— Один очень странный малый, — пробурчал я. — Я его вижу второй раз в жизни, и каждый раз мне не по себе. И завтра на разговор с Семичастным он поедет вместе с нами.
— Не понял, поясни? — заметно напрягся Кочарян.
— Представь, что в будущем нашим советским учёным удалось забросить человека сюда, в прошлое, — усмехнулся я. — Мы же первыми запустили человека в космос, вот и в прошлое тоже полетим первыми.
— То есть в настоящее? — ещё сильнее набычился он.
— Это, смотря с какой временной точки смотреть, — улыбнулся я. — Для него мы — прошлое. Конечно, полетит сюда не сам человек, как в машине времени, а всего-навсего одно сознание. Там мой знакомый заснул, а здесь в своём юном теле на несколько дней проснулся. Поверить в такое невозможно, я и сам в это не верю, но есть реальные факты, и этот странный товарищ их завтра предоставит.
— И зачем его сюда закинули? — спросил Кочарян, всё ещё не понимая, шучу я или нет.
— Чтоб мы не сбились с тернистого пути построения развитого социализма и коммунизма, — прорычал я. — Расслабься, Левон Суренович, и не забивай себе голову пустыми вопросами. Если верить мировой истории, то пророки — это не такая уж редкость в нашем мире.
Кочарян, удивлённо приоткрыл рот, намереваясь ещё что-то спросить, но тут закончился озорной твист и музыканты заиграли приятную медленную мелодию. И я поспешил на танцевальную площадку, чтобы какая-нибудь «горилла» не пригласила на медлячок мою красотку Нонну. Однако первым до моей ненаглядной красавицы добрался Высоцкий и, когда я подошёл ближе, с большим желанием устроить скандал, то меня пригласила на танец Татьяна Иваненко. «Многоженец», — прошипел я про себя, приобняв Татьяну.
— Ревнуешь? — захихикала Иваненко.
— Есть немного, — согласился я. — Кстати, забыл поблагодарить, вы тогда Савкой Крамаровым нас здорово выручили.
— Пустяки, мы просто покатались на мотоцикле, — грустно улыбнулась она. — А я что-то совсем потеряла веру в свои силы. Съездила с вами на гастроли, посмотрела, как вы работаете с публикой, как легко держите зал, и у меня появилось столько комплексов и сомнений, а смогу ли я так же?
— Не Боги горшки обжигают, — хмыкнул я. — У нас у всех полно этих комплексов. Главное найти в себе силы и сказать им волшебное слово — «ша», и идти вперёд. Когда в следующий раз поедем на встречу со зрителями, обязательно напишу тебе какую-нибудь миниатюрку. Ведь я теперь твой должник.
— Когда теперь этот раз будет? — с грустью спросила Татьяна Иваненко.
— Скоро, очень скоро, — кивнул я.
И вдруг к нам в танце подплыли Наталья Селезнёва и Лев Прыгунов, и Наталья бойко объявила смену партнёра. После чего Лёва забрал себе Татьяну, а мне оставил высоченную Наташу. Кстати, в «Операции „Ы“» в сцене, где Шурик и Лида в самой концовки целуются, актёра Александра Демьяненко пришлось ставить на специальную подставку, чтобы уровнять их рост.
— Ха-ха-ха, — неожиданно игриво захихикала Селезнёва. — Слушай, Феллини, у Гайдая благодаря тебе я снялась. Мы даже черновой монтаж уже закончили. А что дальше, что потом?
— Суп с кротом, — проворчал я, и Наталья снова прыснула от смеха.
— Нет, ну правда?
— Я думаю, что скоро на телевиденье объявят о съёмках новой передачи, и тебе стоит сходить на фотопробы, — недовольно пробурчал я, так как мне совсем не хотелось прослыть этаким предсказателем. Потому что из-за стремительных слухов в артистической среде я рисковал получить целую очередь из актёров и актрис, жаждущих успеха и славы.
— А что за передача? — затараторила Селезнёва.
— Кордебалет в срамных платьях, — прошипел я. — Поэтому пойдешь к фотографу, снова надень купальник. Шучу, — буркнул я, заметив, что с лица девушки слетела благожелательная улыбка. — Не знаю, что за передача. Будет что-то с песнями, плясками и юмористическими польскими миниатюрками.
— Смена партнёра! — объявила Нонна, чуть ли не силой подтащив к нам Высоцкого.
Однако в этот самый момент музыка смолкла, и вместо мелодичного фокстрота зазвучал заводной рок-н-ролл. Я же приобнял Нонну и, предложив ей пойти погулять, повёл с танцпола, в подсвеченную фонарями, аллею парка «Эрмитаж». И здесь нам компанию составили Лёва Кочарян с супругой Инной Крижевской и Сава Крамаров со своей новой подружкой.
— Феллини, — окликнул меня Крамаров, — мне Танька уже шепнула, что ты ей пообещал написать какую-то миниатюрку. А мне когда что-то новенькое настрочишь?
— Когда всем, — проворчала вместо меня Нонна. — Ты, Сава, сам подумай, мы тут живём как подпольщики. Вот когда выберемся, тогда и миниатюрками займёмся.
— И кино начнём снимать про разведчиков, — поддакнул Кочарян. — А ты, Феллини, мне все боевые сцены поставишь, договорились?
— Все не смогу, — хмыкнул я. — Для трюков с машинами, мотоциклами и лошадьми нужны совершенно другие специалисты.
