Затем ещё два часа мы потратили на само собрание, на котором Филиппов старший кричал на всех артистов, включая массовку: «Как вам не стыдно⁈ Бездельники! Вы почитайте, что пишет о вас пресса!». «Если так будем и дальше играть, то вылетим в низшую лигу! В защите проходной двор!» — разорялся дядя Лёша Смирнов. «Где наша 13-ая зарплата? Где премия в квартал?» — гудел Филиппов младший. «Мы никому не позволим хоронить Пушкина! Мы сами его похороним!» — выступал, сидя в президиуме, Георгий Вицин. «Бездельники!» – продолжал кричать Филиппов старший. «Просто нужно активнее выдвигать молодёжь!» — выкрикивала Нонна. «Это мы — самая настоящая проверенная временем молодёжь! — возражал 60-летняя Гликерия Богданова-Чеснокова, — Да! Именно мы были молодёжью, когда вы ещё под стол пешком ходили». «Вы лучше почитайте, что пишут газеты!» — не успокаивался Филиппов старший. «Пушкин — это наше всё!» — не унимался Вицин. «Где, я спрашиваю, взять три рубля до зарплаты?» — горячился Филиппов младший. «А я говорю, что на воротах дыра!» — кричал ему в ответ дядя Лёша Смирнов. «Молодёжь! Молодёжь!» — скандировала Нонна. «Служил Григорий за зарплату! Григорий деньги получал!» — перекрикивал всех Филиппов младший. «Товарищи дворяне, давайте уже что-то решать!» — умолял всех собравшихся актёр Игорь Дмитриев. И когда гвалт достиг своего апогея, то должен был появиться гримёр Зайчик в исполнении Леонида Быкова, но вместо этого мне пришлось скомандовать:
— Стоп! Снято! Пока нет товарища Быкова, предлагаю пообедать.
— Григорий поваром работал, супы он вкусные варил! — прогудел Филиппов младший и первым побежал в буфет.
— Надо что-то решать, — тихо сказал мне дядя Йося Шурухт, когда народ с шумом ринулся вслед за Филипповым младшим. — Я всё и всех обзвонил, Лёни нигде нет. Жена его волнуется, но ничего не знает.
— Может, в милицию заявить? — предложил главный оператор Василич. — Вдруг его машина сбила?
— Аха, скорая помощь вылетела на красный свет и покалечила нашего Зайца. Тогда уже давайте и морги обзванивать, — всплеснул я руками. — Без Леонида Фёдоровича остался всего один эпизод: репетиция на сцене театра, которой руководит режиссёр Дантесов. Но у нас осталось неконченое собрание труппы театра, где товарищ Быков толкает воодушевляющую речь и стучит кулаком по столу.
— А давайте снимем со спины на общем плане дублёра, — хитро усмехнулся главный оператор. — А что? Это распространённая практика, когда актёр выбывает по непредвиденным обстоятельствам. А Лёню доснимем потом на крупном плане уже без массовки. Я камеру чуть пониже поставлю, и будет очень хорошо.
— Будет просто замечательно! — потёр руки директор Шурухт, — вызывать на второй день массовку дорого и накладно.
— Когда без пользы и накладно, тогда от всей души досадно, — пробурчал я. — Ладно, сейчас люди пообедают, переоденем Шевчукова в костюм гримёра Зайчика, у него как раз рост подходящий, напялим ему парик с тёмными кудрями и снимем на общих планах. Одним словом — бардак на съёмочной площадке!
— Шевчуков, не стони! — прикрикнул я на нашего техника-стажёра, спустя ещё два часа после обеда.
— Мы так не договаривались, — бухтел он, когда я его чуть ли не за шиворот тащил на сцену ленинградского БДТ, куда многие именитые актёры не могли прорваться даже по блату.
В этой локации мы намеревались сегодня отснять эпизод работы режиссёра Дантесова и артистов нашего выдуманного Среднего тетра. Однако переодетых дворянок оказалось на две единицы больше, чем переодетых дворян. Поэтому с одной свободной дворянкой, Нонной Новосядловой, танцевал дядя Лёша Смирнов, то есть его персонаж — шумовик Громыхалов, который клятвенно пообещал ноги моей драгоценной красавице не отдавить. А с другой барышней-дворянкой кроме Шевчукова танцевать было некому.
— Мы так не договаривались, — ещё раз пропищал он, — вы сказали постоять в парике спиной к кинокамере на собрании актёров, я постоял, чего вам ещё надо? Хотите, чтобы я написал заявление по собственному желанию? Я — согласен.
— А я не согласен, — прорычал я. — Может быть, я из тебя ещё и человека сделаю. Быстро возьми девушку за руку, шалопай! Уважаемые, товарищи дворяне! — обратился я ко всей честной публике. — Слушаем теперь только меня! Никакого вальса, никакого танго, никакого фокстрота. Джентльмены встали справа, леди — слева. Девушки протянули правую руку, молодые люди взяли её своей левой рукой. Все смотрим в зал. Далее следуют покачивания навстречу друг другу и в противоположную сторону. Раз, два, раз, два, поворот по часовой стрелке, перехватились и снова те же покачивания. И как только режиссёр Дантесов крикнет: «Ну, кто так танцует?», все замирают. Никто не улыбается. И у всех каменные лица.
— Вот так? — сурово сдвинул брови к переносице Филиппов младший.
— Очень хорошо! — хохотнул я. — Всем брать пример с нашего Николы Датского. Вот что значит настоящее каменное лицо! Василич, порепетирую с дворянами, а я пока с Георгием Михайловичем переговорю.
