Лания замерла с колотящимся сердцем, по спине пробежал холодок. Кажется, она перегнула палку… Но извиняться не собиралась, нет! Это не его выдернули из прежней жизни и забросили сюда, это не его обманули и использовали в своих интересах!
– Ты моя супруга и обязана повиноваться мне, – тем же ровным, бесстрастным голосом говорил Томаш, глядя ей в глаза. – Так что, когда я вернусь из ванной, ты должна лежать в постели и ждать меня, как примерная жена, – после чего он развернулся и направился к двери в ванную.
Девушка задохнулась от этих слов, в грудь словно воткнули острый кол. Отчего-то стало так горько, что во рту ощутился неприятный привкус и появилось настойчивое желание громко закричать, выпуская эмоции. Только Лания вместо этого резко развернулась на каблуках и в сердцах бросила:
– Да катись ты со своими приказами! Я не твоя собственность!
И, уже не сдерживая слез, выбежала из спальни, громко хлопнув дверью. Кажется, вслед раздался окрик, но Лания и не думала возвращаться. Всхлипывая и кусая губы, она бежала по коридорам, ничего не видя из-за пелены соленой влаги, замок словно вымер – здесь все рано отправлялись на отдых, потому как день тоже начинался чуть не с рассветом. Еще и глухо завывал ветер, хорошо хоть магические светильники горели ровно, не реагируя на сквозняки. Лания сама не поняла, как оказалась на одной из открытых галерей, прямо под косыми, холодными струями дождя. Зажмурившись, она подставила лицо, ничуть не заботясь, что промокнет, плача вместе с природой, выпуская накопившиеся напряжение и эмоции. Порывы ветра швыряли воду пригоршнями, тонкий лен платья тут же намок, неприятно облепив фигуру, и Лания обхватила себя руками, слизывая капли с губ и не обращая внимания на холод. Удивительно, но на душе становилось легче, после вспышки пришли опустошение и усталость.
Вдруг сразу почувствовалось, как стекают капли дождя за ворот, по спине и дальше, вызывая дрожь, что промокло не только платье, но, кажется, и нижнее белье. И ветер действительно холодный, даже ледяной, совсем не по-летнему. Лания прерывисто вздохнула, прислонившись к стене, накатили слабость и апатия. Захотелось обратно в тепло, в уют спальни, и именно в этот момент девушка остро, до самой глубины души ощутила, что – все. Прошлого больше нет. Оно осталось где-то далеко-далеко, и выбора у нее нет: либо Лания принимает эти перемены окончательно и бесповоротно, либо ее ждет унылое и жалкое существование без всякого уважения и сострадания со стороны мужа.
Дрожь стала сильнее, застучали зубы, и госпожа Малек медленно сползла на пол, стиснув пальцами плечи и наклонив голову. Кажется, наконец пришла пора признать ошибки и попробовать начать все сначала. Пусть и не так, как хотелось когда-то в мечтах. Но… вдруг по-другому получится даже лучше?.. Шмыгнув носом, Лания так же медленно выпрямилась, трясясь в ознобе, и побрела обратно, пытаясь понять, куда ее занесло и как добраться теперь до теплой и уютной спальни. Противная дрожь не проходила, нос заложило, а в глаза как песка насыпали – все прелести истерики, еще и под дождем. И магия не поможет, огнем Лания не владела, а он бы сейчас оказался очень кстати, да.
Сознание впало в странное оцепенение, опустошенное недавним взрывом эмоций, девушка куда-то шла по коридорам, чувствуя себя с каждой минутой все более уставшей. Холод не желал проходить, мышцы закаменели, и Лания уже с трудом передвигалась. Пока в какой-то момент земля вдруг не ушла из-под ног. На мгновение она испугалась, судорожно вздохнула, выплывая из странного марева, и тут же нахлынуло облегчение: это оказался всего лишь Томаш. Взъерошенные, влажные волосы, расстегнутая рубашка и хмурое лицо, а еще притаившееся в самой глубине взгляда беспокойство.
– Ну и куда ты убежала, глупая? – проворчал он, широким шагом направляясь по коридору. – Промокла, замерзла, трясешься вся. Знаешь, какие тут ветры лютые дуют с гор, даже летом? Заболеть очень легко, если огнем не владеешь. А Велеша нет сейчас в крепости, он ушел на заставы какие-то травки собирать, пополнять запасы, а вернется через несколько дней.
Он говорил что-то еще, но Лания уже плохо слышала, прислонившись к его плечу и почему-то улыбаясь. В уши будто натолкали ваты, звуки то наплывали, сливаясь в сплошной гул, то отдалялись, а тело мужа вдруг показалось слишком горячим. Или это ей сделалось жарко непонятно от чего? Горло стало сухим, Лания с трудом сглотнула, плотнее прижавшись к Томашу. Она смутно помнила, как комендант пришел в спальню, потом донес до ванной и, аккуратно поставив на пол, начал раздевать. Лания не сопротивлялась, тело стало вялым и неповоротливым, а Томаш между тем снова подхватил ее на руки, устроив в ванне и включив горячую воду. Потом присел, нежно провел ладонью по волосам и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Дурочка моя упрямая, – мягко выдохнул он и коснулся губами лба Лании, потом нахмурился. – Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, но не надо меня злить, договорились?
Она чуть повернула голову, откинувшись на бортик ванны, и едва заметно кивнула – говорить не осталось сил, а стены слегка плыли перед глазами. Томаш нахмурился сильнее, беспокойство в его взгляде усилилось.
