— Пошла, — согласилась Ирка, повернулась и двинулась дальше по дороге к выходу из балки.
— Стой, Хортица, стой, кому говорю! — раздался сзади задушенный полушепот-полувопль, и было в нем такое отчаяние, что Ирка невольно обернулась:
— Ну что еще?
Вцепившись в забор обеими руками, Лада глядела на Ирку — и на лице ее было написано встревожившее Ирку разочарование… словно Лада и впрямь ожидала, что Ирка прилетит к ней на ветку.
— Ладно, сейчас сама спущусь, — неохотно сказала Лада. — Только тихо, родаков моих разбудишь. — И она исчезла.
— Можно подумать, это я тут переговоры на всю улицу затеяла, непонятно о чем, — зло пробормотала Ирка.
Калитка с тихим скрипом отворилась, и, оглядываясь на погруженный в темноту дом, Лада выскользнула на улицу. Остановилась, уставившись на Ирку сверху вниз.
— Чего надо-то? — прервала затянувшееся молчание Ирка. — Говори давай, а то я спешу!
— Я все про тебя знаю, Хортица! — выпалила Лада.
— Да? — вздернула брови Ирка. — И какой у меня любимый цвет?
— Мне плевать на твой любимый цвет! — окрысилась Лада. Помолчала… Поглядела на Ирку настороженно — так смотрит человек, когда и хочется что-то сделать, и понимает, что это небезопасно. Глубоко вздохнула и, как в омут головой, выпалила: — У меня творог остался под языком!
Ирка немножко подумала, переваривая это заявления… И, наконец, осторожно предложила:
— К врачу сходи. Только не знаю — к ухо-горло-носу или психиатру, — добавила она.
— Кончай прикалываться! Творог остался под языком, и я залезла на крышу! — объявила Лада и поглядела на Ирку с неприкрытым торжеством.
— Это что, флэш-моб такой? — предположила окончательно замороченная Ирка. — Идиотский какой-то — откуда народ узнает, что, когда вы лазаете по крышам, у вас полный рот творога? Или вы им вниз плевались?
— Хортица! — Лада начала злиться. — Ты придурочную из себя не строй! Я даже в библиотеке была…
Ирка поняла, что с нее хватит. Если она еще немножко постоит на темной предутренней улице с этой прибацанной, в супермаркете все свежие булочки зачерстветь успеют!
— Лада, — сказала Ирка. — Я, конечно, понимаю, что факт посещения тобой библиотеки — он очень важный, а главное, редкий, и запомнился тебе на всю жизнь, но… В общем, я все-таки пошла.
Ирка повернулась и пошла. Сзади послышался топот; Лада вынырнула у нее из-за спины, забежала вперед и стала поперек дороги.
— Борзеешь, мелкая? — угрожающе сощурив глаза, поинтересовалась Лада.
Ирка ухмыльнулась. «А ведь если я сейчас опять укушу Ладу за нос, так, пожалуй что, и отгрызу», — подумала Ирка.
— Ты или говори, чего тебе надо — чего ты меня сегодня с утра пораньше караулишь, или отвали, — устало предложила Ирка.
— Я тебя не сегодня караулю, я за тобой уже давно наблюдаю! — объявила Лада. — Я еще до той змеи с руками подозревала, что с твоим домом нечисто, а уж как змею нашли, поняла — так и есть!
«Змея с руками» — это уже серьезно. Королевская кобра, способная превращаться в женщину, убийца на службе драконицы действительно умерла на подходах к Иркиному дома. Убила ее, правда, не Ирка, но какая разница! Искореженную тушку «змеи-мутанта» все равно видело слишком много народу[7].
— При чем тут я…
Теперь уже ухмыльнулась Лада.
— В мае ты пропадала — твоя бабка по соседям бегала, тебя искала, — загнула один палец Лада. — Потом вернулась…
— Ну и что особенного? Меня бабка достала, вот я из дома и…
Но Лада не позволила себя перебить:
— Потом у вас на огороде зеленые огни полыхали и клубнику пожгло. В июне по всей балке грохот стоял, а утром у всех все нормально, только у вас забор повален, по саду будто слон топтался, и все песком и землей засыпано. В сентябре пьяный дядя Вася из седьмого дома стал рассказывать, что чупакабру видел — то ли человека, то ли собаку. И опять возле твоего дома! А еще летать что-то стало! То поменьше, темное, то побольше, серебристое! И ты говорила, мужики в средневековых кольчугах к Богдановым родителям на фестиваль исторического фехтования приезжают, а я ведь Богданового отца спрашивала! Никаких фестивалей у нас в городе за последний год вообще не было. И никто к ним не приезжал!
Ирка досадливо прикусила губу — она не заботилась как следует заметать следы, в полной уверенности, что в их балке никому ни до кого нет дела, тем более до девчонки-школьницы, живущей в самом зачуханном домишке вместе со склочной бабкой. А оказывается, Лада за ней с мая следит!
— Я сперва в Интернете пошарила, а потом даже в библиотеку пойти пришлось! — Лада явно считала это ну о-очень большой жертвой. — И нашла! Там один древний дядька, из девятнадцатого века, писал, как надо на Масляной неделе ночью положить творог в рот — только не глотать! Я всю ночь не спала, чтоб не проглотить! — Лада поглядела на Ирку с упреком, похоже, обвиняя ее в своей бессонной ночи. — Потом залезть на крышу — и сразу видно будет, где поблизости ведьма живет! Я на крышу залезла, а твоя, Хортица, развалюха зеленым огнем полыхает! Как будто ты иллюминацию у себя завела, как в американских фильмах про Рождество, только без оленей!
