д, потопала на месте, чтобы не нести с собой размокшую снежную массу. Когда она приблизилась к двери девушки, та была уже открыта.
– Заходите, – донёсся голос из глубины квартиры, – гостевые тапочки под вешалкой.
Мирослава сняла куртку, тапочки искать не стала, но на сапоги натянула бахилы. Она переняла эту деталь у оперативника Рината Ахметова. А его научила надевать бахилы в чужих домах, которые муж посещал по долгу службы, жена Гузель. Она была уверена, что надевать чужую обувь негигиенично, а топтать полы грязной обувью в чужом доме неприлично, зато бахилы легко разрешали обе эти проблемы. Хозяйку дома Мирослава обнаружила на кухне. Девушка сидела закутанная в тёплый халат и пила горячий чай с малиной.
– Что случилось? – спросила Мирослава.
– Я, кажется, немного простыла, голова болит и знобит.
– Температура есть?
– Нет. И лекарств никаких не пила. Боюсь навредить ребёнку.
– Врача вы, конечно, не вызывали?
– Нет, с моими симптомами они меня далеко пошлют, – сказала Лена.
– Вы беременны, и это должно учитываться.
– Щас! – усмехнулась девушка.
– Хорошо, – сказала Мирослава, – если завтра вам не станет легче, я вам привезу врача.
– Что вы! Не надо.
– Это обсудим завтра. А пока скажите мне, когда вы видели Эдуарда в последний раз?
– Тогда и видела, когда вы меня подобрали и домой привезли.
– Это точно?
– Склероза у меня нет.
– Так, может, девичья память? – улыбнулась Мирослава.
Пивоварова картинно развела руками.
– Тем не менее мне нужна ваша фотография.
– В гостиной на журнальном столике лежит альбом. Выберете любую.
– И вы не хотите спросить, зачем мне ваша фотография? – приподняла бровь Мирослава.
– Нет, – покачала головой девушка, – я вам доверяю.
– Вообще-то в наше время нельзя быть слишком доверчивой, – предупредила Мирослава.
– Должна же я хоть кому-то в этом мире доверять, – грустно ответила Лена, – на данный момент, кроме вас, мне довериться некому. И если вы захотите меня подставить, то бог вам судья.
Мирославу ошарашил этот ответ, полный безысходности, и она, чтобы хоть как-то сгладить обстановку, прикрикнула шутливо:
– Отставить разговорчики в строю!
– Слушаюсь, товарищ майор, – охотно подхватила её тон Лена.
– Вообще-то я всего-навсего капитан, – продолжая дружелюбно улыбаться, отозвалась Мирослава.
– Ух ты! Целый капитан! – восхитилась Лена. – Не думала, что частным детективам тоже звания присваивают.
– Частным не присваивают, просто я сначала служила следователем.
– А почему ушли?
– Подчиняться не люблю, – честно призналась Мирослава.
– Я тоже, – вздохнула девушка.
– Лена, я сейчас должна уйти. Но если вы почувствуете себя хуже, сразу позвоните мне.
– Позвоню, – пообещала Пивоварова.
О том, что Эдуарда убили, Волгина сообщать ей не стала. Оставив девушку лечиться, она отправилась предъявлять её фотографию соседям Твердохлёбова-младшего. И у неё отлегло от сердца, когда соседи, глядя на неё, качали головой. Одни отвечали, что не видели эту девушку ни разу, а пара пенсионерок сообщила, что видели, но давно. Женщину, которая утверждала, что хорошо разглядела девушку, с которой накануне своей смерти ссорился Эдуард, звали Ольгой Фёдоровной. Фамилия её была Погодина. Посмотрев на фотографию Пивоваровой, Ольга Фёдоровна сразу заявила:
– Да что вы! Ничего общего нет! Это простушка какая-то, а та особа явно ухоженная.
Мирослава задумалась о том, как же отыскать эту ухоженную незнакомку. Женщина в это время в таких мельчайших подробностях живописала её портрет, что Волгиной пришла в голову неожиданная идея. Она предложила свидетельнице поехать в городской парк, в котором даже в зимнее время можно было найти в павильоне художников, рисующих карандашные портреты всех желающих.
– Поедемте, конечно, – обрадовалась Погодина, – заодно на лошадях покатаемся!
– На каких лошадях? – опешила Мирослава.
– Так в парке же сейчас на тройках катают! С бубенцами! – добавила обрадованно Ольга Фёдоровна.
– Хорошо, – согласилась Мирослава, – можно и на тройке покататься, но прежде дело.
Пенсионерка оказалась лёгкой на подъём и собралась почти моментально. Приехав в парк, они сразу же отправились к павильону и обнаружили там одного-единственного скучающего художника.
– Поработать хотите? – спросила Мирослава.
Художник сразу оживился:
– Кого рисовать будем, девочки?
От обращения «девочки» Ольга Фёдоровна буквально расцвела и готова была начать немедленно позировать такому галантному мужчине, но Мирослава улыбнулась и заявила:
– Рисовать будем незнакомку, – после чего спросила: – Вы можете нарисовать портрет со слов?
Лицо мужчины удивлённо вытянулось, он с интересом оглядел обеих женщин, почесал в затылке, крякнул, потом махнул рукой в том смысле, что, мол, была не была. И, заговорщицки подмигнув, спросил:
– Соперницу, что ли, разыскиваете?
