— Суть ясна, слышно! — хохотнул я. — Искусство, как вы все знаете, у нас принадлежит народу!
— Мы читать умеем! — рявкнул какой-то юморист из толпы.
— Это потому что образование у нас тоже народное, — брякнул я в микрофон, чем вызвал взрыв хохота. — И мы, «Поющие гитары», пишем свои песни и исполняем их также исключительно для народа! Поэтому наша первая композиция про молодость, про труд и про любовь!
Я кивнул музыкантам, и Сергей Лавровский выдал небольшое барабанное соло на ударной установке. После чего включился и весь ансамбль, заиграв жёсткий ритмичный инструментальный проигрыш песни «У нас, молодых, впереди года». А люди на танцевальной площадке принялись отплясывать — кто во что горазд. И это броуновское движение с высоты метровой сцены выглядело завораживающе.
Глава 19
«Турецкая площадка» располагалась с левой стороны от Гатчинского дворца в ста метрах от так называемого «Кухонного каре». Лично мне это «каре» напоминало квадратный средневековый замок с башнями на углах, и оно было точной копией противоположного «Арсенального каре». И вообще этот дворец так и подмывало обозвать замком, из-за его узких окон, что больше походили на бойницы. Что касается сцены, то она находилась в южном секторе круглой и огороженной невысоким забором деревянной танцплощадки. И поэтому солнце всегда светило либо в спину выступающих артистов, либо, когда оно заходило за горизонт, то подсвечивало левую сторону. И сейчас был тот самый момент. Оранжевые лучи нашего земного светила пробивались сквозь высокие деревья парка, и окрашивали всех танцующих горожан яркими и сочными красками. В кино такой свет называется режимным. Он быстро уходит, зато картинка, сделанная в этот волшебный час, отличается особой красочностью.
Всю эту специфику освещения данной локации мой мозг отмечал чисто автоматически. И больше всего меня волновало то, что чёрная «Волга» сотрудников КГБ перекрыла выезд с танцплощадки. Потому что плечистые парни с военной выправкой, пользуясь преимуществами своих служебных удостоверений, поставили машину около здания Гатчинского дворца, точно поперёк дороги. И теперь даже наш артистический автобус мог проехать лишь с их персонального разрешения. Зато такое правило не распространялось на мотоцикл. Он, промчавшись по аллеям, легко выскакивал на дорогу с любой другой стороны.
Тем временем Нонна со сцены пела «Страну удач», нашу забойную композицию номер два. И драйвовый ритм «Call Me» американской группы «Blondie», чего греха таить, был встречен местной советской молодёжью с большим воодушевлением, поэтому она прямо сейчас полностью отдавалась танцу. Татьяна Иваненко и Нина Шацкая с большим интересом смотрели на это шоу из-за боковой кулисы, роль которой исполняла метровая деревянная перегородка. Я в этот момент подпевал на бэке и играл на акустической гитаре, стараясь не испортить общую музыкальную гармонию, что создавали на своих профессиональных инструментах Толя Васильев, Сергей Лавровский, Лев Вильдавский и Женя Броневицкий, то есть весь будущий костяк «Поющих гитар». Кроме того Сава Крамаров задорно отплясывал на самом краю сцены, заводя своими комичными движениями местную публику ещё больше.
А вот Леонид Быков, Валерий Золотухин и Владимир Высоцкий в эти минуты, сидя в артистической палатке, мирно распивали бутылочку красного вина. Они на сегодня свою работу сделали, поэтому имели полное право на отдых. Только дядя Йося пока не отдыхал. Наш шустрый концертный директор, расплатившись с актёрами за творческие встречи, сейчас бегал за сценой с дикими и выпученными глазами. Это значило, что билетов на танцевальный вечер было продано намного больше, чем ожидалось, и эти деньги теперь требовалось довезти до Ленинграда в целости и сохранности.
— Феллини, Феллини, — услышал я его тревожный шёпот, пока Нонна исполняла зажигательный припев.
— Не хныыычь, не плааачь! — пропел я в микрофон и посмотрел на встревоженное лицо дядя Йоси. — В стране удааач! — спел я ещё раз и уже тогда, сделав несколько танцевальных движений, и далее продолжая пританцовывать, вышел за кулисы. — Ну? — прошипел я. — Я как бы тут пытаюсь петь.
— Выручай, — взмолился дядя Йося. — Тут местная шантрапа денег хочет. Говорит, что делиться надо, дядя. В том смысле, что дядя — это я. В гробу я видел таких племянников.
— Тфу, — сплюнул я и, отдав акустическую гитару стоявшей рядом Нине Шацкой, пошагал на разборки. — Я же тебя предупреждал, найми охрану.
— Сволочи, суки, — пискнул он и спрятался за мою широкую спину, когда мы вышли к артистической палатке.
И около неё я застал следующую картину: пять пареньков разной комплекции о чём-то мирно беседовали с Леонидом Быковым и Владимиром Высоцким. Причём двое местных хулиганов выделялись на общем фоне широкими и коренастыми фигурами, и возможно имели разряд не то по боксу, не то по борьбе. Однако этой криминальной группой лиц заправлял невысокий и коренастый мужик, который имел множество наколок на пальцах и руках. Что это были за наколки, мне разглядеть не удалось.
