— Прекрати, — тихо, но жестко сказала Клавдия.
«Лучше бы я не спрашивала, — думала она. — Ему нечего ответить. Мамочка моя, ему нечего ответить…»
— Ну ладно, тетя Клава. Хочешь знать — читай.
Чубаристов достал из папки листок ученической тетради, исписанный корявым почерком, явно левой рукой.
«Прошу вызвать меня для дачи показаний по убийству Долишвили. Могу быть полезен следственным органам также по делу журналистов Кленова и Колобова. Также располагаю сведениями об убийце отца Кирилла…»
Клавдия подняла на Чубаристова глаза. Тот иронично улыбался.
«…Имею компрометирующий материал на депутатов Думы Гиганова и Худовского…»
— Дочитала?
— Почти.
— Хватит и этого. — Чубаристов забрал листок. — Словом, хлопец мне пообещал чуть не все дела за последние три года принести на блюдечке с голубой каемочкой.
— Туфта, — сказала Клавдия.
— Еще какая! А я вот купился. Да что там — любой купился бы…
— Но…
— Не торопи, тетя Клава. Дай мне мой позор пережить, — виновато улыбнулся Чубаристов. — Я ж вызвал этого хлопца, сама знаешь. А он мне — условия: я тебе сдаю всех, а ты мне ни больше ни меньше, — удостоверение сотрудника ФСБ. А? Заманчиво? Помнишь, ты меня у Самохина встретила? Так мы тогда это дело обмозговывали. Серьезно обмозговывали. Это ж не наша компетенция, ты знаешь. Так мы на самые верха вышли. И… только это здесь умрет, да?
— Обижаешь.
— Получили «добро», — перешел на шепот Чубаристов, — понимаешь? Хорошо, что я решил его сначала прощупать. Так просто, поболтать. Без протокола. Пока там наверху все это крутится. Болтаем мы, болтаем, и вдруг я понимаю — как ты говоришь, туфта! Никого он мне не сдаст. Ничего он не знает. А сам он в Новосибирске авторитет. И кто-то ему хвост прищемил. И ему просто прикрытие нужно. Блин, тетя Клава, у меня в глазах потемнело. Ведь почти купились мы с Самохиным… Понимаешь?
Чубаристов опять уставился в стол, опять забарабанил пальцами.
— Прости, Витя. — Клавдия виновато улыбнулась.
— Чего — прости? — Виктор вздохнул. — Я бы на твоем месте призадумался. Теперь этим делом РУОП занимается. Я вон вчера показания давал. Позорище…
— Бывает, — кивнула Клавдия.
— Я потому и мялся всю дорогу, что позорище: купился Чубаристов на сушеный рубль… — хлопнул он по столу ладонями. — Вот и все странности.
— Понятно, — Клавдия опустила голову.
— Только давай договоримся: в следующий раз, не дай Бог, не таить в себе. Сразу спрашивать, лады?
— Заметано, — легко улыбнулась Клавдия.
«Фу, гора с плеч! Фу!..»
Она стала собираться — до Бутырок еще ехать.
— А здорово ты эту псину раскрутила, — похвалил Чубаристов.
— Пока не раскрутила. Там еще грести и грести. Эта плотва может босса и не знать…
— Тю! Забыл совсем! — Чубаристов хлопнул себя по лбу. — Я ж завтра опять в Израиль.
— Как? — удивилась Клава. — Там же от ворот поворот.
— Вот, оказывается, не совсем поворот. Стасюк посылает им запрос по поводу Гольфмана. Просит их содействия в задержании.
— Задержании?
— Да. Арестую его — и мигом домой.
— Погоди. — Дежкина остановилась уже у самой двери. — А ты уверен, что позволят?
— Ну а как же?! Запрос от горпрокурора!
— А я не уверена.
— Вечно ты, тетя Клава, накаркаешь! — засмеялся Чубаристов.
14.23–15.14
— Сумку на досмотр… Что у вас в папке?
— Документы.
— Табельное оружие при себе имеете?
— Нет.
— Ну, привет, Клавдия. В следующий раз ни за что не пропущу.
— Ты бы, Симыч, что-нибудь новенькое придумал. — Клава улыбнулась. — А то уже десять лет одно и то же слышу.
— Шагай-шагай, а то не выпущу. Останешься тут навеки.
Дениса привели сразу, ждать совсем не пришлось. Посадили на табуретку. Он сидел и с интересом рассматривал стены кабинета, пока Дежкина раскладывала на столе бумаги, ставила диктофон.
— Фамилия, имя, отчество? — произнесла Клава давно заученную фразу, с которой начинается каждый допрос.
Он не ответил. Сидел и молчал, нахально улыбаясь ей прямо в лицо.
— Фамилия, имя, отчество? — снова повторила она.
И снова тот же результат. Крутого из себя строит. Хочет показать, что ему не страшно. Страшно. На самом деле страшно. Если бы не было страшно, то сразу бы ответил.
— Фамилия, имя, отчество?
— А где адвокат? — лениво спросил Хорек. — Без адвоката не положено.
— Верно, знаете, — согласилась Клавдия. — Подождем адвоката.
И уставилась Хорьку прямо в глаза. Он свои не отвел. Эти переглядки длились минуты две, у Клавдии даже глаза стали слезиться от напряжения.
— Ой, простите, я… такие пробки…
Хорек первым отвел глаза, чтобы посмотреть на вошедшего длинного и худосочного юношу в толстых очках:
— Это что за хрен с бугра?
— Я ваш защитник… — до корней волос покраснел парень.
— Не надо, — перебил Хорек.