— Давай-давай, Феллини, — проворчал наш главный оператор.
Я же спустился в зрительный зал, где сидел Георгий Вицин, которому сейчас предстояло сделать небольшое сольное шоу, и присел рядом.
— Будешь ставить мне актёрскую задачу? — захихикал супер опытный и мега талантливый актёр.
— Нет, хочу рассказать один случай из детства, — сказал я, немного смутившись. — Когда мне было лет девять или десять я очень активно занимался футболом. И вот как-то раз наш тренер пришёл на занятие чуть-чуть пьяненьким. Посмотрел на то, как мы играем, тихо выругался, остановил тренировку и выкрикнул: «Ну, кто так пинает? Кто так пинает? Смотрите все и учитесь как надо». Потом он поставил мяч, отошёл, разбежался, поскользнулся, упал и сломал ногу. Мы все стоим в шоке, а он лежит и орёт: «Позовите врача! Врача!». Ха-ха. Что, не смешно?
— А что было дальше? — спросил Вицин, приподняв одну бровь.
— Далее я закончил футбольную карьеру и перешёл в бокс. Георгий Михайлович, изобразите сейчас моего детского тренера?
— Сделаю, если надо, — пожал он плечами. — Дубль будет один?
— Один как перст, — буркнул я.
Почти сорок минут мы, не включая кинокамеру, репетировали этот эпизод. «Ну, кто так танцует? Кто так танцует?» — возмущайся своим неповторимым кошачьим голосом режиссёр Дантесов в исполнении Вицина. Правда, по моей просьбе, Георгий Михайлович во время репетиции не падал на пол, обучая артистов премудростям танца, он просто присаживался на одно колено и кричал: «Позовите врача!». И видя это, директор Могильный, то есть Филиппов старший хвастался: «Вот что значит настоящая система Станиславского! Учитесь, пока мы живы!». «Врача», — жалобно продолжал просить Вицин, а Филиппов старший хохотал и, мотая головой, кричал: «Не верю!».
— Очень хорошо! Давайте снимать! — наконец, скомандовал я. — Любочка, давай хлопушку!
И как только ассистентка Люба вышла с хлопушкой перед камерой, на сцене появился Леонид Быков. Наш бравый главный режиссёр, обвёл взглядом всю опешившую массовку, кивнул головой мне и главному оператору Василичу и отдал команду, которая противоречила моей:
— Камера стоп! Перекур 15 минут.
— Лёня, ну нельзя же так нас заставлять нервничать, — тут же выбежал навстречу к Быкову дядя Йося Шурухт. — Мы уже думали больницы с моргами обзванивать. Хотели уже всю ленинградскую милицию на уши поднять. Был человек, и нет человека. Вышел из больницы и пропал.
— Да-да, извини, — пробурчал Леонид Фёдорович. — Мне просто нужно было побыть одному и о многом поразмыслить в тишине. Феллини, пошли, пообщаемся. — Кивнул Быков в направлении фойе.
«Слава Богу, что живой, — подумал я, следуя за настоящим главным режиссёром этого фильма. — Только настроение какое-то странное, вроде и трезвый, а вот глаза немного ошалелые».
— Как сегодня съёмочный процесс? — спросил первым делом Леонид Фёдорович, когда мы в коридоре театра остались одни.
— Пока идём по плану, — пожал я плечами. — Сейчас закончим эпизод на сцене театра и навалимся на главного героя Зайчика. Вы сами-то как, к съёмке готовы?
— Готов-готов, – пробубнил Быков. — Только я вот что решил, дальше буду снимать без тебя. Ты, Феллини, пойми, мне самому важно снять эту кинокартину. Ради будущего, чтобы себе доказать, что я способен быть режиссёром. Чтобы выйти за рамки, сломать так называемый забор. Понимаешь?
— Ясно, — кивнул я. — Когда забор ломают, то щепки летят. Держите мой сценарий, там всё расписано. Новые диалоги и новые сюжетные ходы.
Я протянул Леониду Быкову стопку исчёрканных бумаг в бумажной папке, которую носил постоянно с собой, чтобы записывать интересные мысли и идеи, где бы они меня не застали. А потом, развернувшись, потопал на улицу. Теперь и мне требовалось побыть одному и о много подумать. С одной стороны мне нужно было писать заявку и сценарий «Знатоков», с другой к «Зайчику» я уже успел прикипеть, вложив него много собственных идей.
— Феллини, ты меня пойми и не обижайся! — крикнул мне вслед главный режиссёр.
— Всё верно! — махнул я рукой. — Удачи!
А уже на выходе из БДТ я попрощался с оператором Василичем, обнялся с директором Шурухтом, который пообещал кота Чаплина собственноручно привезти вечером в мою коммуналку. Затем перекинулся парой слов с актёрами фильма, пожелав им удачи и потребовав, чтобы они играли на разрыв аорты и никак не меньше. Нонне Новосядловой и Ирине Губановой сказал, чтобы девушки готовились к августу сниматься в новом детективном кино. А Георгий Вицин снова предложил порекомендовать мою кандидатуру Леониду Гайдаю. Но что я ответил: «Передайте Леониду Иовичу секретную фразу — бамбарбия киргуду».
На улице, когда я покинул стены БДТ, как назло похолодало, и заморосил неприятный дождь. И может быть даже к лучшему, что прогуляться мне в одиночестве не дал один странный мужичок в интеллигентной шляпе и в чёрных перчатках на руках.
— Садись в машину, Феллини, прокатимся, — сказал криминальный авторитет Юрий Алексеевич, который поджидал меня на набережной реки Фонтанки.