– Вы имеете в виду предновогодний вечер и ночь, когда убили Твердохлёбова?
– Да. Он приехал раньше всех и давай собачиться!
– С кем?
– Да я же говорю, со всеми! И с сестрой, и с зятем, и с мачехой. Дольше всех ругался с отцом. А потом ещё заперся в комнате с невестой брата, и они там переругивались вполголоса, слова разобрать не удалось.
– А вы ничего не путаете? – удивилась Мирослава.
– В смысле? – удивлённо уставилась на детектива горничная.
– Вы имеете в виду невесту его двоюродного брата Олега Кушнарёва, Елизавету?
– Её самую, – кивнула Варвара.
– А где же в это время был сам Олег?
– Он помогал разжигать камин дяде, в смысле хозяину, ну, Никифору Лаврентьевичу, – совсем запуталась горничная.
– Я поняла, кого вы имеете в виду, – кивнула Волгина, – но тем не менее вы, Варя, наверное, ошибаетесь.
– Это ещё почему? – набычилась Варвара.
– Потому что Эдуард и Лиза ведь не были знакомы до этого вечера. Олег привёз её именно для того, чтобы представить как свою невесту родне, в первую очередь дяде.
– Может, и не были знакомы, – отозвалась девушка, – этого я знать никак не могу! Но я слышала, как они ругались. Может, Эдик начал приставать к ней, а она стала грозить рассказать обо всём жениху.
– Скорее всего, – тихо обронила детектив.
– Но только он ей сказал насмешливо: «Да ты, Лизка, как я погляжу, как была дурой набитой, так ей и осталась».
– Вы уверены, что он произнёс именно эти слова? – уточнила Мирослава.
– Я не глухая! – отрезала Варвара.
– Что ж, благодарю вас за помощь, оказанную следствию. До свиданья.
– Прощевайте, – отозвалась горничная и первой стремительно направилась к дверям.
У Мирославы появилась необходимость снова вернуться в город, поездку можно было бы отложить на завтра. Но, несмотря на усталость, она решила, что в данном случае поговорка «не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня» была как никогда кстати.
Новые пазлы начали менять сложившуюся в голове Мирославы картину убийств отца и сына. А также связанного с ними нападения на Кушнарёва.
Глава 23
Однако прежде, чем возвращаться в город, Волгина позвонила на сотовый Наполеонову.
Он, как всегда, с места в карьер:
– Слав, тебе чего?
– Мне тебя, – ответила она, – ты будешь на месте?
– Да. У тебя что-то срочное?
– У меня кое-что важное для тебя.
– Приезжай! Жду! – Наполеонов отключился.
– Поросёнок, – беззлобно обругала его Мирослава вслух.
По пути она заехала в старую-престарую кулинарию, которую помнила ещё с детских времён. В ту пору она была одной из безымянных кулинарий, разбросанных по всему городу, а после того, как её приватизировали, она стала называться «Бабушкиной» и, к первоначальному удивлению Мирославы, настолько преобразилась, что пирожки и пироги, испечённые в ней, в действительности стали напоминать по вкусу бабушкины шедевры. Но к хорошему, как известно, привыкают быстро, привыкла к качеству печёностей «Бабушкиной» кулинарии и Мирослава вместе со всеми живущими поблизости людьми. Но и те, кто жил далеко, если хоть раз попробовал пироги и пирожки из этой кулинарии, время от времени приезжали сюда за покупками специально или забегали в «Бабушкину», когда проезжали мимо. Вот и Мирослава зашла в кулинарию и набрала пирожков, беляшей, пончиков и кексов в расчёте на то, что часть они съедят с Наполеоновым, часть он припрячет, как запасливый хомячок, а что-то всё-таки перепадёт оперативникам, работающим над этим делом вместе со следователем Наполеоновым. Так оно и случилось, но позже. Сначала же, как только она появилась в кабинете следователя с увесистым пакетом, Наполеонов отобрал его у неё и попросил Эллу приготовить три чашки чая.
– А третью кому? – спросила секретарь.
– Третью тебе, кому же ещё, – пробурчал Наполеонов.
Мирослава подмигнула девушке.
Волгиной хватило для утоления голода одного беляша и одного пирожка с картошкой, Элла тоже много не съела. Сколько проглотил Наполеонов, Мирослава считать не стала, чтобы потом не переживать за его пищеварение. Когда они покончили с импровизированным обедом, Волгина сказала:
– Сейчас мы поедем к нотариусу.
– Ты шутишь? – спросил следователь.
– Нет.
– Никакой нотариус не раскроет тебе тайну завещания без предъявления ордера. А у меня на данный момент его нет.
– Мы не будем просить его раскрывать нам тайну завещания, – успокоила следователя детектив.
– Тогда зачем мы к нему заявимся?
– Шура! Не мне тебя учить! Ты придашь своей физиономии умильное выражение и попросишь нотариуса только об одном!
– О чём же?
– Если то, что ты скажешь ему, верно, то пусть он промолчит, а если неверно, то пусть скажет, что это чепуха!
– И ты думаешь, что он клюнет на эту удочку?
– Почему бы нет, – ответила Мирослава, – молчанием он не нарушает своего долга перед клиентом.
– А если он вынужден будет сказать, что это чепуха, то как это будет расцениваться с точки зрения нотариальной этики?
– Никак! – отрезала Мирослава.
