– Как… как его звали?
– Ты чего это? – удивился Бес, оглядывая ее. – Аж побледнела. Ну, Олег его звали, Олег Черепанов, а что?
– Олег… не может быть… так не бывает… – У нее закружилась голова, и внутри все похолодело. Ведь не бывает таких совпадений, просто не бывает, чтобы сошлось все – и имя, и кличка, и страсть к Японии… Это мог быть только ее Олег, ее Череп…
– Господи, да что с тобой?! – не на шутку испугался гость, вскакивая из-за стола и хватая Марину за плечи.
– Я… он не погиб за тебя, зато за меня – погиб… – еле выговорила она, пытаясь справиться со своими эмоциями.
– О чем ты, женщина?! – рявкнул Бес, встряхнув ее. – Как – погиб?!
– А ты не знал? Это произошло семь лет назад, когда я только начинала… Он был моим охранником, больше, чем охранником – он был моим любовником. И за это его убили.
– Расскажи, кто, – прохрипел Бес, сжав кулаки, но Коваль накрыла его руку своей.
Она долго смотрела в прищуренные карие глаза, и Бес понемногу стал отходить от шока, который вызвало у него известие. Марина видела, что сидящий перед ней человек не рисуется и не пытается "прогнать картину" – он в самом деле убит новостью. И судя по тому, что рассказывал об этом Грише Женька, первое, что пришло в его седеющую голову, было желание отомстить. К счастью, уже некому…
– Успокойся, Гриша. Тот, кто убил его, уже давно сам мертв. Не было для меня в тот момент человека дороже, чем Олег, я просто не могла не отомстить.
Бес обнял Марину за плечи, тяжело дыша и пытаясь справиться с собой, видимо, ему, как и ей, Череп был больше, чем другом.
– Прости меня, девочка, я ведь не знал… забудь все, что я сказал, – ради Олега забудь, я не причиню тебе зла, ты была с моим братом, ты теперь как сестра мне.
Несмотря на трагизм момента, про себя циничная Коваль успела отметить, что его-то лучше в самом деле иметь братом, чем врагом или, не дай бог, любовником, а теперь она в полном порядке в обоих смыслах.
– Спасибо тебе, – искренне сказала Марина, в душе возблагодарив покойного Черепа, пристрастившего ее к японской культуре и кухне, ведь именно цитата из "Хагакурэ" вывела их на этот разговор. Эта книга, оставшаяся после гибели Олега у Коваль, как и его немногочисленные любимые мелочи, была прочитана от корки до корки. Странное дело – в запутанных и сложных фразах самурайского кодекса Марина нашла много полезного для себя, много такого, чему следовала в жизни.
Словом, вечер удался, Бес пообещал не предъявлять Марине претензий и вообще не лезть на ее территорию, что Коваль вполне удовлетворяло. Они расстались как самые натуральные родственники, расцеловавшись возле машин на глазах изумленной охраны, и Марининой, и Бесовой.
– Уф! – выдохнула Коваль, захлопнув дверку "Хаммера" и вытягивая ноющие ноги. – Домой, мальчики, спать хочу – сил нет!
– Я не понял, это что сейчас было? – не смог удержаться от вопроса Хохол.
– А вот прикинь, что теперь у меня вообще проблем нет в этом городе!
– Ты пьяная, что ли?
– Я трезва, как никогда! Знаешь, зачем Бес сюда явился? Он Бурого убрать хочет, а всех наших под себя прогнуть. И вот я теперь вне разборок.
– Как это – ты вне разборок? Ты ж правая рука Бурого! – не понял Хохол, взирая на нее с изумлением.
– Объясняю. Вовремя сказанное слово способно сделать очень много, – Коваль закурила, внимательно разглядывая кончик сигареты. – Оказывается, Бес хорошо знал Черепа, был ему жизнью обязан. Улавливаешь?
– Ни фига себе расклад! Какая судьба странная, да, киска?
– Точно – переспишь с кем-нибудь, а потом это очень жизнь тебе облегчит! – вдруг зло бросила она. – Юрка, на кладбище!
– Марина Викторовна, ночь ведь уже, – взмолился водитель, продолжая ехать в сторону "Парадиза".
– Ты глухой?! Я сказала – на кладбище! – заорала Коваль, и Юрка резко развернул джип, возвращаясь на трассу и направляясь к городскому кладбищу.
Перепуганный Иваныч спросонья не понял, кто перед ним, и заголосил:
– Ктой-то по ночи тута рыскаеть? А вот ментов счас вызову…
– Рот закрой, слепошарый сыч! – рявкнул Хохол, хватая сторожа за ворот фуфайки и поднимая над землей. – Не видишь, кто?!
– Женечка, сынок, пусти, бес попутал! – забормотал старик, суча ногами, и Хохол выпустил воротник, возвращая Иваныча на прежнее место. – Почтение мое, Викторовна! Чего на ночь глядя-то? Или дня не хватает?
– Не твоего ума дело! – процедила Марина, направляясь мимо него к могиле Федора Волошина – она всегда приезжала именно сюда, потому что у Черепа могилы не было…
Поглаживая шершавую плиту памятника, она мысленно благодарила Олега за все, что он сделал для нее. Даже мертвый, он продолжал защищать и оберегать свою любимую.
