боту вполне достаточно. Ну не хватит, можно будет маленько добавить. Чем не предложение?
Евгений подумал и посчитал предложение, в общем, довольно разумным. Важно так подумал, с непонятным гонором. И что это с ним происходит? – продолжала недоумевать Алена. Нет, женщина не должна ни первой вешаться мужику на шею, ни признаваться в своих чувствах. На глазах наглеют!
Он поинтересовался, где же взять такого адвоката – чтоб недорогого, но опытного? У Алены уже был готов ответ. Она назвала номер юридической консультации на Таганке и фамилию адвоката. С которым, кстати, добавила Алена язвительно, она уже имела предварительную беседу. Это пока дорогой Женечка где-то прохлаждался и в перерывах трахал Таньку! Что, съел? Вот так, дружок! Где сядешь, там и слезешь…
Но Алена добавила, что полностью разделяет убеждение Жени в том, что ей фигурировать в любой роли в этом деле не нужно. Вот поэтому она и попросила его встретиться с Юрием Петровичем Гордеевым, обговорить условия, познакомить его с вдовой и вообще постараться обставить дело так, будто защита нанята исключительно по инициативе самой Нины Васильевны. Евгению же, как тоже понимает Алена, абсолютно незачем светиться здесь и проявлять свою инициативу. Зачем вызывать ветер в сторону своей же конторы? Известно, что потом бывает. Буря, дружок…
Да, лишний раз убедилась Алена, что с этими тупоголовыми мужиками нужно действовать подобно укротителю: кусочек сахара и хлыст. Но обязательно держать при этом в кармане и хорошо заряженный пистолет. Любой хищник непредсказуем, а мужчина – тем более.
Словом, она постаралась, чтобы к концу своего завтрака Евгений почувствовал, что хлыста он нынче все-таки получил. И когда, поблагодарив ее, поднялся, чтобы окончательно уже одеться, она решила, что, согласно ее теории, его не следует отпускать и без кусочка сахара. Просто, увидев его красноречивый, устремленный на нее взгляд, она иронически усмехнулась и вальяжно промурлыкала:
– Как? Разве тебе все еще мало? Ах, Боже мой, какой ты… Ну конечно, пойдем, любимый… Ах!…
Потом она заперла за ним дверь, ушла в душ и, выйдя через полчаса, чтобы закурить наконец свою сигаретку и выпить чашечку кофе, посмотрела на часы и сняла телефонную трубку.
– Юрий Петрович? – ласково спросила она. – Доброе утро, Юрочка! Как вам спалось?
– Мне снилась ты, дорогая, – в тон ей ответил бодрым голосом Гордеев. – И я не могу сказать, что это был спокойный сон. Вовсе нет! Я несколько раз просыпался в поту и быстро засыпал, чтобы поскорее досмотреть, чем закончится.
– И чем же? – хохотнула она.
– О-о! Это не для телефона, нет!
– Ну… я хоть не нанесла ощутимого урона твоей нравственности?
– Напротив, непоправимый урон! Даже и не знаю теперь, что делать дальше…
– У меня есть рецепт. Тебе сегодня, я думаю, позвонит один молодой человек. Я о нем, кажется, уже говорила. Его зовут Евгений Сергеевич Осетров. Поговори с ним, пожалуйста. А условия остаются прежними, можешь назвать ему сумму гонорара, аванс там, ну, в общем, как у вас это положено. Хорошо?
– Как скажешь, дорогая! – засмеялся Гордеев. – А вы с ним остаетесь, как я понял, в тени, да?
– Абсолютно верно. Только постарайся не обсуждать с Женей мои достоинства, ладно? А то он ревнивый, ха-ха!
– Еще один на твою голову!
– Почему?
– Так ведь я тоже безумно ревнивый! Ну хорошо, я постараюсь не выдать нашей тайны.
– А разве она уже есть?
– Алена! Зачем же мне тогда снился этот замечательный эротический сон?!
– Ах, мужики… ну что мне с вами делать? Просто ума не приложу.
– Хочу сознаться. У меня есть, Алена, несколько советов на этот счет, и если ты пожелаешь…
– Ну что ж, возможно, я захочу их выслушать, – томно заявила Алена и снова мурлыкнула: – Тогда до встречи, мой советчик! После разговора позвони.
Последнее она сказала деловым и серьезным тоном, как бы подводя черту под телефонным флиртом. И улыбнулась, глядя на себя в большое напольное зеркало:
– Гляди-ка, чего делается!… Пожалуй, Танечка пока перебьется.
И подумала с усмешкой: «Лето, что ли, такое жаркое было, что у всех до сих пор мозги плавятся?…»
Осетров подъехал на Таганку после работы. Это было не очень удобно для Гордеева, потому что у него уже появились определенные надежды на возможное рандеву с тайной работодательницей. А после ее утреннего звонка, который ощутимо повысил его шансы, надежда на свидание укрепилась, поскольку в интонациях Алены он почуял желание принести извинения за вчерашнюю некоторую неоправданную резкость. Да это, впрочем, понятно: женщина красивая, с норовом, не любит, когда ей что-то диктуют, но всегда готова откликнуться на прямолинейную лесть. Ибо не может не знать, что именно такая лесть идет от чистого сердца, в то время как всякие изощренные и витиеватые поползновения, намеки, двусмысленности яснее всего демонстрируют испорченность натуры льстеца и его нечистые помыслы.