Наполеонов тяжело вздохнул:
– Вечно ты меня в трясину тащишь, а я как дурак…
– Шура! Ты, как умный, раскроешь дело.
– Ладно, говори, что именно я должен буду наплести бедному нотариусу.
– Шура, – хмыкнула Мирослава, – я уверена, что он не бедный. Теперь к делу. Ты скажешь ему: Твердохлёбов завещал всё своё движимое и недвижимое троим – дочери, племяннику и младшему сыну с условием, что экспертиза докажет, что он на самом деле его сын. Клиент не забыл упомянуть в завещании свою тётку.
– Это всё? – ухмыльнулся Наполеонов.
– Всё. Хотя про тётку Снежана, когда делала свои предположения, не упомянула, это я добавила от себя, так как не мог Никифор Лаврентьевич обделить свою старую тётку.
– Он мог подумать, что она умрёт первой.
– Неважно, что он мог подумать. Будем исходить из того, что Твердохлёбов был деловым человеком.
– А до этого военным, – добавил Шура.
– Вот именно.
Они поехали к нотариусу. Мирослава осталась сидеть в коридоре, а следователь зашёл в кабинет. Его не было так долго, что Мирослава уже начала беспокоиться. Но вот наконец Шура вышел из кабинета нотариуса и, чуть ли не шатаясь, поплёлся по коридору к стулу, на котором она сидела. Дошёл и плюхнулся рядом.
– Шура, – шёпотом проговорила Мирослава, – ты выглядишь так, словно он выпил из тебя все соки.
– Этот старый хрен, – проговорил Наполеонов тихо, – похлеще любой разрекламированной соковыжималки.
– Что он тебе сказал?
– Сначала отбояривался от меня по-всякому, но я его дожал! – гордо заявил Наполеонов.
– Так что же всё-таки он тебе сказал? – допытывалась Мирослава.
– Как и было оговорено условием предложенной нами ему игры, он мне ничего не сказал!
– Даже до свиданья не сказал? – усмехнулась Мирослава.
– И до свиданья не сказал, – хмыкнул в ответ Наполеонов, – только глазами на дверь указал и совершил не совсем пристойный жест, призывая меня убраться как можно скорее вон.
– Отлично, – улыбнулась Мирослава. – Получается, что Твердохлёбов сказал Снежане о своём завещании правду, и она передала её мне.
– Получается, – согласился Наполеонов. – А теперь послушай, что скажу тебе я.
– Давай уйдём отсюда, и ты мне расскажешь в машине.
Но когда Мирослава села за руль «Волги», Шура предложил:
– Давай лучше расскажу в кабинете.
– Почему?
– Мне надо глаза твои видеть.
– В зеркале ты их не видишь? – улыбнулась детектив.
Наполеонов скорчил презрительную гримасу.
– Ладно, – согласилась она.
Когда они вернулись в кабинет следователя, Наполеонов первым делом попросил Эллу сделать чай и крикнул вдогонку:
– Давай сюда весь чайник!
Секретарь лишь пожала плечами и вскоре принесла Наполеонову чашки и чайник. Получив горячий напиток, следователь начал свой рассказ:
– Мы сняли отпечатки пальцев в подъезде невесты Олега Кушнарёва. Конечно, там всё заляпано, подъезд, он и есть подъезд, но что интересно, пальцы и биологические следы совпадают с ДНК Эдуарда Твердохлёбова. А при проведении обыска в квартире убитого Эдуарда Твердохлёбова мы обнаружили бумажник и сотовый его двоюродного брата Кушнарёва.
– Теперь понятно, кто напал на Олега, – сказала Мирослава, – осталось выяснить, кто же избавился от него самого.
– Ага, осталось решить пустяковую задачку, – вздохнул Наполеонов и сказал: – Забыл тебе сказать, что у Кушнарёва, кроме травмы головы, ещё сломано два ребра. Его били ногами, когда он уже потерял сознание. На ботинках Эдуарда Твердохлёбова осталась кровь Кушнарёва.
– Вот зверюга! – вырвалось у Мирославы.
– Притом тупая зверюга. Он даже не подумал о том, как наследил и что его легко отыщут.
– Ты прав.
– Слав, – спросил Наполеонов, – ты думаешь, он выместил на брате злость из-за того, что, по мнению Эдуарда, Олегу достались его деньги?
– Не знаю, – ответила Мирослава. – Всё может быть после его разговора со Снежаной.
– Тогда, может быть, самого Эдуарда убила мачеха?
– Не говори глупости, – отмахнулась детектив.
– Но почему?
– У неё алиби.
– Ты проверяла?
– Досконально нет.
– Тогда почему ты так уверена?
– Не знаю…
– Вот, – взвился Наполеонов, – опять отошлёшь меня к своей интуиции?!.
– Погоди, – сказала Мирослава, – не ори. Лучше скажи, нож, которым зарезали Эдуарда, вы нашли сразу?
– Ну да, в мусорном контейнере возле дома. Видимо, кому-то он так сильно жёг руки, что его тотчас выбросили.
– Отпечатков нет?
– Нет.
– Послушай, Шура, почему преступник выбросил нож, но унёс одежду?
– Какую одежду?
– Ту, в которой он убивал.
– Так это как раз понятно, – ответил Наполеонов, – нож бандит брал в перчатках, и потом, он не был ножом преступника. Мать убитого подтвердила, что это нож из его кухни, а на одежде обязательно должна была остаться кровь.