– Так, я сейчас, не усни только, ладно?
Снова кивок, и, словно в насмешку, веки налились свинцом, и навалилась сонливость. Лания проводила глазами широкоплечую фигуру мужа, честно попытавшись не соскользнуть в такую манящую, бархатную темноту. Это удавалось с трудом, она то и дело погружалась в зыбкую дрему, горячая вода разогнала холод, но ему на смену пришел жар, плавивший кости, только совсем не от страсти. Горло пересохло так, что стало больно глотать, и Лания зашевелилась, опустив голову и коснувшись губами манящей воды. Именно в этот момент появился Томаш с большой глиняной кружкой и тут же оказался рядом.
– Нет-нет, на вот лучше, это полезнее. – Край кружки оказался около ее рта.
Там было горячее вино с пряностями и какими-то травами, и Лания жадно припала, глотая отвар. Буквально через несколько мгновений голова закружилась, слабость усилилась, как и сонливость, но жар не проходил, и дышать стало сложнее. Она смутно помнила, как Томаш вытащил ее из воды, вытер, заботливо укутал в большую махровую простыню и отнес в спальню. Уложил под шкуру и лег рядом, обняв, и она с готовностью прижалась к нему, греясь – снова охватил озноб. А за ним пришел жар. И Лания ухнула в темную воронку, наполненную болезненной горячкой, обрывками видений – или снов? Воспоминаний? Она металась по кровати, пребывая в своей реальности, снова переживая события во дворце, только теперь ее не сажали в темницу, а сразу тащили на плаху, и никакого снисхождения к предательнице никто не испытывал…
Лания хрипела, умоляла кого-то, цеплялась за чьи-то руки, теряясь в лабиринте собственной памяти. На самой границе сознания звучал тихий голос, и он успокаивал, пробивался сквозь туман лихорадки, не давая сгинуть окончательно. Обладатель этого голоса бережно обнимал, обтирал прохладной тряпицей, ненадолго принося облегчение, поил горькими отварами и горячим бульоном. И Лания тянулась к нему, зная, что он поможет, спасет от кошмаров и не бросит одну. Не предаст и не использует в своих интересах. Будет рядом всегда. Жар потихоньку спадал, видения таяли, ломота в теле и боль в костях уходили вместе с отступавшей болезнью, и в какой-то момент Лания открыла глаза, поняв, что сознание больше не блуждает в лихорадочных снах.
Судя по солнечному свету, наступил день. Одна створка окна была приоткрыта, впуская свежий ветерок. Она лежала под шкурой, судя по ощущениям – обнаженная, а рядом, прямо поверх шкуры – Томаш, подпирая ладонью голову. Он внимательно и серьезно смотрел на нее, и Лания отметила, что лицо у мужа слегка осунувшееся, а волосы растрепаны.
– Как ты себя чувствуешь? – негромко спросил он, заботливым жестом убрав с ее лица прядь волос.
Лания прислушалась к себе и честно ответила:
– Неплохо… вроде…
Голос звучал слабо, как у котенка, да и все тело ощущалось как кисель, шевелиться не хотелось. Но главное, сознание прояснилось, жара не было, и еще – очень хотелось есть, о чем и известил желудок. Лания смутилась, зашевелилась, до самого носа уползая под шкуру, так, что ворсинки защекотали, а Томаш улыбнулся с облегчением и наклонился, легко коснувшись губами щеки Лании.
– Вижу, что да. Сейчас принесу поесть, Ярута приготовила специально для тебя бульон с домашней лапшой.
Девушка проводила его взглядом, слабо вздохнула, прикрыв глаза. В голове царила пустота, и вместе с тем на душе – облегчение. Словно эта болезнь вычистила все, что оставалось там раньше и не давало шагнуть вперед. Губы Лании тронула слабая улыбка, и все-таки червячок сомнения шевелился где-то глубоко внутри. Когда появился Томаш с подносом и нос Лании уловил вкусные запахи, собственные страхи на время отступили, правда, пришлось смириться с тем, что кормили ее с ложечки. Слабость не позволила нормально поесть, но девушка с удивлением поняла, что подобная забота ее больше не раздражает. Немного смущало, да, но совсем чуть-чуть.
Когда с едой было закончено, Лания снова посмотрела на Томаша и тихо спросила:
– Сколько я болела?
– Три дня. – Он погладил ее ладонью по щеке и длинно вздохнул. – Ты очень напугала меня, Лани. – Муж внимательно посмотрел на нее.
А потом вдруг сгреб в охапку вместе со шкурой и прижал пискнувшую от неожиданности Ланию к себе, зарывшись пальцами в ее волосы и коснувшись губами виска, укачивая, как ребенка.
– Обещаешь больше не вести себя так? – пробормотал он, пока Лания пыталась справиться с неожиданно нахлынувшими эмоциями и комом в горле. – Я не хочу ссориться, Лани, только не с тобой.
Что-то дрогнуло в душе, а сердце испуганно-радостно замерло. Она помолчала, собираясь с духом, а потом почти шепотом спросила:
– И тебе неважно, за что меня сослали сюда? Что… я в самом деле творила нехорошие вещи?
Сказала и зажмурилась, страшась ответа. Если уж начинать новую жизнь, то не с обмана. Ладонь Томаша скользнула вдоль спины Лании, вызвав у нее россыпь мурашек, и девушка невольно ближе прижалась к мужу, спрятав лицо у него на груди.