– Не будет, – согласилась Волгина. – Но это ещё успеется. А пока я бы хотела поговорить с племянником убитого. Возможно, он как лицо, не заинтересованное в смерти дяди, но знающее семью изнутри, сможет дать нам более объективную информацию.
– Вы уверены в том, что Олег Кушнарёв не был заинтересован в смерти дяди?
– Уверенной в этом я быть не могу. Но, как правило, на наследство от родителей претендуют их дети, но никак не племянники.
– Бывают исключения, – заметил Морис.
– Бывают, – согласилась Мирослава, – я не исключаю, что Никифор Лаврентьевич и оставил племяннику, которого, по словам свидетелей, очень любил, какую-то сумму денег, но львиную долю наследства всё-таки, скорее всего, получат Анфиса Позднякова и Эдуард Твердохлёбов. Тётке Никифор Лаврентьевич, несомненно, тоже что-то оставил. Но навряд ли старушка захотела бы укокошить племянника.
– Да, заподозрить её в этом трудно.
– К тому же Твердохлёбов мог и не упомянуть в завещании свою старую тётку, потому что ему и в страшном сне не могло присниться, что она его переживёт.
– И всё-таки будем исходить из того, что Никифор Лаврентьевич, как человек деловой, предусмотрел и эту микроскопическую возможность.
– В любом случае никто старушку из дома не выгонит.
– Будем надеяться.
– Кстати, Снежана упомянула о том, что вторая жена Твердохлёбова, мать Эдуарда, в ту роковую ночь была поблизости.
– То есть?
– Со слов Снежаны, Розалия Павловна остановилась в гостинице неподалёку, но исключительно для того, чтобы собирать компромат на Снежану.
– То есть собирать сплетни?
– Зачем же так грубо, – усмехнулась Мирослава.
– Я почему-то не сомневаюсь в том, что сама Снежана в разговоре с вами выразилась именно так.
– Ты догадливый.
– По-моему, нам не хватает Шуры, – неожиданно заявил Морис.
– Неужели? – рассмеялась Мирослава.
Глава 12
На следующий день рано утром Мирослава отправилась к Олегу Кушнарёву. Она надеялась застать его за завтраком. Предупреждать о своём приезде племянника Твердохлёбова она не хотела сразу по нескольким причинам. Но основной из них была та, что она не собиралась давать ему время на подготовку к разговору и хотела застать его врасплох. Подсознательно она надеялась застать в квартире Кушнарёва и его невесту. Адрес племянника убитого ей предоставила Аделаида Сергеевна Калитовская, как и адреса всех других лиц, бывших в ту ночь в доме жертвы, кроме адреса Лизы.
Сказать, что Кушнарёв удивился её появлению на пороге своей квартиры, было бы не сказать ничего. Поначалу, вероятно, увидев в глазок девушку, он открыл ей дверь, не спросив, кто она и что ей нужно. И только потом задал вопрос, несколько удививший Мирославу:
– Вы принесли письмо?
– Какое письмо? – спросила она.
– Заказное!
– Я похожа на почтальона? – улыбнулась Волгина.
– Сейчас никто не похож на того, на кого ему следует быть похожим, – вздохнул он, – разве что за исключением разносчиков пива.
– Наверное, вы правы, – невольно улыбнулась она и призналась: – Вынуждена разочаровать вас, письма я не принесла.
– Если вы что-то продаёте или предлагаете, – начал он, поморщившись, и потянул ручку двери на себя.
– Минуточку! Я детектив! Мирослава Волгина.
– Детектив? – Он потёр лоб. – Ничего не понимаю! Во всяком случае, мне, кроме того, что я уже сказал вашему сотруднику, добавить нечего.
– Я частный детектив. И не знаю, что именно вы рассказали сотруднику полиции.
– Вы частный детектив? – Его широко расставленные светло-карие глаза смотрели на неё удивлённо и недоверчиво.
– Да, – ответила Мирослава, – вот мои документы, – она развернула перед его глазами своё удостоверение.
– Понятно. Я даже догадываюсь, кто вас нанял.
– Мне нужна ваша помощь, – сказала Мирослава.
– Что ж, проходите, – сказал он, немного помявшись, и добавил: – Но учтите, что времени у меня не так уж много.
– Я учту, – пообещала она.
Кушнарёв провёл её, как она и ожидала, на кухню, где пахло какао. На тарелке лежали бутерброды с сыром, сливочным маслом и ветчиной.
– Присоединяйтесь, – он указал ей на стул, придвинутый к столу, – я сейчас налью вам какао.
– Спасибо, – поспешила отказаться Мирослава, – я уже позавтракала.
– Ну что ж, – он бросил на неё оценивающий взгляд и, видимо, остался доволен, – а я, с вашего позволения, позавтракаю.
– Конечно, конечно.
Кушнарёв принялся за бутерброды и какао. А Мирослава подумала, что смерть дяди, как видно, аппетита ему не испортила, и спросила небрежно:
– А где Лиза?
– Лиза? – удивился он и закашлялся.
Мирослава поднялась со стула и заботливо постукала его по спине. Потом налила в стакан, стоявший на столе, воды из графина и протянула хозяину дома.
Он выпил его, пробурчал:
– Спасибо, – вытер выступившие на глазах слёзы и спросил: – Почему вас интересует Лиза?
– По-моему, это естественно, ведь она тоже была в новогоднюю ночь в доме вашего дяди.
