– Папа, это чушь собачья! – перебила Марина, закурив. – Я с Женькой начала мутить гораздо раньше, чем исчез Егор, это длится уже много лет, и нечего здесь в благородство играть! Ты думаешь, дорогой Егорушка мне не изменял никогда? Одна его московская лахудра чего стоила, которая чуть меня в тюрягу не засадила! А потом была еще малолеточка, я из-за нее чуть не погибла, у меня две дыры в башке, потому что я подставилась вместо нее! Так что вот тебе истинная причина его благородства – потому что сам тот еще гусь! – Она раздула ноздри, выпуская сигаретный дым, и посмотрела на отца. – Понимаешь, я никогда не ревновала его ни к одной бабе, просто потому, что не видела в них соперниц, а Егора это очень задевало, вот он и заводил интрижки мимоходом, чтобы вызвать у меня реакцию. А с Женькой все спонтанно вышло, я… Ну, это неважно и длинно, словом, мы в Египет с подругой рванули, Женька ее охранял… ну вот и… Папа, он ведь за меня хозяина своего убил, представляешь? А это по воровским законам – смерть, даже разбираться никто не станет… Я забрала его к себе, мой телохранитель погиб в тот день… С тех пор Женька со мной, и был со мной всегда, когда мне становилось тяжело и трудно, когда меня в спину ранили, на руках носил почти год, только чтобы мне в кресло инвалидное не садиться, представляешь? Никогда он не рассчитывал ни на что, не напоминал о том, что у нас было, я всегда сама его провоцировала, такая уж натура у меня, ты ведь и сам, наверное, это знаешь, иначе в кого я такая? – Марина закурила новую сигарету, потерла переносицу кончиками пальцев. – А Егор… он всегда делал вид, что ничего не происходит. А, может быть, надо было просто взять меня за шиворот, встряхнуть и сказать, мол, все, Коваль, хватит, я твой муж, мне это не нравится, прекрати, иначе получишь! Может, я этого только и ждала? Может, стоило только ему сделать такое раз, и все прекратилось бы… Но ему, наверное, было так удобно – я по жизни в чем-то виновата, оправдываюсь, а он – весь в белом, ангелмученик! Святой Егор!
Она снова заплакала, впервые в жизни высказав кому-то все, что давно уже созрело в голове и не давало покоя, сверлило в мозгу и заставляло постоянно крутиться в кругу одних и тех же мыслей. От выплеснутой вслух боли стало легче, как будто слова могли избавить от страданий, от воспоминаний и снов, от постоянного напоминания о муже.
– Доченька, а ты не пробовала поговорить об этом с Егором? Ведь он умный человек, он бы понял и попытался тебе помочь…
– Поздно, папа, – выдохнула она, вытирая глаза. – Мы расстались так нехорошо, что и вспоминать не хочу – ты ведь видел Женькино лицо? Так это они с Егором отношения выясняли, у Егора тоже вид не лучше, наверное. Поздно…
– Не плачь, Мариша, я уверен, что все еще наладится, все будет хорошо.
– Поздно…
Глубокой ночью, лежа в постели, Хохол вдруг ни с того ни с сего продекламировал, поглаживая дремлющую Марину по затылку:
– Лишь равную себе любить должны мы…
Где ж пары нет, где низкий и высокий, – одно страданье лишь!
Ты понимаешь, что это значит, киска?
– Это не о нас, – отозвалась она. – Мы с тобой равны, никто не выше. Мне всегда было наплевать на эти предрассудки. Если уж я люблю человека, то не думаю о том, какое положение он занимает, сколько у него денег, кто он по жизни… Я не гнушалась спать со своими охранниками – с Черепом, с тобой вот, просто потому, что мне этого хотелось. Мне неважно, что обо мне говорят – я хочу тебя и поэтому с тобой… Не заморачивайся на эту тему, Женечка.
– Да я не про то. Меня гложет, что я сам ничего не могу тебе предложить – у тебя все есть, тебя ничем не удивишь. Я даже подарок тебе не могу купить такой, как хотел бы…
– Женя, я всегда была равнодушна ко всяким побрякушкам, вещам, подаркам… В детстве ничего не было, а потом появилось все сразу. Мне важно твое отношение ко мне, а не то, сколько денег ты на меня тратишь. Заметь – я ведь тоже не делаю тебе подарков, просто потому, что не умею. И еще – не хочу, чтобы наши отношения напоминали сделку, словно ты – альфонс, а я богатая избалованная сучка.
– Киска моя, ты все правильно поняла… Вот этого я всегда и боялся – что так будет. Но ты такая умная, девочка моя, что не дала мне повода почувствовать, что ты – моя хозяйка, а я – всего лишь пес, которого временно пустили в постель погреться. – Женька прижал ее к себе и поцеловал. – Я так люблю тебя…
Сотни мужиков на его месте вели бы себя совершенно подругому, а Хохол боялся стать альфонсом в Марининых глазах… Вот и иллюстрация к вопросу об образовании – многие интеллектуалы стремятся найти себе такую женщину, как Коваль, и жить возле нее спокойно и обеспеченно, а Женька, окончивший школу в колонии, не желал быть бесплатным приложением к ее сумочке и паре перчаток. И он смог не стать им, а заставил Марину почувствовать свою нужность, необходимость. И Коваль доверяла ему полностью, ведь он не раз рисковал из-за нее жизнью.