Гордеев сам был свидетелем того, как один из его приятелей долго обхаживал и уламывал симпатичную общую их знакомую, нашептывал ей на ушко какие-то тщательно завуалированные скабрезности, и та заметно млела, таяла, подобно воску горящей свечи, готовая уже принять именно ту форму, которую ей придадут ловкие руки ее обожателя, но в самый последний момент заскочил в компанию третий их приятель. Увидел девицу, сделал огромные изумленные глаза и воскликнул: «Парни, где вы откопали такую роскошную бабу?! С ума сойти!» И все, свел телку со двора. Правда, в ту пору так не говорили – красивых девушек телками не называли. Но результат был просто поразительный. Она ушла с ним, даже не оглянувшись на своего ошарашенного обожателя. Правда, и у того, третьего, тоже надолго не задержалась. Но все же!
Вот и Гордеев предпочитал грубую лесть. Но только с теми женщинами, которые интуитивно ждали от него интеллигентских фиглей-миглей и прочих импотентских выкрутасов. А это, как правило, очень красивые и не менее самоуверенные женщины. Графиня должна отдаваться в лопухах – так свидетельствует мировая классика. А крутые спальни под шелковыми балдахинами просто придумал Дюма-папаша.
Итак, похоже, вечер был испорчен. Приехавший Осетров не вызвал у адвоката реакции отторжения, как это иногда бывает, когда клиент сразу не по душе, однако работа требует внимания. Но и радости тоже не добавлял.
Возможно, как человек практический или получивший соответствующие инструкции от Алены, которая всем этим делом, видно, и заправляла, что уже понял Гордеев, Евгений Сергеевич, скоро попросивший называть его просто Женя – и на это тоже наверняка намекнула ему Алена, – первым делом заговорил о гонораре. Тема наиболее приятная в стенах юридической консультации. И скользкая. Можно ведь и продешевить, и с такой же вероятностью спугнуть клиента. Но Гордеев уже решил для себя не зарываться. И предложил вполне приемлемую по его мнению, сумму, учитывая явный интерес такой восхитительной и наверняка не бедной женщины, как Елена Георгиевна Воеводина. Уж если она со своей компанией, в которой состоит и этот фээсбэшник, осмелилась судиться в некотором роде с системой, то, значит, у нее имеются на то и возможности, и соответствующие средства. А уж от чьего лица будет исходить иск – это чистая формальность. Так, во всяком случае, представлял себе дело Юрий Петрович.
Он остановился на сумме в десять тысяч долларов. В рублевом, естественно, эквиваленте. Осетров, даже не думая, согласился. Жаль, тут же подумал Гордеев, можно было и удвоить сумму. Но решил, что сам факт торговли может представить его в невыгодном свете перед Аленой, а этого ему хотелось меньше всего.
Затем Осетров стал рассказывать о существе проблемы, при этом, как заметил Юрий Петрович, старательно обходя главный вопрос: чем конкретно занимался Вадим Арсентьевич, каким важным делом, из-за которого, собственно, и могло произойти убийство, сымитированное под самоубийство. Гордеев слушал, отмечая необходимые детали в блокноте, не прерывая пока вопросами, на которые этот Осетров все равно должен будет ему ответить. И первый из них: между кем и кем мог оказаться Рогожин, между какими силами, какими жерновами? Из чего и последует вывод: кому было выгодно это «самоубийство». Будем пока называть его так, но возьмем в кавычки. Поскольку появились сомнения.
Далее Женя рассказал о своем визите к судмедэксперту Вербицкому, которого немного знал и Гордеев, главным образом по прежней своей работе. Старик и тогда не производил впечатления, будто ты имеешь дело с чудаком и фантазером. А его выводы практически никем не оспаривались. Поэтому и теперь не было сомнений, будто он что-то придумывает или присочиняет. Однако труп давно сожжен, а все выводы, которые были изложены в акте экспертизы, сохраняются в тетради самого патологоанатома. Но в несколько ином виде, нежели в официальном документе. В акте была только констатация факта: имеются следы уколов. Ну так что? Может, потенциальный самоубийца попросту сел на иглу. При чем здесь кто-то посторонний? У Сигизмунда же Тоевича имеется на этот счет личное мнение. И оно может оказаться как раз важнее всех остальных выводов. Просто это его мнение никого не интересовало. В ФСБ, разумеется.
Рассказывая об этих, уже своих собственных соображениях, Осетров как бы подсказывал, чем нужно заняться адвокату, выяснением каких сторон дела. Но вот таких подсказок Юрию Петровичу вовсе не требовалось. Сами, как говорится, с усами. И он подумал, что ребятам Дениса Грязнова работенка, пожалуй, найдется.
Затем, так же избегая подробностей или просто не имея представления о них, сообщил Осетров о произведенных в квартире покойного и на его даче под Коломной обысках, об их результатах. Назвал, без ссылки на себя, фамилии тех, кто участвовал в обысках, то есть полковника Караваева и майора Машкова, соседку по даче Клавдию Михайловну. Добавил, что было бы желательно, чтобы эти сведения исходили от вдовы. На вопрос Юрия Петровича, что могла знать сама Нина Васильевна о существе работы мужа, Женя без раздумий ответил кратко: «Ничего».