«Хорошенькое дело, – подумал Гордеев, – те, кто что-то знает, стремятся уйти в сторону, а мне предоставляют беседовать с теми, кто в буквальном смысле ни черта не знает…» Но не это настораживало адвоката. В аналогичных условиях приходится работать практически постоянно, хуже другое – сама система, которая, скорее всего, узнав о частном расследовании, немедленно кинется подчищать возможные следы и убирать хвосты и торчащие уши. А как это у нас умеют делать, Гордееву не стоило рассказывать, и тонко, так, что комар носа не подточит, и по-топорному грубо, чтоб знали: мы не любим стесняться! Ну и выводы отсюда делали… всякие адвокатишки…
Юрий Петрович даже не уверен был, что с ним вообще станут разговаривать. Нет, с лестницы, конечно, не спустят, под зад пинка не врежут, но из вежливых, округлых фраз и многозначительных умолчаний он сам ничего для себя не выберет.
И все же главными сейчас оставались те жернова, о которых ничего так и не сказал Осетров. Впрочем, как показалось Гордееву, возможно, Осетров пока просто не готов к более откровенному разговору. Может, ему нужно время. Необходимы соответствующие условия. И не эта официальная обстановка, а беседа с глазу на глаз. Ну что ж, наверняка он по-своему прав. Надо проработать и этот вариант.
И неожиданно такая возможность представилась. Или эта возможность была Женей запланирована заранее? До той минуты, пока он не убедится, что адвокат действительно готов принять на себя дело? И с ним можно уже быть более откровенным. Но так или иначе, а Женя вдруг спросил:
– Я не слишком вас задерживаю? Ваш рабочий день, поди, давно закончился?
– У нас нет нормированного рабочего дня, – улыбнулся Гордеев. – Бывает, носишься сутками с высунутым языком, а случается, точно так же, без сна, сидишь за материалами дела. Простои, впрочем, тоже бывают – спи в свое удовольствие. Но последнее накладно для кошелька.
– Понятное дело, – усмехнулся и Осетров. – Просто я к тому, что мы засиделись. Кстати, если у вас нет каких-то особых планов на вечер, мы могли бы заехать куда-нибудь. Взять по рамочке. Нет желания? – И он выразительно посмотрел в глаза Юрию Петровичу.
– А что, пожалуй, – лениво согласился Гордеев. – Почему бы и нет? Но ведь я и сам на колесах.
– Вы где живете?
– Временно арендую на Башиловке. Пока не получу свое законное жилье.
Юрий не захотел вспоминать о том, как его дом стал жертвой террористов, которых, правда, до сих пор не поймали и теперь вряд ли когда-нибудь отыщут. Это было в те дни, когда в Москве гремели ночные взрывы, москвичи смертельно боялись мешков с сахарным песком, а «силовики» все грехи списывали, естественно, на «чеченов», всячески маскируя собственную причастность к прогремевшим трагедиям, о чем много тогда рассуждали все без исключения средства массовой информации. И никакого, кстати, капремонта на месте взорванного дома производить не могли – там нечего было уже ремонтировать. Просто Юрий не хотел будировать тему. Тем более что по постановлению московского правительства однажды должен был и он получить компенсацию за свою потерю в виде новой жилплощади. Когда этот акт состоится, он не знал. И пока снимал себе жилье. Но ведь не обсуждать же эту скользкую тему, тем более с фээсбэшником! Даже если тот фрондирует. Однако у Осетрова, оказалось, и в мыслях не было о чем-то расспрашивать. Он предложил:
– Нам в принципе по дороге. Я в Бескудникове живу. С матерью, – как бы оправдался он. – Так что с удовольствием подброшу вас на Башиловку. Что скажете?
– Но у меня здесь свои колеса, – возразил Гордеев.
– Жаль, – как показалось Гордееву, искренно огорчился Евгений.
– Оставлю здесь, в конце концов, – вздохнул Юрий Петрович. Вряд ли кто польстится на моего «старичка». А вы за рулем не боитесь? – усмехнулся он.
– Ну… не в лежку же! – засмеялся Осетров. – Так едем?
Гордеев был почти уверен, что Женя пригласит его все в того же «Карася», но ошибся. Осетров вырулил на своей «Ниве» на Садовое кольцо и помчался в сторону Самотечной и уже там, повернув к театру теперь уже Российской Армии, в одном из переулков подрулил к почти неприметному из-за отсутствия ярких опознавательных знаков кафе. Подмигнул, как заговорщик, и хмыкнул:
– Мировая точка. Не засвеченная.
Да, это был конечно не «Карась» с его улыбчивым и внимательным официантом и водопадами вдоль окон. Обычная, видно, в недавнем прошлом «Пельменная», только уже со столами и стульями, а также пышной веерной пальмой возле стойки маленького бара – на три стульчика. И народ здесь был простой, без крутизны, скорее всего, обитатели соседних домов.
Нашли свободный столик, Евгений подозвал официанта, хотя, как заметил Юрий, посетители сами подходили к окошку справа в стене, заказывали, что хотели, и сами же получали свои заказы. А официант здесь был, видимо, для проформы. Или для таких вот, вроде них, важных посетителей.
– Че будем? – по-простецки спросил Евгений у Юрия.
– Че хошь, – также ответил Гордеев.
Евгений засмеялся и заказал бутылку водки и закусь под нее. Так себе – селедочка с лучком, картошечка, свежие огурчики и по бараньей отбивной. Довольно стандартный набор. Единственное, в чем он позволил себе проявить оригинальность, – это двойная порция маслин.
Гордеев улыбался. Неужели нормальный мужик? Без закидонов… И принесенную водку он разлил не в рюмки, а в бокалы для воды – сразу по сотке, по-мужски.
– Я чего хочу тебе сказать, – начал Осетров, едва официант принес заказ, – не люблю разговоров в конторе.
Он перешел на «ты», хотя прежде они называли друг друга по именам, но на «вы».
– Давай! – Женя протянул свой бокал, чтобы чокнуться. Затем выпил и подцепил вилкой кусок селедки. – Понимаешь, какое дело? Тебе, Юра, все равно придется влезать в это дело… Главный вопрос в том, кому выгодна версия самоубийства. Но это я прошу оставить между нами. А сам ты вряд ли докопаешься. Точнее, не дадут. Не будут давать, – поправился он. – Не знаю, может, я зря затеял этот разговор… Узнаешь правду, еще откажешься…
– Ну, во всяком случае, без полной правды я просто физически не смогу ничего добиться, – возразил Гордеев. – Другое дело – знать, иметь в виду, но помалкивать. На это могу согласиться. Так что гляди теперь сам.
– Ладно, попробую. Полагаюсь на тебя… Для нашей конторы самоубийство Вадима – в смысле его истинного озвучания – абсолютно невыгодно. И тем более, если кто начнет в нем копаться. Но тут вступают в противоречие две другие силы. Вот о них я, собственно, и хочу тебя проинформировать.
– Информация закрытая, – кивнул Гордеев.
– Так точно. Но если почитать газеты, посмотреть телевизор и так далее, то никакой тайны здесь и нет. Вопрос – как посмотреть. В последнее время мы с Вадимом, ну и другими сотрудниками нашей конторы, ведем оперативную разработку и документирование сразу нескольких дел. Но все они, так или иначе, касаются довольно громкой фигуры, – Осетров наклонился к Гордееву и понизил голос: Деревицкого. Так, забыли. – Снова откинулся и продолжил: – Как я понимаю, а понимаю я еще далеко не все, речь в конечном счете пойдет о целом ряде крупнейших объектов, – понимаешь? – в отношении которых была в свое время проведена неправедная приватизация. Прихватизация, как теперь говорят. Видимо, в дальнейшем, о чем, кстати, постоянно официально заявляют в печати главные лица государства, включая и первое, речь пойдет не об отмене всего, что было распродано за гроши и ушло из рук государства, а лишь о некоторых предприятиях, к примеру, металлургических комбинатах, объектах нефтедобычи, об угле, газе там, кое-что, видимо, по алюминию и так далее. Но не обо всех, повторяю, а лишь о том, что прикипело к рукам вышеозначенной фигуры, в том числе и о некоторых средствах массовой информации. И битва, которая, к слову, никогда не затихала, а выходила время от времени из-под ковра, и снова туда же возвращалась, теперь, возможно, получит серьезную подпитку. От нас. Но тут еще вмешивается и большая политика, куда нынче без нее-то! И расстановка сил, как я себе представляю, следующая. Наш фигурант пробует козырять своими связями с первым лицом, понятно? С самим. С прежних еще времен. Мол, оказывал помощь, проталкивал, обеспечивал и так далее, за что ему, нашему дяде, обещана поддержка во всех его начинаниях во имя дальнейшего развития рыночной экономики, привлечения западных инвесторов и прочего. Ему же противостоят серьезные силы в Совете Федерации, практически большинство Госдумы и некоторые лица в правительстве. То есть силы где-то равные, но решающее большинство, как обычно, пока присматривается, чью сторону взять. И тогда – хана проигравшему. А как делаются сегодня банкротства, не мне тебе, думаю, рассказывать. Тот же телик, та же газета…
– Ну это одна сторона, а другая? Государство, что ли?
– Нет. Государственными интересами прикрываются все без исключения, но каждый тянет при этом одеяло в свою сторону. В частности, господин Аронов. – И эту фамилию Осетров произнес, наклонившись к Гордееву. – Между прочим, и на Севере, и особенно в Сибири, столкнулись именно их интересы. Один, между нами, скупает губернаторов и директоров предприятий, а другой уговаривает «силовые» и правоохранительные структуры. Как тебе? – Осетров невесело усмехнулся.
– И на чью же сторону потенциально… извини, конечно, – пожал плечами Гордеев, – работаете вы? Я имею в виду его. – Юрий указал пальцем в пол.
– Так получилось объективно, что против первого.
– Значит, второй никак не должен быть заинтересован в его устранении? – Юрий опять ткнул пальцем вниз.
– Получается, так.
– А первый заинтересован?
– Разве что отомстить… Хотя, как говорят, произнесенное слово уже не опасно для того, кто его произнес.
– Да, но ведь сказав "а", обычно говорят и «бэ»!
– В том-то и дело, – вздохнул Осетров. – Ну вот, пожалуй, и все. Давай-ка пожуем, а то остынет…
Они допили водку. Причем было заметно, что Евгений уже потерял интерес к разговору об олигархах, видимо, посчитав тему исчерпанной. Не было вопросов, требовавших немедленного ответа, и у Юрия. Информацию следовало осмыслить, сделать какие-то выводы. И, конечно, посоветоваться со знающими людьми. С Александром Борисовичем, как они договорились накануне в доме у Грязнова. Вся информация должна немедленно поступать к Турецкому, который, кстати, в расслед