– Типа того, – не стала разочаровывать его Мирослава.
– Это влетит вам в копеечку, – предупредил художник.
– Рисуйте!
– Ладно, начнём с лица. Какое оно у вашей красавицы? Овальное, круглое, треугольное, квадратное?
– Овальное, – сразу выпалила женщина, – вы угадали, – сказала она художнику, – девушка, которую вы должны нарисовать, на самом деле красавица!
– Это облегчает мою задачу.
– Чем же? – подозрительно спросила Ольга Фёдоровна.
– Красивую женщину всегда приятнее рисовать, чем кикимору какую-нибудь, – пошутил художник.
Погодина сердито поджала губы и велела:
– Не отвлекайтесь! Вон, вы брови ей совсем не те нарисовали!
– Вы же сказали, изогнутые?
– Изогнутые, – согласилась Ольга Фёдоровна, – но не до такой степени! Они у неё слегка приподняты, а вы нарисовали луки какие-то! Хоть стрелы в них вставляй!
– Так у красавицы брови и есть луки амура, а ресницы – стрелы, – попытался развеселить Погодину художник.
– Ничего подобного! – не согласилась Ольга Фёдоровна. – Луки у восточных красавиц, а эта женщина тип северной красавицы.
– Северной так северной, – решил не препираться художник и перерисовал брови.
Но угодить Ольге Фёдоровне оказалось делом весьма сложным. Мужчина уже сообразил, что с него семь потов сойдёт, пока он выполнит заказ, за который сдуру взялся, польстившись на обещанные деньги. Мирослава в их спор не влезала. Она вполуха прислушивалась к тому, как Ольга Фёдоровна препирается с художником, вполглаза следила за тем, что рисует на бумаге его карандаш, и думала тем временем о своём. Наконец спустя два с половиной часа Ольга Фёдоровна сказала, что портрет очень похож на женщину, которую она видела. Только тут Мирослава пристально вгляделась в карандашное изображение и обомлела. Это была Снежана Твердохлёбова!
«Что могла делать Снежана у своего пасынка, – промелькнуло в голове у Мирославы, – из-за чего они могли ссориться? Ответ только один – из-за наследства. Но ведь завещание ещё не было оглашено! Надо срочно ехать в твердохлёбовский особняк и всё выяснять на месте. Заодно и с Варварой побеседую, – решила Мирослава и уже чуть было не бегом помчалась к своей машине, как вспомнила об Ольге Фёдоровне.
Погодина тем временем стояла рядом и наблюдала за выражением лица детектива. Когда Волгина аккуратно скатала в трубочку портрет, пенсионерка схватила её за рукав, радостно приговаривая точно ребёнок:
– А теперь кататься! Кататься на тройке! – И попыталась увлечь её в сторону кассы, где продавались билеты на катание на тройках.
– Ольга Фёдоровна! Миленькая! – взмолилась Мирослава. – Давайте покатаемся в следующий раз.
– Но вы же обещали, – тихо проговорила женщина, и по её щекам покатились крупные слёзы.
«Правду народ говорит, что старый, что малый», – вздохнула Мирослава и уже собралась смириться с обстоятельствами, как вдруг ей в голову пришла новая идея. Она подошла к художнику и спросила:
– Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
– Василий, – ответил он, уставившись на неё удивлённым взглядом.
– А по отчеству?
– Петрович!
– Замечательно! – воскликнула Мирослава.
– В смысле? – недоумённо спросил художник, а потом сказал: – Мне тоже моё имя-отчество нравится.
– А кому оно может не понравиться, – воскликнула Мирослава, – Василий Петрович! У меня к вам ещё одна просьба!
– Какая?
– Вы видите эту даму? – Мирослава кивнула на Ольгу Фёдоровну.
– Я уже устал на неё глядеть, – признался художник, с опаской покосившись на Погодину.
– Правда, симпатичная? – подмигнула ему Мирослава.
– Да как вам сказать, – ответил Василий Петрович и нерешительно добавил: – Если только внимательней присмотреться.
– Вот! – одобрила его слова Мирослава. – А я смотрю, вы обручальное кольцо не носите… Рисовать мешает?
– Вообще-то я вдовый.
– Сочувствую.
– Ничего, жены уже десять годков нет.
– Наверное, сложно без женщины?
– Я с сыном живу и с его семьёй.
– Сноха достаёт?
– Иногда, – улыбнулся художник.
– Тогда точно стоит присмотреться к Ольге Фёдоровне. Она женщина во всех отношениях положительная.
– Как-то это всё неожиданно, – испуганно отозвался Василий Петрович.
– А вас никто и не торопит. Значит, так, – перешла она к делу, – Ольга Фёдоровна хочет покататься на тройке, я ей это в некотором роде обещала, но мне очень некогда. Василий Петрович! Умоляю вас, выручите меня! Вот деньги! Вот моя визитка! А вон Ольга Фёдоровна!
– Да куда столько? – Художник потряс купюрами, вручёнными ему Мирославой. – Тут же много!
– Ничего! Сначала вы покатаетесь, потом покормите даму в каком-нибудь кафе, а потом отвезёте на такси домой.
– На такси, – удивлённо проговорил художник.
– Ну не на трамвае же такую интересную женщину везти? – подмигнула ему Мирослава.
– Вообще-то у меня на стоянке возле парка машина стоит, – растерянно сообщил Василий Петрович.