — Клянусь Короной Нагаша, никогда еще я не терял тропы или следа — а вот сегодня потерял. — Он всплеснул руками. — Казалось, земля меняется сразу, как только исчезает из поля зрения. Путь назад выглядел таким же незнакомым, как путь вперед. Даже пахло иначе, — добавил он, постучав себя пальцем по носу. — Все изменилось, будто кто-то хотел заставить меня заблудиться.
Кветка, перевязывающая склепорожденному плечо, застыла.
— Если бы Зорграш заблудился, мы не вышли бы отсюда, — сказала она, глядя на Венцеслава.
— Как же ты нашел дорогу назад? — спросила Сорайя.
— Огонь. — Зорграш показал на пламя. — Я увидел свет. И поэтому понял… понял, что деревья перемещаются. Постоянным был только ваш костер. Без него я бы никогда не вернулся.
— Лес не хочет выпускать нас. — Кветка содрогнулась и повернулась к Венцеславу. — Вот почему мы видели только проблески и образы. Вся сила его была направлена на то, чтобы не дать Зорграшу вывести нас отсюда.
— Ерунда, — прорычал Омид. — Склепорожденный просто заплутал, вот и… — Осекшись, он указал на деревья. Во тьме загорелись глаза. Дюжины тускло-зеленых глаз цвета долго пролежавшего в земле старого нефрита.
— Что это? — выдохнула Сорайя.
— Грехи прошлого, — ответила Кветка. — Теперь, когда Зорграш с нами, духи Страстоцвета обратили на нас все свое внимание.
Махьяр, стискивая орручий колун, шагнул в сторону зеленых глаз.
— Теперь, когда они показались, они об этом сильно пожалеют! Видит Зигмар, ни один ночной призрак не помешает нам выполнить нашу задачу!
Сорайя поймала Махьяра за руку, не давая ему ринуться во тьму, навстречу тому, что поджидало их в зарослях.
— Это может быть ловушка, — предостерегла она жреца. — Они хотят завлечь тебя, не позволить тебе защитить всех нас.
— Разделяться нельзя, — заявил Венцеслав. — Останемся ли мы здесь или дадим бой на чужой территории, мы сделаем это вместе.
— Есть другой способ, — мрачно сказал Гаевик. — Он опасен, и мне нужно будет, чтобы все вы охраняли меня, пока я провожу ритуал.
— Что ты собираешься делать? — спросила Кветка.
Гаевик показал на следящие за ними глаза:
— Возможно, вы забыли, но у зеленого народца, по рассказам, были именно такие глаза. И еще зеленый народец обладал могущественной магией. Возможно, некоторые из них пережили пожар. Если так, то, возможно, с ними можно поговорить.
Сорайя недоверчиво уставилась на чародея:
— Там нет ничего живого.
— Тогда я попробую умиротворить их духов, — улыбнулся Гаевик.
— Заигрываешь с некромантией? — В голосе Махьяра звучала угроза.
Кветка положила руку на плечо Гаевика:
— Должен быть другой способ.
— Только успеем ли мы его придумать раньше, чем эта сила окрепнет и начнет действовать против нас? — возразил Гаевик и посмотрел на Венцеслава. — Пожалуйста, капитан, позволь мне попробовать, пока еще не поздно.
— Да смилуется над нами Зигмар, — вздохнул, кивнув, Венцеслав.
Пока чародей готовился, Сорайя наблюдала за деревьями. Глаз стало больше. Много больше. Дюжины превратились в сотни. Ей даже показалось, что она разглядела смутные силуэты тел, шишковатых, скрюченных, совсем не похожих на человеческие.
Какое бы заклинание ни решил применить Гаевик, Сорайя надеялась, что ритуал пройдет быстро. Потому что духи леса, похоже, теряли терпение.
За тем, как Гаевик готовится к ритуалу, Махьяр наблюдал со стороны. Если бы они были в Двойных городах, он бы без колебаний, незамедлительно арестовал чародея — за одно только намерение применить подобную магию. Если не считать грязные приемы самого Хаоса, некромантия всегда считалась самым позорным колдовством. Во Владении Азира темные искусства активно подавлялись. Здесь, в Шаише, сдерживать их оказалось куда труднее. В этом Владении энергии, подпитывающие некромантию, витали повсюду, дожидаясь, когда их обуздают. Невинные дети, не подозревающие о своей близости к сокровенному, могли случайно выпустить падшие силы — и их умершие домашние питомцы восставали в виде разлагающихся зомби, или дух утраченного родителя возвращался из преисподней. Опасности некромантии многочисленны, а практикующие ее часто заблуждаются, считая, что способны контролировать темные силы, направляя их на добро, а не на зло, присущее некромантии изначально.
Гаевик стремился к добру. Махьяр не сомневался, что побуждения его чисты. Он сомневался в самой магии. Можно ли извлечь добро из зла? Этим вопросом вынужден был задаться и сам Бог-Царь, приглашая Великого Некроманта в свой пантеон, — и был предан Нагашем. Зло всегда возвращается к своей истинной природе.
— Да помилует нас Зигмар! — взмолился Махьяр, не отрывая взгляда от приготовлений Гаевика. Пускай Зорграш и солдаты стерегут духов леса. Его же место здесь — он должен следить за опасностью совсем иного рода.
— Поставь свечи туда, — велел Гаевик Кветке. Сейчас в его голосе не было робости — лишь мрачная покорность. Возможно, Махьяр был несправедлив в своем мнении. Возможно, чародей прекрасно понимал, насколько опасен его ритуал.
Кветка расставила на земле черные свечи, а Гаевик, порывшись в своем мешке, вытащил соляной ком. Махьяр почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Он видел, как чародей вышел из Моря Слез, но то, что даже соль в мешке мага при этом не растворилась, отчего-то поразило жреца до глубины души. Побледнев, он смотрел, как Гаевик растирает соль между ладонями и высыпает ее, рисуя ровную линию между двумя свечами, а потом присаживается перед этой линией на корточки.
— Кветка, мне понадобится твой кинжал, — попросил Гаевик. Ученая протянула ему клинок, но вдруг замешкалась. — Не волнуйся. Ритуал требует совсем немного крови.
«Конечно, требует», — подумал Махьяр. Любой черной магии нужна эссенция жизни. Разница между кровавым даром и полноценным жертвоприношением только в количестве. Скверна — она и есть скверна. Жрец шагнул к Гаевику, готовый положить делу конец еще до его начала. Но потом вспомнил о Западном Пределе, о людях, которые ждали их, зависели от них. Если есть хоть один шанс свершить то, что начал Яхангир, они обязаны им воспользоваться. Он снова подумал о Зигмаре и Нагаше. Что ж, добро, бывает, исходит и от Повелителя Неупокоенных.
— Нет! — вскрикнула Кветка, когда Гаевик вонзил острие ее кинжала в свою ладонь, и хотела выхватить у чародея оружие, но Махьяр оттеснил женщину.
— Пусть он попробует. — Собственные слова показались воину-жрецу почти кощунством — учитывая, что делал Гаевик.