— Наивный человек, — буркнул я и, вскочив со стула, стал наматывать по своей комнатёнке круги. — Это же плёнка «Кодак», которую приобрели за волюту. Да в Госкино дешевле заморозить съёмки фильма вообще, чем докупать новую партию. Или просто скажут, переснимайте всё на нашу родную «Свему» и не выделывайтесь. Святая наивность!
— Слушай, Феллини, а может ты заглянешь завтра в БДТ? — словно лисичка промурлыкала Нонна. — Наврёшь чего-нибудь Леониду Фёдоровичу, напугаешь его тем, что фильм могут закрыть? Надо спасать кино, я не хочу оставаться без работы. Тем более картина получается весёлая и смешная. И для меня этот фильм — дверь в светлое будущее.
Ничего не ответив, я посмотрел в окно, где огромные дождевые капли шлёпали по лужам. И подумал, что не должен я вмешиваться в это дело. Что касается работы для Нонны, то её скоро будет выше крыши. Мой многосерийный детектив — это раз, появится в продаже пластинка с песнями, начнутся музыкальные гастроли — это два. Единственный кто пострадает из-за недостатка плёнки — это сам Леонид Быков. Его режиссёрская карьера, даже не начавшись, полетит под откос. А начнёт скандалить и что-то доказывать, то завоюет репутацию проблемного режиссёра.
— Почему ты молчишь? — актриса тихо подошла и, прижавшись ко мне, тоже посмотрела на дождь за окном.
— Если я завтра появлюсь на съёмках и чего-нибудь с три короба навру, то толку не будет. Леонид Фёдорович должен сам понять, осознать и прочувствовать свою ошибку. А по поводу дальнейшей работы ты даже не переживай, лучше подумай, как осенью будешь совмещать учёбу со съёмками и концертами? Ты ещё пожалеешь, что связалась со мной. Ха-ха.
— А может быть, я уже жалею? — тихо пробормотала Нонна, прежде чем я её поцеловал.
Ночью мне не спалось. Но не по той причине, о которой многие бы подумали, если бы увидели прелестную гостью, которая мирно спала в моей кровати. Мне не давали уснуть мысли о светлом будущем, дверь в которое не так уж и просто открывалась, как я это обрисовал Нонночке. Изготовление «золотого ключика» от заветного замка требовало трудолюбия, интересных творческих решений и, конечно же, удачи. Куда без неё?
Поэтому в три часа ночи я корпел над синопсисом и аннотацией для «Следствия ведут знатоки». Настольная лампа была завешена небольшим пледом, чтобы свет не мешал отдыхать моей гостье, а сам я строчил краткое содержание первого фильма, в котором Знаменский, Томин и Кибрит будут расследовать похищение картины из Государственного Русского музея. Эрмитаж я пока решил не грабить.
К тому же мои преступники легко и красиво уходили через Михайловский сад, который вплотную прилегал к Русскому музею. Я даже представил, как поздно вечером один из преступников несёт по аллее сада картину, свёрнутую в рулон, словно лист ватмана, а его останавливает милиционер и просит закурить. Причём снять это нужно было с такого ракурса, чтобы зритель не видел лица преступника, и чтоб интрига сохранялась до самого финала детектива.
И вдруг на моё плечо легла чья-то ладонь. От неожиданности я чуть-чуть не подскочил со стула.
— Ты чего? — вздрогнула Нонна, одетая в мой необъятных размеров халат.
— Как чего? — улыбнулся я. — Да я чуть не родил. У меня преступник крадётся по аллеям вечернего сада, нервы, словно натянутые канаты, а тут подкрадываешься ты.
— Так, так, так, — произнесла актриса и, усевшись на мои колени, принялась читать мои закорючки, которые я старался делать поразборчивей. — Зина Колибри — это я что ли? Да?
— Не Колибри, а Кибрит, — проворчал я, так как никогда не любил, чтобы отрывали от творчества. — Ты почему не спишь? Тебе же завтра в кадр.
— Ничего, ничего, я ещё высплюсь. Значит Зина, хи-хи, продавщица из магазина, хи-хи. Ну, какая из меня милиционерша Зинаида? Это же просто смешно.
— Ничего подобного, — я снова недовольно пробурчал. — Во-первых, у тебя дворянские корни. Во-вторых, ты закончила с отличием институт имени Сурикова, и поэтому гениально рисуешь лица преступников по словесному описанию. В-третьих, играешь на гитаре. Я своими «Знатоками» создам новый тип милиционера — умного, интеллигентного, проницательного и красивого человека. Жаль, что это всего лишь фантастика. Но ради сказки люди и смотрят кино.
— Хорошо, допустим, — хитро улыбнулась Нонна. – А что я буду петь? Постой, паровоз, не стучите, колёса, кондуктор, нажми на тормоза. Хи-хи-хи.
— Кстати, о песне, — сказал я, подняв указательный палец вверх. — Товарищ Зинаида Кибрит, будьте так любезны, подайте инструмент, а то я до него не дотягиваюсь.
— Ты что? Все уже давно дрыхнут. А вдруг соседи вызовут милицию? — заулыбалась актриса, однако, протянув руку, сняла мою пошарпанную гитару со стены. — Как ты потом докажешь, что писал сценарий специально для милиционеров?
— Ничего, ночью шептать законом не запрещается. Поэтому буду петь шёпотом.