— Может, и завела… — мрачно буркнула Ирка.
— Ага, такая иллюминация, что я творог выплюнула — она сразу погасла! — издевательски кивнула Лада. — Или она у тебя от творога работает…
Ты гляди — она еще и шутит!
— Или ты, Хортица, — ведьма! — закончила Лада и торжествующе уставилась на Ирку.
— Никакая я не ведьма, — пробурчала Ирка. А что еще в такой ситуации скажешь?
— Ага, а заклинания кто читал? На непонятном языке? Ну, когда я тебя окликнула… — фыркнула Лада.
— Какое еще… А, это… Это не заклинание, это стихи! На английском…
— Ври больше! Нормальные люди стихов не читают! — с полной убежденностью объявила Лада. — Да ты не парься, Хортица! Не сдам я тебя в эту, как ее… экспозицию? Ну которая вами, ведьмами, занимается?
— Может, в инквизицию? — приподняла брови Ирка.
— Во-во! — согласилась Лада. — Сделаешь для меня кое-чего, и все, свободна! — Лада полезла в карман куртки и вытащила оттуда сверток в газете. — Я еще вчера хотела тебя укараулить, но за тобой всю ночь мужик с мечом по саду гонялся… — Лада захихикала. — Я поняла, что ты занята очень… Короче! Я была на этом… предварительном кастинге на следующую «Фабрику». — Лицо у Лады стало трагическим.
Все понятно.
— И нечего лыбиться! — вскинулась Лада. — Я там одному из жюри даже понравилась! Он сказал, во мне что-то есть!
— Что именно — не уточнял? — серьезно поинтересовалась Ирка.
— Но там все другой решает, толстый такой, противный… А он сказал, он сказал… — Лада всхлипнула. — Что я пою, будто беляши на рынке рекламирую, а по сцене двигаюсь, как в подъезде непонятно чем занимаюсь…
Ясно. Толстый, противный, хамло к тому же первостатейное, но похоже, уши и глаза имеются.
— Не понравилась я ему! — подвела итог Лада, и голос ее звучал не расстроенно, а скорее мстительно. — А я хочу петь! Я хочу стоять на сцене — вся такая в длинном платье с голой спиной и в перчатках со стразиками — и петь «Я за тебя молюсь!». Так что — на! — она сунула газетный сверточек Ирке в руки.
— Что это? — подозрительно спросила Ирка.
— Ты разверни, разверни!
Ирка пожала плечами… и осторожно приподняла край газеты. Сверток развернулся сам, словно только и ждал этого. В мятой газете лежали… мужские носки. Серенькие. С бледно-лимонной полоской по краю. С уже сильно протертой пяткой.
— Я целых сто баксов горничной в гостинице заплатила! — улыбаясь, как сумасшедшая, выпалила Лада. — Чтоб она его носки добыла! Ношеные!
— Чувствую… — согласилась Ирка, старательно держа сверток на расстоянии вытянутой руки. Мужик из «Фабрики» и впрямь был противным — воняли носки оглушительно. Или он их не менял никогда? — И на фига тебе такая радость за такие деньги?
— Я в той же книжке у древнего дядьки вычитала! — радостно объявила Лада. — Способ, правда, больше насчет любви, но и для кастинга, думаю, сойдет! Если ты кому не нравишься — а хочешь, чтоб нравилась! — надо взять его грязные онучи… ну это обмотки такие, под лапти, только онучей сейчас никто не носит, носки вместо них будут… — авторитетно пояснила Лада. — И отнести к ведьме! Ведьма их отстирает, а я воду после стирки… — Лада поглядела на носки в свертке — даже в темноте было видно, что она слегка побледнела, но твердо и решительно закончила: — Выпью! И снова на кастинг пойду.
Ирка поглядела на носки. На Ладу. Снова на носки. И протянула сверток обратно соседке:
— А может, ты их так, без меня, всухую пожуешь?
— Издеваешься? — прошипела Лада. — У меня жизнь пропадает…
— Если я тебе носки не постираю? — перебила ее Ирка. — Собственно, даже не тебе…
— Не выпендривайся, Хортица! — нагибаясь к самому Иркиному лицу, процедила Лада. — Если ты, ведьма, мне этого главного в жюри не того… не пристираешь… я тебя… Я про тебя всем расскажу!
— Лада! — перебила ее Ирка. — Ну головой подумай! Если я на самом деле ведьма, стану я со стиркой возиться? Гораздо проще тебе язык узлом завязать. Навсегда, — равнодушно закончила она.
Лада невольно попятилась.
— Ты… Ты не вздумай! Я… Я писать умею! Надо будет, все про тебя напишу куда следует! — предостерегающе-испуганным тоном выдала Лада.
— Значит, еще и руки покорчу, — согласно кивнула Ирка и, чтобы пояснить, что она имеет в виду, выразительно скрючила пальцы и вывернула руку, как старый древесный корень.
Лада тихонько пискнула — как придавленная котом мышь — и уставилась на Ирку широко распахнутыми, полными ужаса глазищами.
— Да не дергайся ты! — махнула на нее рукой Ирка. — Не умею я ни язык узлом завязывать, ни руки корчить… — Чистая правда, узлом завязывать не умеет, только высушивать, и руки тоже… Разве что паралич навести. — Но и со стиркой тоже помочь не могу. — Ирка попыталась вернуть сверток Ладе, но та стояла неподвижно, словно паралич ее уже разбил. Тогда Ирка наклонилась и положила носки на тротуар. — Попробуй сама. Добавь немного Fairy для аромата…