Нахмурившись, жрец повернулся к башне спиной.
— Я отбросил символ, но не веру, — произнес он. — Я должен был спасти этих людей, а найти другой способ мне не хватило мудрости.
Он больше не смотрел на дверь, но представлял, как ухмыляется, насмехаясь над ним, резной Нагаш. От этой мысли настроение Махьяра омрачилось еще больше. Как бы ему хотелось хотя бы на миг оказаться в землях Азира, где правит Бог-Царь, а не Великий Некромант.
Невеселые мысли бродили в голове Махьяра, взирающего с высоты на раскинувшийся внизу ландшафт. Он вроде бы смутно различил окраину Жутколесья, но ни намека на Море Слез или Двойные города не нашел. Что ж, они забрались очень далеко. Проделали долгий путь. И для чего? Чтобы потерпеть поражение? Нет, не нехватка веры заставляла его размышлять о вероятности такого исхода. Он давно уже осознал и смирился с тем, что силы Зигмара направлены на исполнение плана, куда более грандиозного, чем нужды отдельных личностей и даже нужды целых сообществ. Бог-Царь стремился восстановить порядок во всех Владениях Смертных, изгнать скверну Хаоса. И эта благородная цель требовала жертв. Так не самонадеянность ли полагать, что Двойные города столь дороги Зигмару, что он бросит все свои силы на их сохранение, отказавшись ради них от каких-то великих свершений?
Нет, сказал себе Махьяр, если мощь Бога-Царя отсутствует, это значит, что сила его требуется в другом месте. Где-то, где она послужит большему благу.
Воин-жрец погрузился в размышления над этим теологическим вопросом. Погрузился так глубоко, что сон подкрался к нему незаметно.
Венцеслав растолкал Махьяра уже в разгаре дня.
— Если ты почувствовал усталость, должен был разбудить кого-нибудь, кто сменил бы тебя на дежурстве, — выговаривал капитан жрецу. — Пока мы спали, могло случиться все что угодно.
— Я старался бодрствовать, да вот не получилось, — виновато ответил Махьяр.
— Мы не встретили следов, ведущих наверх, — вступился за Махьяра Зорграш.
— Не все оставляет следы, — возразил Венцеслав. — Леди Олиндер служат призраки. Они могли напасть на нас, не оставив отметин на земле.
Кветка рассматривала цитадель, но, услышав разговор, подошла к ним.
— Ночных охотников называют так потому, что они остерегаются света дня, — сказала она. — О, конечно, могущественный некромант или неупокоенный повелитель могут заставить их выйти при солнце, но для этого требуется очень сильная магия.
— Нужно ли напоминать, что наш враг — сама мортарх Скорби? — заметил Венцеслав.
— Прости, капитан, — откликнулась Кветка, но если бы Госпожа Печалей знала о нас и хотела бы уничтожить, она бы уже сделала это. Мы защищены куда хуже, чем колонна, застигнутая на мосту.
— Если только у нее нет своих причин медлить, — пробормотал Махьяр. Эта мысль была вызвана его ночными раздумьями о путях божественного. Если святость может работать на великие замыслы, почему бы и нечестивому не иметь далеко идущих планов? — Венцеслав прав, я всех нас подверг опасности.
Венцеслав помолчал, теребя ус, потом выругался:
— Черви в гробу! Гонка по болотам и восхождение вымотали нас всех. Любой, кого ты попытался бы разбудить, был таким же усталым. — Он хлопнул Махьяра по плечу. — Обошлось, и ладно. Забудь. Как говорят у нас в Восточном Доле: «На сегодня зла достаточно». Идем, нам может потребоваться твоя помощь, если Ратимир не разберется с дверью.
И Венцеслав повел Махьяра к цитадели, где уже собрались Ратимир и другие солдаты. Сорайя двигалась с некоторым напряжением, но, во всяком случае, двигалась, так что, по всей видимости, раны ее оказались не такими уж серьезными.
— Есть успехи? — спросил Венцеслав, приблизившись.
Ратимир нахмурился и покачал головой.
— Я такой штуковины в жизни не видел. Ни замка, ни петель, однако, судя по царапинам на плитах проема, дверь эта должна сдвигаться. Фокус в том, что бы понять, как именно.
— А я-то думал, ты опытный вор, — фыркнул Омид. — Наверняка разобраться с дверью легче, чем придумать, как украсть вино для всей компании.
— Сорайя, — вздохнул Ратимир, — твоя шавка снова гавкает на меня.
Венцеслав шагнул между Омидом и Ратимиром.
— Тот из вас, кто начнет цепляться к другому в следующий раз, сильно об этом пожалеет. Экспедиция наша невелика, но дисциплину я обеспечу.
Двое солдат сердито уставились друг на друга, но им все же хватило ума промолчать.
А Махьяр поймал себя на том, что постоянно возвращается взглядом к резному черепу. Впечатление насмешки, сложившееся прошлой ночью, вернулось. Владыку Неупокоенных забавляли усилия живых. Лицо обсидиановой статуи выражало неприкрытое презрение.
— Кажется, тут что-то написано, — сказала подошедшая к солдатам Кветка и протянула руку указывая на цепочку вырезанных по краю двери почти незаметных символов.
— Я думал, это просто царапины, — пожал плечами Ратимир. — Таких букв я никогда раньше не видел.
— В следующий раз ты, пожалуй, скажешь нам, что умеешь читать, — пробурчал себе под нос Омид.