Нонна, разбираемая любопытством, тут же пересела на кровать, и вперилась в меня своими лучистыми огромными глазами. Я чуть-чуть поднастроил струны, которые за день успевали потерять нужное звучание. И перебором заиграл песню «Позови меня с собой» композитора и поэтессы Татьяны Снежиной, которую лихо исполняли сыщики из «Улицы разбитых фонарей».
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
— Шикарная песня, — восторженно прошептала моя прелестная актриса. — Всё, я — Зина Кибрит, уговорил. Хи-хи.
Утром, проводив свою красавицу Нонну на служебный автобус, который от главного корпуса «Ленфильма» увозил почти всю съёмочную бригаду кинокомедии «Зайчик» в БДТ, я направился прямиком к директору киностудии. На проходной, сунув охраннику корочки курьера газеты «Ленинградская правда» и пробурчав, что у меня срочное письмо из Кремля для Ильи Николаевича, я потопал на второй этаж, где располагалась и дирекция, и главная редакция.
Я уже мысленно рисовал своё будущее исключительно в розовых тонах. Я представлял, как минимум через неделю начну снимать своё кино, которое меня прославит. Однако в кабинете товарища Киселёва меня даже не с первого раза узнали.
— Чего тебе, Петров? — пренебрежительно бросил Илья Николаевич.
— Васечкина потерял, — хмыкнул я.
— Какого Васечкина? — пролепетал директор.
— Который Петрова с детских лет знает, — тут же ответил я.
— А, это ты, шутник Антониони, извини, не узнал, закрутился, — захохотал Киселёв. — Чё пришёл-то? Заявление в отделе кадров не принимают? Скажи, я распорядился. У тебя всё? А то мне некогда. Скоро худсовет по картине «Поезд милосердия», а там целый вагон правок. Наснимали, понимаешь, для Дуньки Распердяевой, а мне разгребай.
— Мелочи жизни, если один вагон убрать, то от поезда не убудет, — криво усмехнулся я. — Так и быть, передам вору «Фиксатому», что всё у вас хорошо. Здоровье крепкое, заработок отличный, женщинам молодым вы нравитесь.
— Кхе, кхе, кхе, — три раза многозначительно кашлянул Илья Николаевич. — Слушай, Феллини, в ассистентах режиссёра тебя восстановят, это не вопрос. А вот кино я тебе снимать не дам. Ты мне тут целый талмуд приволок, — кивнул он на мою худенькую папку, где лежали всего несколько листков, аннотация и синопсис, — а мне твою галиматью читать некогда. И я право не имею дать тебе самостоятельную работу. Ты, пойми, ты пока никто. Образования у тебя нулевое, и опыт — нулевой. Так что вор «Фиксатый»…
— Понял, можете не продолжать, — буркнул я и развернулся на сто восемьдесят градусов.
Но как только я дошёл до двери в директорский кабинет, как только взялся за ручку, товарищ Киселёв крикнул:
— Да, стой ты! Давай так: неделю тебе на написание сценария 10-минутного короткометражного фильма и снимай, что хочешь. Снимешь чушь собачью для Дуньки Распердяевой, спишем плёнку как брак. Получится что-то стоящее, будем разговаривать дальше. Согласен?
— Считайте, что уговорили, — хохотнул я.
Глава 18
Кафе киностудии «Ленфильм» во вторник 9-го июня 1964 года гудело, шумело и смачно дымило сигаретами разных марок. Здесь с жаром обсуждались новые гениальные сценарии, новые творческие прорывные проекты, которые должны были потрясти мир. Впрочем, на этом обсуждении они подчас и завершались. И вот сюда, в это «творческое пекло», покончив с бюрократическими проволочками трудоустройства, в поисках идеи для 10-минутной кинокартины я и пожаловал.
Снять короткометражку — это дело серьёзное, это вам не в преферанс «пулю расписать». И самая большая загвоздка «короткого метра», конечно же, сценарий, написанный без единого лишнего эпизода, лишней фразы и лишнего слова. И при этом фильм должен быть не обрубком, а законченным произведением. В большом кино, я уж не говорю о сериале, есть, где «воду в ступе потолочь». Бывает, что во время финального монтажа картины вырезаются целые эпизоды, которые никакого вреда конечному результату не наносят. Из короткометражки в лучшем случае можно вырезать лишь конечные титры.
«Короткий метр — это не пасьянс косынка», — подумал я в поисках свободного столика, держа в руках кружечку кофе, салат с селёдкой и папку с бумагами. И на мою удачу, одна небольшая компания кинодеятелей мне этот столик около колонны предоставила. После чего, моментально рухнув на свободное место, на бумажном листе для печатной машинки я написал большими буквами слово: «СЦЕНАРИЙ», а затем ещё немного подумал и добавил: «ГЕНИАЛЬНЫЙ».
«Начало готово, — выдохнул я. — Осталось только решить, о чём будет будущий фильм или о ком? А если так? Нонна одна ночью идёт по пустынной улице. Светит большая круглая луна, тревожно кричит ночная птица. И вдруг из кустов выскакивает здоровенный мужик и спрашивает: „Девушка, закурить есть?“. И тут Нонна вытаскивает из сумочки зажигалку в форме пистолета и отвечает: „Пожалуйста, курите“. И здоровяк, увидев пистолет, начинает орать: „Спасите! Помогите! Честного пролетария ни за что ни про что убивают!“. Затем он с выпученными глазами бежит по улице, перепрыгивает через какие-то ящики и вдруг проваливается в открытый люк кол