Внезапно Марине захотелось подойти и к могиле, где, как считалось, покоился ее ныне здравствующий супруг. Непонятно, почему вдруг ее посетила такая идея, но Коваль направилась к черной плите, возвышавшейся над всеми остальными. Хохол недоуменно следовал за хозяйкой, тоже не вполне понимая причину столь странного поведения. Она постояла возле пустой могилы, грустно улыбаясь своим мыслям, улетевшим в далекую Англию, где спокойно спал сейчас в своей черной спальне Егор.
"Интересно, успел он найти замену или нет? Даже думать уже не больно, надо же! Оказывается, ко всему можно привыкнуть, в том числе и к мысли о том, что у мужа кто-то есть…"
– Поехали домой, Хохол, – вздохнула Коваль, плотнее закутываясь в наброшенную поверх вечернего платья шаль.
– Зачем ты пришла сюда? Ведь прекрасно знаешь, что здесь нет никого, – наклоняясь к уху, спросил он.
– Не знаю, Женька… просто… мне так паршиво сегодня…
– И ты решила сделать еще хуже?
– Наверное…
В машине Марина уснула, даже не слышала, как приехали домой, как Женька занес ее в спальню, как раздел и уложил в постель, как лег к ней, обнял… И только ночью, проснувшись, увидела, что лежит в постели не одна, что Хохол изменил себе и находится рядом. Марина поцеловала его, чувствуя, как он, сонный, отвечает, захватывая ее губы своими.
– Что с тобой, моя киска?
– Не знаю… прости, я разбудила тебя…
– Иди сюда, моя родная, ты перенервничала сегодня, переволновалась, давай я поглажу тебя, а ты расслабься пока и усни… – Его руки заскользили по телу, поглаживая. – Спи, моя киска, спи, родная…
Ей действительно стало спокойно и уютно, Женькины руки дарили такое приятное ощущение, что хотелось мурлыкать, как кошка.
– Что бы я делала без тебя, дорогой мой? – не открывая глаз, Марина перевернулась и подставила ему грудь, которую он немедленно принялся целовать и поглаживать.
– Жила бы со своим мажором, – отозвался он, спускаясь губами по животу и возвращаясь обратно к груди.
– Не надо об этом, ладно? – попросила она, извиваясь от его прикосновений.
– Да, родная, как скажешь, – пробормотал Хохол. – Я больше не скажу о нем ни слова…
"Ну еще бы – сейчас ты слишком занят, чтобы разговаривать о чем бы то ни было…"
А ей всю ночь не давала покоя засевшая в голове мысль о том, что Малыш может вот так, как она, спать с кем-то, ласкать какую-нибудь английскую крокодилицу совсем так, как Марину раньше, шептать ей, как Марине: "Да, детка, давай, вот так, моя девочка…"
"Господи, как же это невыносимо! Почему я не могу просто не думать об этом, взять и выкинуть его из головы? Разве сейчас мне плохо, разве с Хохлом у меня не все в порядке? Но нет – чертов Малыш не дает мне покоя, постоянно напоминая о своем существовании в самый ненужный момент. Неужели это не кончится никогда? – бормотала она, сев на кровати, закурила сигарету и уставилась на телефон, борясь с желанием позвонить и хотя бы голос услышать, просто "алло", дыхание в трубку – хоть что-то. – Нет, не буду, я ведь сильная, я – Коваль, я не опущусь до подростковых приколов!" – уговаривала она себя.
Марина посмотрела на Хохла и почувствовала угрызения совести – опять он третий, опять переживает, понимая, что никогда не сможет стать для нее тем, чем был Егор.
– Прости меня, мой хороший, я не могу справиться с собой, это сильнее меня, – она покрывала поцелуями его лицо, чувствуя, как к горлу подступает ком. – Я ненавижу себя за это, но ничего не могу поделать… прости…
– Киска, я все понимаю, – оказывается, он не спал, просто лежал с закрытыми глазами. – Давай спать, уже почти утро, опять будешь от головной боли мучиться. Иди ко мне, моя девочка, я тебя обниму…
…Уснуть Марине так и не удалось…
– Киска, тебе хрен какой-то звонит, – Хохол заглянул в сауну, протягивая Марине трубку, и та неохотно взяла ее.
– Да, слушаю.
– Коваль, ты дома? – голос принадлежал Бурому, но был каким-то растерянным и глуховатым, немудрено, что Хохол его не узнал.
– Дома. Что ты хочешь?
– Я сейчас приеду, проблемы у меня.
Это было ново… С чего бы это Бурому понадобилась ее помощь? Или все так плохо, что пришлось шляпу снять и к Наковальне на поклон?
Странные дела творились нынче в городе – на прошлой неделе кто-то поджег сауну, где парились в это время приближенные Ворона, трое сгорели заживо, двоим удалось выбраться, но ожоги они получили не шуточные. Потом, буквально дня через три, Дракон, один из быков Бурого, на своем "крузаке" выехал на встречную полосу в самом центре города и лоб в лоб столкнулся с грузовиком. Разбился насмерть. И это было странно вдвойне, потому что он оказался в хлам пьяным, хотя в жизни ни капли в рот не брал, страдая тяжелым заболеванием печени. И вот сегодня этот непонятный звонок Бурого… Что-то подсказывало, что ко всем этим происшествиям имеет прямое и непосредственное отношение Гриша Бес, но, как говорится, не пойман – не вор. Со вздохом Марина выключила сауну и позвонила Розану, велев скоренько ехать к ней.
Пока заместитель и Бурый добирались до "Парадиза", Коваль успела немного взбодрить себя чашечкой кофе с коньяком и парой сигарет, переодеться в джинсы и водолазку и собрать волосы в два хвоста, на что Хохол фыркнул: