Подавленные, мы поплелись к складу. Пока я приспосабливал его под жилье, Федя ушел на пожарище. Прибежал он взволнованный.
— Дядя Степа, на берег выбросило лодку!
Я выбежал из сарая. Снежная пелена скрывала горизонт.
Волны то выбрасывали резиновую лодку на берег, то снова стаскивали ее в воду. Без людей она не тонула. В каком-то ее отсеке оставался воздух. Я смотрел на море. Где-то на соседнем острове помещалась база военных моряков. У них есть рация. А что если… ведь все наши метеоприборы уцелели!
До соседнего острова не так далеко.
Я решил посоветоваться с Федей, а главное — загрузить его работой, отвлечь, занять… Я ни минуты не давал ему быть без дела.
Мы принялись за починку лодки. Растворив в бензине кусочек каучука, который я отодрал от своей подошвы, мы сделали резиновый клей. Наложили четыре заплаты.
На лодке были повреждены и переборки между отсеками, но я решил их пока не чинить.
Потом я послал Федю на метеоплощадку. Он снял самописцы, термометры и другие приборы, залез на столб и снял флюгарку. Все это мы решили взять с собой, чтобы оборудовать метеоплощадку около базы военных моряков.
Спустя сутки я испробовал лодку у ледяного припая.
Измученный, Федя спал.
На рассвете, если в море будет достаточно льдин, чтобы хоть немного унялись волны… и если их будет не слишком много, мы тронемся в путь.
Я уснуть не мог, все думал, имею ли я право рисковать жизнью мальчика? Не лучше ли сидеть на острове и ждать помощи.
Я бродил по пожарищу. Вот кухонная плита. Около нее, напевая бывало украинские песни, хлопотала Мария Семеновна. Вспомнился Иван Григорьевич. Как поступил бы он на моем месте? Конечно, решился бы плыть.
Надо известить штаб навигации о том, что произошло. И главное — надо немедленно возобновить работу метеостанции в этом районе. Это нужно летчикам, морякам!
Дул резкий ветер. В небе бродили облака. Разгулялся сильный прибой. В редкие минуты, когда выглядывало солнце, над камнями в мельчайшей водяной пыли загоралась радуга.
Я разбудил Федю. Он жмурился и ничего не мог понять.
— Собирайся, поплывем.
Федя вышел из сарая. Пусть выплачется.
Прощаться с могилой мы ходили вместе. Стояли молча без шапок и оба клялись отомстить врагу.
Федя нарвал мху, карликовых цветочков и положил их на холмик.
Весла у нас сохранились от старой шлюпки. Мы приспособили их к трофейной лодке и отплыли.
Лодка была изрядно загружена нашим багажом.
Кроме метеоприборов, мы взяли провизию и оружие.
Федя сидел на руле, а я греб. Самое трудное было — отплыть от берега. Лодочка наша то проваливалась вниз, то взлетала на гребень волны.
— Как на качелях! — крикнул я. Хотелось мне подбодрить мальчика.
Федя даже не отозвался на шутку. Бедняга! Держался он молодцом.
Все же мы отгребли от берега. Качка стала меньше, а может быть, мы просто привыкли к ней… Этот мальчишка был прирожденным моряком. Я не знаю, кто из его сверстников выдержал бы такую качку. У меня и то помутилось бы в голове, если бы я не сидел за веслами. Ничто так не помогает при качке, как работа.
Выйдя из полосы прибоя, я стал грести медленнее, чтобы сохранить силы на весь переход.
Некоторое время около лодки плыла нерпа. Она высунула голову из воды и смотрела на нас. Стрелять я не стал: все равно мы не смогли бы взять ее с собой.
Островок удалялся. Тоненькая радиомачта то появлялась, то исчезала. Шел мелкий снег, Льдины встречались чаще. Мы легко огибали их, и я начал думать, что все это не так уж страшно. К тому же, ветер переменился и стал попутным. Я рассчитывал еще засветло добраться до острова, переночевать на берегу, а назавтра обогнуть остров и дойти до базы.
К полудню сказалась усталость. На руках появились мозоли, скоро они превратились в кровавые. Однако нужно было грести.
Ветер снова переменился и стал дуть нам вбок. Я предпочел бы даже встречный ветер. Боковой был особенно неприятен. Волны били в низкий борт. Лодку заливало, и Феде все время приходилось откачивать воду. Против волн идти было невозможно. Мы сбились бы с курса. К тому же, нас могло пронести мимо острова, к которому мы направлялись.
Небо опустилось почти к самой воде. То и дело налетали снежные заряды. Издали они казались огромными косыми столбами и походили на сказочных великанов, которые, нагнувшись вперед, вброд переходили море.
Когда налетал заряд, серая мгла скрывала все вокруг. Волны бесились. Каждое мгновение на нас могла наскочить блуждающая льдина и распороть лодчонку.
С болезненной остротой чувствовал я свою ответственность за жизнь мальчика. Чтобы отвлечься, я стал расспрашивать его о родственниках на Большой Земле.
Федя вдруг заявил, что останется со мной в Арктике до тех пор, пока не вырастет и не сделается моряком.
Оттого, что мы так уверенно говорили о нашем будущем, нам было легче плыть. Развлекая мальчика, я фантазировал:
— Вот если бы отгородиться как-нибудь от идущих с севера льдов! Если бы льды не попадали на судоходную трассу, вот здорово было бы! Молодой годовалый лед, который появляется здесь каждую зиму, нашим ледоколам не страшен. Они могли бы плавать круглый год. Беда в тяжелом паковом льду, который пригоняют ветры.
Мальчик слушал меня внимательно, но недоверчиво.
— Я, дядя Степа, когда вырасту, стану капитаном. Мне на льды наплевать, — сказал он низким голосом и сплюнул.
Льды не заставили себя ждать. Они пожаловали к нам.
Когда льдины проплывали совсем близко, был слышен плеск воды. Это волны разбивались о лед.
Льдин становилось все больше и больше.
Покачиваясь, проплывали они мимо, грозя задеть нас.
Пришлось бросить весла. Я стоял на коленях и веслом отталкивался от напиравших льдин. Лодочка медленно поднималась вверх вместе со всей громадой окружавших нас льдов. Потом так же медленно опускалась…
Я заботился лишь о том, чтобы льды не раздавили нас. О выборе направления теперь нечего было и думать.
Вдруг показался остров. Нас проносило мимо него.
Я стал отчаянно прорываться к берегу. Но льдины были сильнее нас… Я не смел взглянуть на мальчика, но все же пересилил себя. Федя стоял в лодке и, так же упорно как я, отталкивался от льдин веслом.
Вокруг все было бело от льдин… Откуда их принесло столько? Они уже распороли в одном месте обшивку нашей лодочки. Лодка дала течь. Счастье наше, что водой заполнился только один отсек и как раз тот, который не был пробит пулей.
Лодка глубоко осела. Федя вычерпывал воду.
Я уже решил выбираться на ближайшую льдину. Лодочка каждую минуту могла затонуть.
Резина омерзительно скрипела, как мяч, по которому проводят ладонью. Льдины терлись о борта.
Мы видели мыс острова. За этим мысом база. Виднелись даже домики. Они удалялись…
— Дядя Степа, что это стучит? — вдруг спросил мальчик.
Я ничего не слышал, у меня стучало в висках от усталости.
— Стучит, стучит, — настаивал мальчик.
Я прислушался. Да, над водой разносился ровный стук мотора.
— Катер.
Неужели это катер? Я не знал, что он есть на военной базе! Неужели нас заметили? Ну, конечно, заметили! Ведь моряки непрерывно наблюдают за морем. У них сильные бинокли.
Я сбросил с себя ватную куртку, прикрепил ее к веслу и стал размахивать над головой. Стало жарко, лоб у меня покрылся потом, бороду запорошило снегом.
Катер! Катер! Мы еще не видели его, но слышали, определенно слышали!
Федя верил в помощь. И он был прав, этот славный мальчик! Скоро мы увидели катер. Он дошел до сплоченного льда и стал пробираться между льдинами. Остров удалялся от нас, но теперь это уже не пугало.
Катер подошел к нам. Моряки спрыгнули на льдину… Побежали.
Я долго не мог говорить от усталости. А Федя мужественно рассказывал, что и как произошло. Только о родителях он ничего не сказал… Моряки и так все поняли.
Матросы бережно перенесли на катер наши метеоприборы, забрали и трофейную лодку, критически рассматривая ее.
Метеоплощадку мы с помощью моряков разбили на новом месте, невдалеке от жилого дома. Старший лейтенант выделил мне в помощь старшину. Федя стал моим неизменным помощником, и мы втроем в течение нескольких месяцев несли регулярную метеовахту».
Степан Федорович кончил свой рассказ. Мы смотрели на сверкающие льды. Я старался представить себе между ними крохотную резиновую лодочку.
— А как же подводная лодка? — спросил я. Степан Федорович оживился.
— Попалась… Попалась в архипелаге, как в сети. С севера подошли льды. Немцы их боятся. На восток идти, еще дальше от баз, — гибель. А назад прорваться не могут: наши катера-охотники путь отрезали. Неделю метались. Не рады, наверно, были гитлеровцы, что забрались в полярные воды…
Тут еще проливы между островами льдом забивать стало. Побоялись фашисты подо льдом остаться. Всплыли. Тут ее наши морячки с наблюдательного пункта заметили, как недавно нас с Федей. Послали несколько хороших снарядов. Больше не понадобилось.
Пора было идти на полярную станцию. Выгрузка кончалась. Мы возвращались со Степаном Федоровичем, и мне казалось, что я знаю его давно, давно.
— Вот и покидаете вы нас, — сказал он. — Скоро Борис Ефимович поведет своего «Седова» через сплоченные льды.
Любовь
— Только на «Георгии Седове» возможно такое необычайное положение, — говорил капитан Борис Ефимович, — когда на одном пароходе люди едут в разные стороны. Вас интересует, как это может быть? Очень просто. Бегает наш корабль без устали от одного острова к другому, доставляет продовольствие, уголь, оборудование, заменяет зимовщиков. Вот и получается, что одних полярников он с острова снял и везет на Большую Землю, а других еще только доставляет с Большой Земли на острова. Так и путешествуют на нем пассажиры: одни в Арктику, другие из Арктики… А живут в соседних каютах. Порой из-за этого получаются запутанные положения.
Мы поняли, что Борису Ефимовичу хочется что-то рассказать, и стали просить его об этом.