– Ну и что? Лиза моя невеста! И была она вместе со мной.
– Я ничего не имею против этого.
– Тогда что же?
– Просто мне хотелось бы поговорить и с ней.
– Лизы здесь нет! – отрезал Кушнарёв.
– А где она?
– У себя дома. – И, немного помолчав, счёл нужным объяснить: – Мы не живём вместе. Лиза переедет ко мне сразу после свадьбы. Мы так решили.
Мирослава кивнула, давая понять, что приняла его ответ к сведению. Кушнарёв поднялся из-за стола, накрыл тарелку с недоеденными бутербродами салфеткой и убрал её в холодильник. Оставшееся в чашке какао вылил в раковину и ополоснул чашку.
«Выходит, я всё-таки испортила парню аппетит», – с некой толикой удовлетворения подумала Мирослава.
– Идёмте в зал, – сказал между тем Кушнарёв и направился к выходу из кухни. Мирослава, поднявшись со стула, на котором только что снова удобно устроилась, последовала за ним. Он привёл её в довольно большую комнату, заставленную тяжёлой на вид тёмной мебелью со светло-соломенной обивкой кресел, дивана и стульев. Примерно такого же цвета были шторы, висевшие на окнах. Стол был застелен ярко-жёлтой скатертью. В массивной хрустальной вазе (привет из советского прошлого) стояла небольшая еловая ветка, украшенная несколькими шарами и перевитая серебристыми нитями дождя.
Кушнарёв молча указал Мирославе на одно из кресел. Сам сел на второе и бросил одно лишь слово:
– Спрашивайте.
Мирослава не заставила себя упрашивать и задала свой первый вопрос:
– Какие у вас с дядей были отношения?
Он поднял на неё глаза и слегка прищурился:
– Ваш вопрос мне кажется странным.
– Отчего же?
– Ну, какие могут быть отношения у дяди с племянником?!
– Вообще-то отношения между дядьями и племянниками бывают самыми разными. Но меня интересуют именно ваши отношения.
Кушнарёв опустил глаза и, сглотнув, ответил:
– Я любил своего дядю. И смею надеяться, что он меня тоже.
– Дядя вам помогал?
– Конечно! – воскликнул Кушнарёв.
– Меня интересует в первую очередь материальная сторона вопроса.
– Материальная, – вздохнул Олег, – тогда, наверное, я буду вынужден обмануть ваши ожидания.
– Что так?
– Нет, дядя тратил на меня деньги, пока я был мальчишкой и, лишившись родителей, рос в его семье. Но по мере взросления я старался сам зарабатывать и, встав на ноги, уже не тянул из дяди денег. Как некоторые, – непроизвольно вырвалось у него.
– Под некоторыми вы имеете его сына Эдуарда?
– Неважно, кого я имел в виду, – быстро ответил он. По лицу Кушнарёва было заметно, что он сожалел о вырвавшихся у него словах.
– Анфиса Позднякова, ваша двоюродная сестра, часто обращалась к отцу за финансовой помощью?
– Насколько мне известно, – сухо проговорил Олег, – вообще не обращалась. Никифор Лаврентьевич делал, конечно, ей дорогие подарки на день рождения, Новый год и Восьмое марта. Но в основном задаривал подарками внуков. И, к слову сказать, их родители, что Анфиса, что Тихон, не раз выражали дяде по этому поводу неудовольствие.
– Почему?
– А то вы не понимаете, – покосился на неё Кушнарёв.
– Не совсем, – обронила Мирослава.
– Вы видели в детстве сказку «Снежная королева» в постановке Евгения Шварца, в которой Герду играла Елена Проклова? – уточнил он.
– Ну, – неопределённо протянула Мирослава.
– Так там мамаша маленькой разбойницы, атаманша шайки, прямым текстом сказала: «Детей надо баловать. Вот тогда из них вырастают настоящие разбойники!»
– Припоминаю что-то такое, – невольно усмехнулась Мирослава.
– Ну, так вот, ни Анфиса, ни Тихон не хотели, чтобы их дети выросли настоящими разбойниками.
– Подозреваю, что их дед тоже этого не хотел, – заметила Мирослава, подумав про себя, что Твердохлёбову-старшему было достаточно хлопот и с непутёвым сыном.
– Конечно, не хотел, – согласился Кушнарёв, – но дед – он и в Африке дед.
– А как вы отнеслись к женитьбе своего дяди на Снежане? – спросила Волгина.
– Как я мог к этому отнестись? – переспросил Кушнарёв и пожал плечами. – Нормально отнёсся.
– Вам не показалось, что избранница была слишком молода для вашего дяди?
– В наше время слишком молодыми в неравных браках бывают не только жёны, но и мужья, – резонно заметил племянник Твердохлёбова.
– Что да, то да, – вынуждена была согласиться Мирослава и тут же спросила: – Вас не смутило то, что дядя увёл невесту у сына своего лучшего друга?
– Меня это не привело в восторг, – осторожно признался Кушнарёв, – но согласитесь, что это не моё дело, осуждать или одобрять поступки родного дяди. – И, подумав, добавил: – К тому же у меня сложилось впечатление, что супруги Калитовские были ему за это настолько благодарны, что, будь у них такая возможность, вручили бы дяде орден за отвагу и самопожертвование в деле спасения их единственного сыночка.
– А сам Виталий Калитовский?