— Как — не надо?
— Не хочу тебя, — пояснил Харитонов. — Другого хочу.
— Но вы ведь даже меня не знаете…
— И знать не хочу.
Гусь, а не хорек. Да, видно, допроса не получится.
Парень попытался еще уговорить Хорька, приводил выигранные им дела, но тот даже не слушал.
Когда парень, снова покраснев, как красна девица, сто раз извинившись, ушел, Клавдия сказала:
— Поизгалялись, потешили самолюбие?
— Имею право, — осклабился Хорек.
— Зря вы, молодой человек, тут выставляетесь. У вас в камере можете выставляться сколько угодно, там от этого ваша жизнь зависит. А тут она зависит совсем от другого.
— От чего же?
— Тут она зависит от того, насколько откровенно вы будете отвечать на мои вопросы, и от того, как скоро вы захотите во всем сознаться.
— А я ни на какие вопросы отвечать не собираюсь.
Он продолжал нагло улыбаться.
— А если так, не для протокола, а просто поболтать. А?
— О чем?
— Вот я, например, точно знаю, что вам грозит смертная казнь. За убийство двух человек, совершенное с особой жестокостью. Ну, не говоря уже о хранении оружия, попытке сопротивления при задержании и тому подобной мелочи. Я понимаю, что тюрьмы вы не боитесь, но тут ведь речь идет не о том, долго вы будете сидеть или очень долго, а о том, будете вы жить или вас расстреляют. Хочу сразу предупредить, что скорее всего расстреляют, но если постараетесь, то получите десять — пятнадцать лет.
Он еще продолжал улыбаться. Но улыбались только губы. Глаза уже лихорадочно бегали по полу. Жуткое впечатление.
— Ну так что, давайте не ссориться. Хотите пирожок?
— Что? — Он даже не сразу понял.
— Я говорю, хотите пирожок? С курагой. Вчера вечером испекла.
— Нет. — Харитонов хмыкнул и отвернулся.
— А зря. — Клава достала из сумки пирожок и положила перед ним. — В тюрьме вас такими кормить не станут. Попробуйте, может, это последний пирожок в вашей жизни.
— Че ты меня пугаешь? Нет, ну че ты меня пугаешь?! — вдруг закричал он. — Видали мы таких. Пуганые уже!
— Да не собираюсь я вас пугать. — Дежкина пожала плечами. — Я вас просто угощаю пирожком.
Он начал есть.
— А теперь расскажите, зачем вы убили двух человек в своей квартире.
— Щас, доем только. — Харитонов дожевал пирожок и цыкнул зубом. — Значит, так, делаю чистосердечное признание. Я убил двух человек в своей квартире.
— Хорошее начало. Но это нам и без вас известно. Вы расскажите, кто были эти люди, зачем вы их убили, как?
— А вам так интересно? — удивился он. — Ну убил и убил. Как это… на бытовой почве.
Клавдия вздохнула. Это хоть и легко, поймать на вранье, но долго и муторно. Очные ставки, улики, экспертизы… А там место первой лжи займет вторая, потом третья, и так далее... Муторно.
— Хорошо, расскажите, как все произошло?
— Ну как произошло... Обычно. Я их выпить позвал. Мы напились, и я с Генкой поссорился.
— Из-за чего?
— Он мои часы украл. — Денис пожал плечами. — Верка за него заступилась, слово за слово, ну и пошло. Мы драться начали. А потом я гаечный ключ схватил и…
— А вы не помните, что эта Верка сказала? — перебила его Клавдия.
— Что сказала?
— Ну да, она ведь заступилась.
— Нет, не помню. — Он даже наморщил лоб. — Я же пьяный был.
Еще бы он помнил!
— Вы продолжайте, продолжайте.
— А чего продолжать? — удивился он. — Ну я его гаечным ключом начал дубасить, а он от меня в ванную убежал. Верка тут еще под ногами крутилась, ну я ее к батарее и привязал.
— Чем?
— Струной. Снял струну от занавески…
— А потом?
— А потом дверь в ванную выломал и Дениса гаечным ключом бить стал. Пока он в ванну не свалился. Я смотрю, он не дышит. Испугался, конечно. Взял и все поджег.
— И Верку?
— Нет, Верку не бил.
— А что? — уточнила Клава.
— Так оставил. — Денис нервно засмеялся. — Она просила, чтобы я ее отпустил. Но на меня прямо как будто нашло что-то. Я сам не свой был. Это… состояние аффекта.
Клава ухмыльнулась.
— Дальше.
— А дальше я шмотки собрал какие мог, хату поджег и смотался. Вот и все. Позвонил Ирке, она как раз в Рязань собиралась…
— Ну хорошо. — Клавдия подала Харитонову еще один пирожок. — Все, что вы мне рассказали, конечно, очень интересно, но вынуждена вас разочаровать — это неправда.
— Как это? Почему? — возмутился он.
— Да потому. Вот вы говорите про состояние аффекта, а между тем никакого аффекта и в помине не было. Как можно в состоянии аффекта снимать струну с занавески? Вы пробовали хоть раз? Очень муторное дело. Такое муторное, что вы бы скорее Веронику, то бишь Верку, просто долбанули по башке — и всех делов. Потом вы говорите, что собрали кое-какие вещи, а люди в состоянии аффекта обычно так не поступают. Бегут сломя голову…
— Я не знаю, кто как поступает, а я рассказал правду.
— Ну хорошо. — Клава улыбнулась. — Вы мне только одно скажите: ваша спутница знала о том, что вы убили двух человек и пытаетесь скрыться?