Последнее слово я произнёс нараспев, потому что почувствовал на себе болезненный как игла и ненавидящий всё живое взгляд. Мысль о моём странном противнике, которого я никогда не видел лицо, тут же посетила мой мозг. К этому дню я лишь знал одно, что зовут его — Артём Егоров или просто Егор. А ещё он будущий московский олигарх. Кстати, ничего не имел и не имею против олигархов, если их капитал сделан относительно честным трудом и помогает экономическому развитию своей родной страны. Как говорил Остап Бендер: «Раз в стране бродят денежные знаки, значит, должны быть люди, у которых их очень много».
И в эту самую секунду я резко обернулся в сторону самого укромного уголка сада «Эрмитаж», и на какое-то мгновенье мой намётанный «телевизионный» глаз, который способен различать как кривые склейки, так и микропланы, выхватил чьё-то безобразное и уродливое мурло. Неизвестное науке существо тут же скрылось за деревьями, а я, напугав своих спутников, бросился вдогонку. И первую же попавшуюся на пути скамейку перемахнул одним высоким прыжком. А дальше, оказавшись в потёмках, я встал как вкопанный. Во-первых, бежать куда-то сломя голову по темноте — было себе дороже. А во-вторых, в нос ударила какая-то жуткая вонь.
Лишь через пять секунд, когда рядом со мной появился Лёва Кочарян, у которого был фонарик, я понял, чем это так истошно воняло. Под ногами в свете карманного фонарика мы вместе увидели разорванное на части тело какого-то бедного бродячего пса. Честно говоря, рвотные позывы мне удалось сдержать с большим трудом.
— Мать твою, — прошептал Кочарян. — Девочки, не ходите сюда! — крикнул он в сторону аллеи.
— Это что такое? — пролепетал Сава Крамаров, который также присоединился к погоне. — Какая же собака это сделала?
И вдруг в темноте где-то за деревьями мелькнула большая чёрная тень. Этот сгусток тьмы с такой скоростью пронёсся в направлении садовой ограды, что я немного опешил.
— Лёва, посвети туда! — с жаром прошептал я.
Однако когда луч фонарика наткнулся на садовую ограду, за которой текла мирная городская жизнь, этого существа уже не было.
— Увидел что-то? — шепнул Левон Кочарян.
— Показалось, — соврал я.
— А помнишь, ты рассказывал про оборотня? — пихнул меня в плечо Крамаров. — А вдруг у нас в Москве завёлся свой оборотень?
— Сава, это была деревенская байка, — прошипел я. — Страшилка для детей. Нет на свете никаких оборотней, пошли. Нужно сказать администрации, вдруг тут бешеные собаки завелись.
— Бедная псина, — сказал, тяжело вздохнув Кочарян.
На следующий день в четверг 17-го сентября прогулочный речной теплоход марки «Москвич» медленно полз навстречу с председателем КГБ СССР товарищем Владимиром Семичастным. И пассажиров на этой двухпалубной 27-метровой посудине было трое: начинающий мосфильмовский режиссёр Левон Кочарян, необычный «гость из будущего» по имени Иннокентий, и я, тоже в каком-то роде режиссёр. Левон заметно волновался и подозрительно косился на нашего необычного спутника. А Кеша в свою очередь сидел за отдельным столиком и что-то не переставая строчил химическим карандашом на листке бумаги для печатной машинки. И вид у него был такой, словно он каждый день ездит на встречу к товарищу Семичастному. Лично мне не давало покоя вчерашнее дикое происшествие в саду «Эрмитаж». Я даже ночью дважды просыпался, потому что видел во сне эту перекошенную злобой человеческую образину.
«Чёрт, — выругался я про себя, — тут судьба Советского союза решается, а я всё думаю о вчерашнем оборотне. Тьфу! Нет оборотней! Нет! Нет! И нет! Это деревенские сказки моего дедушки. Просто какой-то москвич сошёл с ума и стал охотиться на бродячих собак. Всё, тема закрыта».
— Феллини, ты ему доверяешь? — в седьмой раз спросил меня Кочарян, кивнув на совершенно спокойного Иннокентия. — Ты вообще давно с ним знаком? Давай пока не поздно, ссадим его с корабля?
— Лёва, не суетись, — улыбнулся я. — За то, что этот Кеша участник секретного эксперимента, я ручаюсь. Он — наше неоспоримое доказательство. Да и не ссадим мы его.
— Это ещё почему? — зашипел он.
«Потому что есть у меня такое предчувствие, что на эту встречу мы уже едем не в первый раз, — хмыкнул я про себя. — И наверняка в какой-то из „дней сурка“ мы товарища Иннокентия уже ссаживали с теплоходика». В подтверждение моих крамольных мыслей Кеша оторвался от своей рукописи и весело подмигнул нам.
— Почему-почему? — пробурчал я. — Потому что гладиолус. Ты вино взял? Фрукты достал? Вот чем мы будет угощать дорогого товарища Семичастного? Ты каждые день встречаешься с председателем КГБ? Ты кино хочешь снять про разведку или как?
— Вино? Фрукты? — опешил Кочарян. — Что ж ты мне раньше-то молчал? Я бы такие достал гранаты, ты просто не представляешь!
— Да шучу я, — сказал я совершенно серьезным тоном, когда по левую сторону от нас стали проплывать башни московского Кремля. — Не буде он пить наше вино и есть наши гранаты. А вот кофе нам бы не помешал.
— Вот кофе я достану, за кофе я ручаюсь! — обрадовался Левон и побежал к капитану нашего теплохода.