— Да, я уверена, что это письмена. — Кветка наклонилась, шаря глазами по строчкам, потом побледнела и посмотрела на Махьяра. — Это мордант, — сказала она со страхом в голосе.
— Запретный шрифт жрецов Нагаша, — пояснил остальным Махьяр и сурово взглянул на Кветку. — Изучать эту письменность — ересь для всех, кроме жрецов смерти. Как ты распознала ее?
Кветка потупилась.
— Маяк, — созналась она. — Там были книги, книги из старого Бельвегрода, написанные на морданте. Чтобы перевести их, нужно было знать язык.
— Я еще поговорю с Ивором, когда мы вернемся, — поклялся Махьяр. — Он же разумный человек и должен понимать, как это рискованно!
— Неважно, — заявил Венцеслав. — В Двойных городах — возможно, и было важно, но только не здесь. — Он повернулся к Кветке. — Ты опознала шрифт — а прочитать можешь? Тут сказано, как попасть внутрь?
— Да, — ответила Кветка. — Только смысл текста сам по себе — загадка. Тут написано, что входящий в башню должен вручить свою веру своему богу.
Объяснение вызвало оживленную дискуссию. Только Махьяр молчал. Молчал и смотрел на ухмыляющийся череп. Череп со слегка разведенными челюстями. Между зубов оставалось пространство — не слишком широкое, но все-таки. Жрецу казалось, что он разгадал загадку, только вот ответ был не слишком приятным.
— Думаю, после спасения из Моря Слез все мы верим в Зигмара, — сказал Венцеслав, выслушав остальных. — Нет, дело наверняка не в одной только вере. Должен быть какой-то механизм или пусковое устройство.
— Ты упомянул не того бога, — заговорил Махьяр. — Когда ставили эту дверь и высекали надпись, кто это делал? Так вот, «бог входящего» — это не наш бог Зигмар, а бог тех, кто ставил дверь. — Он кивнул на коронованный череп. — Черный Нагаш, вот какой бог имелся в виду. Бог, которому надо вручить веру. — Он сглотнул, сделал глубокий вдох, вытянул левую руку и шагнул к обсидиановому черепу.
Кветка дернулась, чтобы остановить его.
— Не делай этого, — взмолилась она, глядя на поблескивающие черные зубы барельефа. — Вулканическое стекло. Ему что плоть, что масло — все едино. Разрежет вмиг. Подумай, что за люди могли призывать Нагаша таким образом. Какими они должны были быть… порочными!
— Я знаю лишь то, что в моей вере усомнились. — Махьяр мягко отодвинул ее в сторону. — Те, кто ставил эту дверь, думали посмеяться надо мной. Что ж, я покажу их вероломным духам, что во мне нет страха. Что моя вера в Зигмара сильнее их зла.
Не колеблясь, Махьяр сунул руку в приоткрытый рот черепа. И уставился в пустые глазницы, ожидая, что острые зубы сейчас сомкнутся. И когда проем содрогнулся, он думал, что механизм, приведенный им в действие, вот-вот отрубит ему кисть. Но ничего не случилось — только Нагаш по-прежнему ухмылялся, потешаясь над облегченным выдохом Махьяра, насмехаясь над тем, что было не столько верой, сколько смирением.
— Открывается! — воскликнул Ратимир, когда Махьяр отпрянул от черепа. Мраморная плита ушла внутрь цитадели — под воздействием какой-то невидимой никому силы. Проход открылся. Мрак башни манил гостей.
— Делайте факелы, — приказал Венцеслав. — Побыстрее. Мы не знаем, долго ли портал останется открытым.
— Теперь, когда мы знаем секрет, мы всегда можем открыть его снова, — заметил Ратимир.
— Его открыла вера Махьяра, — возразила Сорайя. — Это не значит, что кто-то из нас сумеет сделать то же самое.
— Легкомысленно испытывать веру — большая глупость. — Махьяр сжимал и разжимал кулак, шевелил пальцами, удивляясь, что они по-прежнему на своих местах. — Возможно, если бы мне пришлось пройти проверку снова, меня бы сочли негодным. — Он постарался изгнать из голоса даже намек на сомнение, но, судя по взгляду Кветки, ему это не удалось.
— В темноте я вижу лучше, — сказал Зорграш. Не дожидаясь факелов, только по кивку Венцеслава, он нырнул в проем. Мигом позже внутри раздался его голос: — Тут пусто. Только лестница, ведущая наверх, к двери.
— Еще одна дверь, — пробормотал Махьяр и опять сжал кулак, унимая дрожь. Взгляд его снова прикипел к коронованному черепу.
Ухмылка Нагаша определенно была издевательской.
Внутри цитадель выглядела еще более жутко, чем снаружи. Да, это действительно был выдолбленный ствол колоссального дерева, окаменевший давным-давно, возможно, еще до того, как Госпожа Печалей утопила Бельвегрод. Искусственными казались только дверь и лестница — гигантская каменная спираль, протянувшаяся к еще одному порталу из пронизанного золотыми прожилками мрамора. Если не считать этой лестницы, помещение было пустым. Свод потолка, расположенный футах в двадцати над головами, тоже походил на слой древней, окаменевшей древесины.
— Ну, Оракула под Вуалью тут внизу точно нет. — Венцеслав поднял факел повыше. — Похоже, нам остается только подняться.
Отряд двинулся к лестнице: Махьяр — впереди, Зорграш — замыкающим. Сорайя и Омид остались с Гаевиком. Кветка покачала головой, подумав о лежащем на носилках чародее — лишенн