— Леонид Фёдорович, — просипел он, обращаясь к нашему «Максиму Перепелице», — мы вас уважаем и никаких претензий к вам не имеем. Но вот этот дядя нам должен денег, — он кивнул на дядю Йосю.
— За это, как его, за работу на нашей территории, — поддакнул какой-то высокий и худой шнырь.
— Чтобы оплатить аренду танцевальной площадки нам требуется соответствующая документация, — прорычал я, начиная заводиться. Ведь Нона уже заканчивала «Страну чудес» и далее «О чём плачут гитары» должен был петь я.
— И какая тебе, борзый, нужна малява? — криво усмехнулся невысокий и коренастый главарь.
— Бумага, что подтверждает ваши права на владение этой «Турецкой площадкой», — снова рыкнул я. — И чтоб всё было чин по чину, мы пригласим вон тех товарищей из КГБ, — я указал в сторону чёрной «Волги», из которой вышло трое плечистых ребят. Они тоже заинтересовались возникшей конфликтной ситуацией. Оставался где-то в стороне ещё один их коллега. И скорее всего, он тусовался около сцены.
— Да, мужики, такие дела, мы здесь выступаем под патронажем комитета госбезопасности, — хитро усмехнулся Высоцкий. — Они за нами целый день катаются.
— Это наша охрана, — поддакнул Быков.
— Значит так, — наехал я, почувствовав, что местные хулиганы немного поднаделали в штаны, — нет бумаги, тогда идёте и решаете все вопросы с ними. Могу дать персональный телефон товарища Семичастного.
— Так бы сразу и сказали, — пискнул высокий и худой шнырь. — Мы не в претензиях.
— Заткнись, Сявка, — прошипел на своего шныря главарь шайки хулиганов и резким точным ударом пробил ему в печень.
Тот рухнул на землю и тут же тихо захныкал. А главарь смачно сплюнул и, развернувшись, побрёл в противоположную от сотрудников КГБ сторону. И его бандитская кодла тоже потянулась следом. Последним посеменил за своим вожаком высокий и худой шнырь.
— Хоть какая-то от них польза, — облегчённо выдохнул дядя Йося, покосившись на кагэбэшников. — Замучили просто.
— Просто мокрые штанишки оказались у мальчишки, — хмыкнул я и, услышав, как музыканты заиграли новую композицию «О чём плачут гитары», рванул на сцену.
Честно говоря, эти бандитские хари долго не шли из моей головы. И отрабатывая дальнейшую концертную программу, я немного опасался, что они снова вылезут, и по закону подлости сделают это в самый неподходящий момент. Между тем первая часть концерта подходила к концу, и я волновался всё больше и больше, потому что одно дело задумать побег, другое дело его реально осуществить.
— А теперь коронный номер нашей программы! — выкрикнул я в микрофон. — Самая известная в Ленинграде и его окрестностях композиция, которая называется «Смешной весёлый парень». Песня о том, что никогда не следует унывать. Музыка и слова будут сопровождаться зажигательным акробатическим танцем. Слабонервных прошу удалиться! — закончил я небольшую вводную, покосившись на сотрудника КГБ, который, уже не скрываясь, стоял впритык к сцене.
Затем я ударил по струнам, барабанщик Лавровский выдал короткую сбивку, а за ним грянули и все остальные музыканты: Броневицкий, Вильдавский и наш художественный руководитель Толя Васильев на электрогитаре. И я, дождавшись вступления, весело и задорно запел:
Смешной весёлый парень, ха-фа-на-на,
Играет на гитаре, ша-ла-ла-ла,
И на площадке летней, ха-фа-на-на,
Танцует вся округа, такие дела!
И все эти «ха-фа-на-на» и «ша-ла-ла-ла» подпевала за мной своим ангельским голоском Нонна, которая была необычайно хороша в обтягивающей фигуру белой водолазке. Кроме того чаще обычного стал посматривать на меня Сава Крамаров. Он всё так же пританцовывал на краю сцены, однако, судя по серьёзному лицу, уже морально готовился к своему рискованному побегу на мотоцикле.
Хэй, бросай хандрить, беги скорей сюда!
Танцевать, а не грустить, будем, будем до утра! — горланил я с большим воодушевлением.
И как только незамысловатый текст песни подошёл к концу и начался наш длинный инструментальный проигрыш, заголосил:
— Товарищи гатчинцы, большая просьба освободить в центре площадки маленький пятачок для смертельного танцевального номера!
Далее я подмигнул Толе Васильеву, которому наше бегство был не по душе, но так как перспектива закрытия ансамбля пугала гораздо больше, поэтому он грустно усмехнулся и занял моё место у микрофона. Я же быстро и решительно спрыгнул со сцены, затем поймал на руки Нонну, потом помог спуститься Саве Крамарову, и в таком составе мы стали пробираться через танцующую толпу на центр «Турецкой площадки».
— Товарищи, смертельный номер! Просьба разойтись на четыре метра! — заорал я, достаточно далеко удалившись от сцены.
И слава советской молодёжи, что народы попался понимающий, и через пять секунд мне высвободили небольшой пятачок. Однако прежде чем снять свою белую водолазку я прыгнул на центр этого пятака и сделал под зажигательную музыку «Ша-ла-ла-лы» один за другим три сальто назад, а затем показал прыжок с ног на руки и обратно. И уже потом моя мокрая от пота водолазка полетела в сторону Савы Крамарова.