Часть IIИ теперь – навсегда…
… – И когда же я смогу тебя увидеть, моя дорогая? – Голос Беса в трубке был недовольным, и Марина представила себе выражение его лица. – Есть у меня одна тема, которую хотел бы я с тобой обсудить с глазу на глаз. Так что будь так ласкова, оторви свою шикарную задницу от дивана и заскочи ко мне на чаек, так сказать.
– Хорошо, – вздохнула она, понимая, что отступать некуда. – Завтра.
– Нет, сегодня.
– Что, настолько срочно? – Коваль перевела взгляд на окно и поморщилась – опять шел дождь, сентябрь и октябрь выдались мокрыми и противными какими-то, а за городом вообще тоска была, все расквасилось и выглядело удручающе. Хоть бы снег быстрее выпал, что ли…
– А чего откладывать?
– Гриш, там так льет…
– Ты ж не на трамвае поедешь, люк в джипе не открывай, вот и не промокнешь. Давай, Наковальня, шевелись.
"Черт тебя подери! – подумала она, положив трубку. – В такую погоду я предпочитаю лежать под мягким пледом и читать книжку, ну, или сидеть перед зажженным камином с чашкой зеленого чая и смотреть на огонь, а не рассекать по трассе на машине!"
В доме было тепло, пахло свежим яблочным пирогом и еще какой-то выпечкой. В камине потрескивали березовые поленья, отсветы пламени отражались в стоящем на столике большом бокале. Как можно добровольно выбраться из этого уютного места под непрерывный дождь? Коваль поежилась, представив, как противно на улице…
– Женя! – Она встала с дивана и выглянула в коридор. – Ты где?
– В кухне, – отозвался он. – Тебе что-то нужно, киска?
– Ты мне нужен, собирайся, едем к Бесу.
– Зачем?
– Знала бы я…
Хохол недовольно поморщился – они собирались провести тихий, спокойный вечер пятницы, отпустив всю охрану и Дашу в город. Теперь же придется ехать к черту на рога и домой возвращаться тоже затемно – посиделки у Беса всегда затягивались. И пацаны опять без выходного остались. Но спорить и высказываться Женька не стал, понимая, что бесполезно, просто позвонил в коттедж охраны и велел Севе с Геной собираться.
– Что ему от тебя надо? – уже сидя в машине, спросил Хохол, взяв Марину за руку.
– Сейчас все и выясним. Надеюсь, что ничего особенного, так, опять выпить не с кем, – отшутилась она, но в душе была просто уверена, что у пахана есть какое-то дело.
…Особняк Беса находился в самом центре города. Это был старинный дом, который Гришка выкупил у городской администрации и очень быстро привел в порядок.
Коваль вышла из машины прямо перед крыльцом, так как ее "Хаммер" бесовская охрана знала и всегда пропускала беспрепятственно. Шел дождь, двор превратился в сплошную лужу, впору кораблики пускать, Марина сразу замерзла и поежилась, но дверь наконец-то открылась, и они вошли внутрь. Вежливая девочка в джинсиках по колено и белой кофточке взяла у Хохла Маринино пальто, потом показала рукой направление, в котором нужно следовать, и через несколько секунд Коваль оказалась перед глазами Беса, развалившегося в кресле у телевизора.
– Привет, красавица! – Он встал и обнял ее, подводя ко второму креслу. – Парни, свободны, нам пообщаться надо. – Это относилось уже к ее охране и непосредственно к Хохлу, который с некоторых пор предпочитал все время находиться рядом. – Хохол, оглох, что ли? Иди посиди с пацанами. – Но Женька ждал только Марининого слова, не подчиняясь никому, и она кивнула:
– Иди, Хохол.
– Слушай, он всегда такой бронебойный? – проводив глазами телохранителя, спросил Бес.
– Нет, только когда приходится меня из поля зрения выпускать.
– А чего так? Боится, что уведут, что ли? – Бес усмехнулся и предложил кофе, от которого Марина отказалась – растворимый не пила, а просить, чтобы сварили, не хотела.
– Он не этого боится. Просто слишком часто в последнее время я влипаю в неприятности. Вот он и переживает. Да и со здоровьем у меня проблемы, тоже слышал, наверное.
– Слышал, – кивнул Гришка, оглядев ее знаменитую трость, прислоненную к подлокотнику кресла. – Сейчас-то как?
– Получше, но все равно голова побаливает, особенно на погоду. Но ведь ты не за этим меня позвал, чтобы про здоровье спросить? – Коваль вынула сигареты и закурила, внимательно разглядывая лицо пахана, его прищуренные глаза и оскал желтоватых, прокуренных зубов.
– Проницательная ты баба, Наковальня, не устаю повторять. Действительно, не за этим, давно собирался поговорить, да ты в больничке была. Ты кому сбагрила свою корпорацию, дура набитая? – Этот переход ей не очень понравился, особенно эпитет, которым так изысканно наградил Бес. – Вообще не соображаешь, что делаешь?
– Стоп, поосторожнее с выражениями!
– Какая, на хрен, осторожность! Ты чем думала, когда бумаги подмахивала? Вся прибыль в Москву пошла!
– Это не мои заботы, а нашего мэра. Именно он не захотел помочь мне сохранить корпорацию на плаву, именно он не давал мне нормально работать и выхватывал более или менее приличные заказы, чтобы разместить их где угодно, только не в "МБК"! А то, не дай бог, Коваль обогатилась бы больше, чем нужно! И при чем здесь ты?